Бедренная или сонная.

У Роберта Кристофера Олсэна нет ни единого шанса остаться в живых. Нужно быть рациональной. Перфекционизм. Эйс.

- Я бы ударила в бедренную.

- Я поражен, Аннет. А теперь обоснуйте свой выбор.

- Он выше меня примерно на голову, - голос девушки был по-прежнему неуверенным, - мне тяжело будет попасть в цель, так как придется тянуться. Плюс время на замах и сам удар.

- Я слышу слова настоящей убийцы. - Аннет смотрела на Эйса, видела, как горят его глаза, насколько он доволен тем, что услышал от нее. Она подошла к нему и взяла небольшой нож, заточенный самим Эваном до такой степени, что им можно было резать бумагу, не прикладывая особых усилий.

- Я должна убить его?

- Да. - Эйс подошел к мужчине, поднял того на ноги и держал, пока Аннет собиралась с силами.

Девушку охватила паника. Все люди представляют, как они убивают кого-то. Ненавидя, или страдая. Но в момент, когда жертва обездвижена, а рука сжимает орудие убийства, все начинает растворяться. Уверенность, здравомыслие, логика. В такой ситуации эти понятия не имеют никакой ценности, ими нельзя объяснить возлагаемые на себя обязанности Господа. Смирение со смертью матери, к которой причастна Аннет, не идет ни в какое сравнение с грузом и тем клеймом, что ставит на себя девушка, оказавшаяся в безвыходной ситуации.

У Роберта нет шансов. Нет выбора.

- Прости…

Аннет двинулась в сторону мужчины, который отчаянно, прикладывая последние усилия, мотал головой из стороны в сторону. Эйс закрыл его рот рукой, комната наполнилась рыданиями Роберта Олсэна.

- Он все равно тебя убьет!

С этими словами Аннет вонзила нож точно в место, обозначенное черным крестом. Кровь моментально залила руку, до сих пор удерживающую оружие, в теле мужчины. Сдавленный крик звучал в унисон с тяжелым дыханием Аннет. Тело Роберта постепенно опускалось на пол, залитый лужей горячей крови. Девушка упала на колени и смотрела на лицо человека, глаза которого перестали моргать. Напоследок тот лишь тяжело выдохнул. Наступившую тишину разбил металлический грохот - Аннет бросила нож.

- Mors sua, vita nostra - его смерть, наша жизнь.

- Замолчи, пожалуйста. - Девушка не думала о том, как отреагирует Эван на ее слова, перед ней лежал труп мужчины, которого она убила.

- Встаньте, Аннет.

Эйс подошел к ней и страстно поцеловал, положив свои руки на щеки девушки, постепенно вплетая пальцы в ее волосы. Отпрянув, он добавил:

- Я пошел варить кофе. Поднимайтесь, как только перестанете жалеть себя. С минуты на минуту придет Эулалио, здесь нужно будет убраться.

Аннет молча делала глоток за глотком, смотря в окно, на то, как снежная стена по-прежнему превращает город в большое безлюдное белое полотно. Все дома стали похожими друг на друга, одетыми в молочные чехлы. Лишь рядом с жильем Эвана можно было увидеть следы, оставленные Лали, но постепенно исчезающие в крупных хлопьях тяжелого снегопада. Она слышала, как шелестят мешки для мусора, в которые мальчишка укладывал останки Роберта Кристофера Олсэна. Внезапно за спиной послышался голос Эвана:

- Течение унесет вместе с собой последнее напоминание о случившемся. Температура воды на Бостонском побережье не падает ниже семи градусов, что позволяет скрывать улики в любое время года. - Аннет как будто и не слушала его.

- Ты говорил о том, что Роберт не научился уважать женщин. Что он сделал?

- Ничего, Аннет. Всего лишь немного ложной информации, которая, думаю, повлияла на ваше решение. Да, быть может, вы не сочли это основным аргументом, размышляя об убийстве, но отчасти вы задумались. Потому и интересуетесь.

Аннет не была удивлена.

- Знаешь, в какой-то момент у меня мелькнула одна мысль. Разбежаться и ударить не в бедренную артерию Роберта Олсэна, а в твою сонную. Покончить со всем этим кошмаром. Ведь, если нет тебя, нет и Попутчика, не так ли? Я не нужна ему в отрыве от Эйса, с которым тот ведет свою игру. Да, скорее всего, ты бы пресек мою попытку, но я не чувствовала бы себя так паршиво.

- Это первое впечатление, Аннет. Пройдет время, и без этого вы не сможете жить. Я вам обещаю.

- Да ну? Почему ты так в этом уверен? Мы же не о каком-нибудь гольфе говорим!

- Потому что мы с вами одного помола, дорогая моя. - Аннет чувствовала нарастающий гнев.

- Тогда скажи мне вот что: почему ты не трахнул меня? А просто поцеловал. Надо было упасть в лужу крови, сорвать с меня одежду, прижаться к неостывшему телу того мужчины. Если это - норма, - Аннет указала в сторону подвала, - почему бы и не развлечься таким образом? - Она сделала небольшую паузу. - Я пойду к себе, хочу немного поспать. С вашего позволения.

Через минуту после того, как девушка отправилась в спальню, Эулалио сделал последнюю ходку за останками и подошел к Эвану.

- Я закончил.

- Ты - молодец, Лали. - Эйс передал мальчишке деньги.

- Вы поругались с ней?

- Нет, мой юный друг, все намного проще. Аннет поняла, каково это - что-нибудь значить.

4 января, 1974 год. Бостон.

- Хотя ресницы душу скрыли тенью, ты блещешь грустной нежностью своей, как серафим, несущий утешенье, но сам далекий от земных скорбей; и я склоняюсь ниц в благоговенье и оттого люблю еще сильней. Лорд Байрон невероятно точен в своих метафорах. Он подобен хирургу, каждое движение которого носит воистину судьбоносный характер. Прошло пятьдесят, а затем - и сто лет, но поэзия Джорджа Ноэла Гордона Байрона, как и прежде, бьет в самое сердце, будоражит воображение, разжигает во мне чувственные эмоции, стреляя на поражение альтернансами и аллюзиями, пылая триолетами и эпитетами. Сводит с ума. - Услышав последнюю фразу, Аннет открыла глаза. Перевернулась на спину и хриплым голосом ответила:

- Несколько пугающе звучит фраза “сводит с ума” из твоих уст, Эван.

- Я не зря процитировал именно эти строки, моя дорогая. “Серафим, несущий утешенье”. Когда ваши глаза закрыты, а губы шевелятся в такт речи, произносимой вами же во сне, я не могу позволить себе отвернуться, или даже моргнуть, опасаясь упустить хотя бы мгновение вашего чуткого временного забвения. Ваше лицо не искажено какой-либо маской, которой вы пытаетесь прикрыться, оказываясь со мной наедине. Вы все еще не знаете, как вести себя в моей компании.

Аннет немного приподнялась и поправила подушки так, чтобы она могла откинуться на них и вести беседу в сидячем положении. Сознание по-прежнему выдавало картинки из подвала: выдыхающего напоследок Роберта Олсэна, Эулалио, маленького мальчика, собирающего по частям некогда живого человека. Ее поразило то хладнокровие, с которым Лали управлялся со своей работой. Это не нужда в деньгах. Здесь должно быть что-то другое. Например, Эйс, который смог стать для мальчишки кем-то вроде кумира. Не просто работодатель, а образец, эталон мужчины, которым, возможно, хочет стать Эулалио. Все началось с малого - смерти матери, работавшей проституткой. Затем уборка залитого кровью помещения. У этого одиозного образовательного представления, вероятно, существует еще несколько ступеней, по которым Эван и поведет Лали. По которым он ведет и Аннет.

- Несколько часов назад я была вполне искренна в своих неуклюжих попытках тебя задеть. Извини за тот срыв, но ты должен понимать…

- Я все прекрасно…

- Пожалуйста. Не перебивай, Эван. - Аннет наблюдала за реакцией собеседника. Лицо Эйса искривила ухмылка.

- Не перегибайте палку, моя дорогая. А если пытаетесь давить - делайте это уверенно, до последнего. Вы осмелились заткнуть меня, но сделали это так, будто выпросили милостыню. Даже сейчас, пока я говорю, вы открываете рот в надежде вставить хоть слово, услышав мой совет об “абсолютном прессинге”. Но этого не будет. Потому что вы боитесь.

- Я не боюсь.

- Ложь.

- Я не боюсь! - Аннет закричала во все горло, ударив кулаками по кровати и вперив свой обезумевший взгляд в глаза Эвана. - Хватит обращаться со мной так, будто я и не жила все эти годы, будто я ничего не значу для тебя! Думаешь, я не понимаю, почему ты спас меня?