Женщина. Ты что?! Как тебе не стыдно!
Мужчина. А чего? Хватит уже, пошли. Простудимся еще.
Женщина. Какой ты противный! Тебе со мной скучно, да?
Мужчина. Да нет, вспомнил кое-что.
Женщина. Что?
Мужчина. Куры завтра нестись должны. Вспомнил - ну и забеспокоился, сама понимаешь.
Женщина. В каком смысле?
Мужчина. Ну так, вообще.
Женщина. Ты меня больше не любишь, да?
Мужчина. Ладно, ладно, пошли. Последняя электричка уйдет.
Женщина (встает и в упор глядит на него). До чего ж у тебя галстук уродский.
Мужчина молча подталкивает ее в спину, и они удаляются.
Старуха. Ну вот, ожили.
Поэт. Нет, не ожили - просто фейерверк погас.
Старуха. Ошибаешься. Уж я-то знаю, какие у людей лица, когда они оживают. Слава Богу, насмотрелась. Такая на этих лицах появляется скука. И я люблю наблюдать эту перемену... Давным-давно, когда я была молода, я чувствовала себя по-настоящему живой, только когда со мной приключалось нечто необычайное. Мне казалось, что я живу лишь в те мгновения, когда забываю обо всем на свете. Но потом я поняла свою ошибку. Да, бывают минуты, когда мир предстает уютным и гостеприимным, когда чахлые розочки кажутся размером с купола, а голуби вдруг заворкуют человечьими голосами... И люди все становятся милыми и приветливыми, и вдруг находишь на полке вещь, которую искала десять лет, а все встречные девушки похожи на принцесс. Так ведь? И на засохшем розовом кусте вдруг распускаются цветы... Всех этих глупостей когда-то вкусила и я, но теперь мне ясно, что в такие мгновения я просто была мертва... Чем дешевле вино, тем быстрее пьянеешь. А как напьешься - льешь слезы умиления. Вот и я лила сладкие слезы, а сама в это время не жила... С тех пор я всегда трезва. Потому и прожила на свете столько лет.
Поэт (насмешливо). Ну и в чем же смысл твоей жизни?
Старуха. Смысл жизни? Опять шутишь? Да просто в том, чтобы жить. Я не из тех ослов, что бегут за висящей перед носом морковкой. Ну а что вообще бегу - так то закон природы.
Поэт. Ты - такой осел, который бежит и не смотрит по сторонам.
Старуха. Да, и не отводит глаз от собственной тени.
Поэт. Но на закате тени делаются такими длинными.
Старуха. Они просто искажаются. А стемнеет - и вовсе исчезают.
Во время их разговора парочки одна за другой уходят.
Поэт. Скажи, старуха, кто ты?
Старуха. Когда-то меня звали Комати.
Поэт. Как-как?
Старуха. Я была прекрасна, но все мужчины, называвшие меня прекрасной, умерли. И теперь я знаю: мужчина, который назовет меня прекрасной, обречен на смерть.
Поэт (смеется). Ну, мне это не грозит. К счастью, я познакомился с тобой слишком поздно.
Старуха. Да, тебе повезло... Такой несмышленыш, как ты, наверняка считает, что красавица, состарясь, становится уродливой каргой. Так? О, как ты ошибаешься, мальчик. Красавица остается красавицей всегда. Я теперь уродлива - но все равно я красавица, только уродливая красавица. Когда все называют тебя прекрасной и ты живешь с этим семьдесят, нет, восемьдесят лет, глупо и скучно начинать убеждать себя, что ты некрасива, что ты, оказывается, не красавица, а нечто иное.
Поэт (в сторону). Ну да, ну да. Представляю, какой тяжкий груз знать, что когда-то давно ты была красива. (Старухе.) Понятно. У мужчин то же самое: раз побывав на войне, они всю жизнь только об этом и говорят. Конечно, конечно, я верю, что ты была прекрасна...
Старуха (топнув ногой). Не была, не была! Я и сейчас прекрасна!
Поэт. Ладно, договорились. Расскажи-ка мне лучше про старые времена. Про свою юность - девяносто, нет, восемьдесят лет назад.
Старуха. Восемьдесят лет назад... Мне шел двадцатый год. Да, как раз тогда за мной ухаживал один генерал-майор из Генерального штаба...
Поэт. Ну вот, представь, что я этот самый генерал, как там его?
Старуха. Не болтай глупостей. Куда тебе до него... Я сказала ему: "Вы должны приходить ко мне сто вечеров подряд, и тогда я внемлю вашим мольбам". И был вечер - наше сотое свидание. Мы танцевали в самом модном салоне, он назывался "Олений крик". Потом, разгоряченные, вышли в сад и сели на скамейку...
Тихо возникает мелодия вальса, постепенно усиливаясь. Черный занавес сзади раздвигается, и виден силуэт салона "Олений крик", размытый, как на старинной фотографии.
Старуха. Смотри, а вон и тогдашняя "золотая молодежь". Превульгарнейшая публика!
Поэт (всматриваясь в правую часть сцены). Неужели? А с виду такая блестящая компания.
Старуха. С виду-то да. Ну же, давайте вальсировать, не будем от них отставать!
Поэт. С тобой? Вальсировать?
Старуха. Не забывай - ты ведь генерал.
Они кружатся в вальсе. К ним присоединяются еще три пары, одетые по моде эпохи Рокумэйкана. Музыка кончается. Все собираются вокруг Старухи.
Дама А. Госпожа Комати, сегодня вы еще очаровательней, чем всегда!
Дама В. Я лопну от зависти! Где вам сшили такое платье? (Трогает старухины лохмотья,)
Старуха. В Париже. Мерку с меня сняли здесь, а сшили там.
Дамы А и В. О, какой шик!
Дама С. Да, это единственный выход. Японские портные - такие дикари.
Кавалер А. Увы, носить можно только заграничные туалеты.
Кавалер В. Мужского платья это тоже касается. Вы видели, в каком фраке нынче премьер-министр? Лондонская работа! Настоящее джентльменство бывает в одной лишь Англии.
Дамы, окружив Поэта и Старуху, весело болтают и смеются. Кавалеры садятся на скамейку.
Кавалер С. Ах, Комати! Чертовски хороша! Кавалер А. В лунном свете она еще красивее.
Кавалер В. Лунный свет вообще дамам к лицу. А Комати в лучах луны просто небожительница.
Кавалер А. Гордячка. Вот и распускают про нее всякие сплетни.
Кавалер В. Верджин, сиречь "девица", - всегда источник "скэндал", то есть будоражащих воображение слухов.
Кавалер С. А генерал-то наш как втрескался. Поглядите на его лицо. Дня три, поди, куска в рот не брал.
Кавалер А. М-да, службу забросил, ударился в нежные чувства. На него уж в Генеральном штабе косятся, да и ничего удивительного.
Кавалер С. А возьмется кто-нибудь обломать эту Комати?
Кавалер В. Амбишн, в смысле "желание", у меня имеется.
Кавалер А. Ну, амбишн-то, положим, я разделяю.
