- Если отнести письмо в кабинет, там прочтут.

- Врач обязан, это его работа, - возразил Ньюмен.

- Но я тут ни при чем, - сказал Тедди. - Почему ты не хочешь отправить мое письмо? Какая тебе разница?

- Нечего там отправлять.

- Это по-твоему так.

Массивная голова Тедди сидела на короткой загорелой шее, жесткие с проседью волосы подстрижены коротким бобриком. Один его серый глаз налит кровью, а второй затянут бельмом. Разговаривая с Ньюменом, Тедди устремлял взгляд вдаль, поверх его головы или через плечо. Ньюмен заметил, что он даже искоса не следил за конвертом, когда тот на мгновение переходил в руки Ньюмена. Время от времени он указывал куда-то коротким пальцем, но ничего не говорил. И так же молча приподнимался на цыпочки. Сторож не вмешивался, когда по воскресеньям Тедди приставал к Ньюмену, уговаривая отправить письмо.

Ньюмен вернул Тедди конверт.

- Зря ты так, - сказал Тедди. И добавил: - Меня гулять пускают. Я почти в норме. Я на Гуадалканале воевал. Ньюмен ответил, что знает об этом.

- А где ты воевал?

- Пока нигде.

- Почему ты не хочешь отправить мое письмо?

- Пусть доктор прочтет его для твоего же блага.

- Красотища. - Через плечо Ньюмена Тедди уставился на почтовый ящик.

- Письмо без адреса, и марки нет.

- Наклей марку. Мне не продадут одну за три пенса или три по пенсу.

- Теперь нужно восемь пенсов. Я наклею марку, если ты напишешь адрес на конверте.

- Не могу, - сказал Тедди.

Ньюмен уже не спрашивал почему.

- Это не такое письмо. Он спросил, какое же оно.

- Голубое и внутри белая бумага.

- Что в нем написано?

- Постыдился бы, - обиделся Тедди.

Ньюмен уезжал поездом в четыре часа. Обратный путь не казался таким тягостным, как дорога в больницу, но все равно воскресенья были сущим проклятьем.

Тедди стоит с письмом в руке.

- Не выйдет?

- Нет, не выйдет, - сказал Ньюмен.

- Ну что тебе стоит.

Он все-таки сунул конверт Ньюмену и через мгновение получил его назад.

Тедди вперился взглядом в плечо Ньюмена.

У Ральфа в руке замусоленный голубой конверт.

В воскресенье у ворот вместе с Тедди стоял высокий и худой суровый старик, тщательно выбритый, с бесцветными глазами, на его лысой восковой голове красовался старый морской берет времен первой мировой войны. На вид старику было лет восемьдесят.

Сторож в зеленой форме велел ему отойти в сторону и не мешать выходу.

- Отойди-ка, Ральф, не стой на дороге.

- Почему ты не хочешь бросить письмо в ящик, ведь тебе по дороге? спросил Ральф скрипучим старческим: голосом, протягивая письмо Ньюмену.

Ньюмен не взял письмо.

- А вы кто?

Тедди и Ральф молчали.

- Это отец его, - объяснил сторож.

- Чей?

- Тедди.

- Господи, - удивился Ньюмен. - Их обоих здесь держат?

- Ну да, - подтвердил сторож.

- С каких он тут пор? Давно?

- Теперь ему снова разрешили гулять. А год назад запретили.

- Пять лет, - возразил Ральф.

- Нет, год назад.

- Пять.

- Вот странно, - заметил Ньюмен, - вы не похожи.

- А сам ты на кого похож? - спросил Ральф.

Ньюмен растерянно молчал.

- Ты где воевал? - спросил Ральф.

- Нигде.

- Тогда тебе легче. Почему ты не хочешь отправить мое письмо?

Тедди, набычившись, стоял рядом. Он приподнялся на цыпочки и быстро сделал выпад правой, потом левой в сторону почтового ящика.

- Я думал, это письмо Тедди.

- Он попросил меня отправить его. Он воевал на Иводзима. Мы две войны прошли. Я был на Марне и в Аргонском лесу. У меня легкие отравлены ипритом. Ветер переменился, и фрицы сами хватанули газов. Жаль, не все.

- Дерьмо сушеное, - выругался Тедди.

- Опусти письмо, не обижай беднягу, - сказал Ральф. Дрожь била его длинное худое тело. Он был нескладным и угловатым, блеклые глаза смотрели из впалых глазниц, а черты лица казались неровными, словно их вытесали из дерева.

- Я же говорил, пусть ваш сын что-нибудь напишет в письме, тогда я его отправлю, - растолковывал Ньюмен.

- А что написать?

- Да что угодно. Разве никто не ждет от него письма? Если он сам не хочет, пусть скажет мне, я напишу.

- Дерьмо сушеное, - снова выругался Тедди.

- Он мне хочет написать, - сказал Ральф.

- Неплохая мысль, - заметил Ньюмен. - В самом деле, почему бы ему не черкнуть вам пару строчек? А может быть, лучше вам отправить ему письмецо?

- Еще чего.

- Это мое письмо, - сказал Тедди.

- Мне все равно, кто напишет, - продолжал хмуро Ньюмен. - Хотите, я напишу ему от вашего имени, выражу наилучшие пожелания. А могу и так: надеюсь, ты скоро выберешься отсюда.

- Еще чего.

- В моем письме так нельзя, - сказал Тедди.

- И в моем нельзя, - мрачно произнес Ральф. - Почему ты не хочешь отправить письмо таким, как есть? Спорим, ты трусишь.

- Нет, не трушу.

- А вот, держу пари, трусишь.

- Ничего подобного.

- Я никогда не проигрываю.

- Да что тут отправлять? В письме нет ни слова. Чистая бумага, и ничего больше.

- С чего ты взял? - обиделся Ральф. - Это большое письмо. В нем уйма новостей.

- Мне пора, - сказал Ньюмен, - а то еще на поезд опоздаю.

Сторож выпустил его. За Ньюменом закрылись ворота. Тедди отвернулся и обоими глазами, серым и затянутым бельмом, уставился поверх дуба на летнее солнце.

У ворот, дрожа, стоял Ральф.

- К кому ты ходишь по воскресеньям? - крикнул он вслед Ньюмену.

- К отцу.

- Он на какой войне был?

- У него в черепушке война.

- Его гулять пускают?

- Нет, не пускают.

- Значит, он чокнутый?

- Точно, - ответил Ньюмен, уходя прочь.

- Стало быть, и ты тоже, - заключил Ральф. - Почему бы тебе не остаться с нами? Будем вместе время убивать.

ССУДА

Белый хлеб только подрумянивался у Леба в печи, а на сытный пьянящий дух уже стаями слетались покупатели. Застыв в боевой готовности за прилавком, Бесси, вторая жена Леба, приметила чуть в сторонке незнакомца чахлого, потрепанного субъекта в котелке. Хотя он выглядел вполне безвредным рядом с нахрапистой толпой, ей сразу стало не по себе. Она вопросительно глянула на него, но он лишь склонил голову, как бы умоляя ее не волноваться - он, мол, подождет, готов ждать хоть всю жизнь. Лицо его светилось страданием. Напасти, видно, совсем одолели человека, въелись в плоть и кровь, и он этого уже не мог скрыть. Бесси напугалась.