...Луи Иванович Седловой. Я развернул сложенный вдвое тетрадный листок с задачей. Переброска из мира воображаемого в мир реальный. Вероятность... Энергозатраты... Мне тут же вспомнился Корнеев, и его слова, что литературный персонаж вряд ли смог бы существовать в реальном мире, и что это никому, по большому счёту, не нужно. Но я сказал "Хорошо", я сказал "Приходите завтра", и назавтра отдал результат.

  Седловой возбужденно потряс мне руку, и ушёл, кажется, очень довольный. Я даже удивился такой реакции. Впрочем, кто их, абсолютников, знает? Странные люди. Но вскоре он вновь возник во плоти на пороге электронного зала, и вид при этом имел заговорщический.

  - Александр Иванович, - обратился он ко мне вполголоса, будто опасаясь, что нас могут услышать. - Вы не могли бы уделить мне пару минут? Я хотел бы пообщаться наедине, так сказать, без свидетелей.

  Тут я удивился ещё больше.

  - Извольте, - мы проследовали в маленькое помещение, где размешались дисковые магнитные накопители, и хранилась в стопках бумага для печатающих устройств.

  Здесь, под мерное завывание электромоторов, он заговорил:

  - Саша, вы помните мой расчёт? Ну так вот, теперь всё окончательно подтвердилось! Что бы вы ответили, Саша, узнав, что некий персонаж из того самого, литературного, воображаемого пространства, живёт и, так сказать, действует среди нас? Нет-нет! Молчите! Я знаю, что вы думаете! Что такое едва ли возможно, что степень детализации и потребная мощность для переброски так велики... И доступны, быть может, только самым великим... Вот именно, великим! - он поднял палец. - Но, верьте мне, это есть! Во всяком случае, с очень большой вероятностью... - Седловой замолчал, и смотрел на меня снизу вверх, с торжествующим, и одновременно каким-то загнанным выражением. Редкие волосы топорщились над ушами, едва покрытыми седоватым пушком.

  Обескураженный его напором, я не знал, что сказать, и тоже молчал, чувствуя себя очень глупо. А он всхлипнул, и глядя в потолок, где мерно вращались лопухи вентиляторов, нараспев стал читать:

  - Тогда близ нашего селенья, как милый цвет уединенья, жила Наина. Меж подруг она гремела красотою... - запнулся, и выдохнул:

  - Ну, вы поняли, о ком я?

  От неожиданности я едва не сел на пол, и, стараясь скрыть идиотскую кривую улыбку, пробормотал:

  - Не может быть...

  - В том-то и дело, что может! - наседал Седловой. - Смотрите же, всё сходится: имя, ведовство, внешность!

  - Внешность?! - я засмеялся.

  - Ах, Александр Иванович! - трагически произнёс Луи, - Поверьте, против времени закона ничья наука не сильна! И во всяком случае уж точно нельзя исключить...

  - Но нужно хотя бы проверить!

  - Вот-вот! - он оживился. - И я о чём! Конечно, проверить! Иначе я к вам бы и не пришёл, и не побеспокоил бы вас!

  - Куда вы клоните?

  - Ну а кому же как не вам, Саша?! Вы так замечательно справились в будущем! Так помогли! А машину я теперь немного усовершенствовал! Вы только представьте, какой это будет резонанс! Какая слава! Дело, собственно, даже не в Наине Киевне. Берите выше, гораздо выше! Дело, мой друг, в Александре Сергеевиче! Доказать, что он был не просто гений словесности, а маг! Один из сильнейших! Открыть, так сказать, новое имя, новую страницу! Ну, вы согласны?

  Глаза его горели. Он ухватил меня за отворот халата, и мелко тряс, требуя немедленного ответа.

  - Нет, конечно... - я пожал плечами, одновременно стараясь отцепить от себя Седлового. - Это очень интересно, всё то, о чём вы говорите. Но постановка эксперимента, нужно хорошо всё продумать...

  - Ну разумеется! Разумеется! Чёткий план, полная безопасность! Всё будет в лучшем виде! Так вы согласны?

  Витька лежал на диване, курил, и пускал дым кольцами в потолок. Ойра-Ойра стоял, подперев спиной стену, и вежливо слушал.

  - Идиот, - сказал грубый Корнеев. - Они там от безделья совсем с катушек поехали. И ты идиот. Что не вытолкал его в шею. Ну какая из Наины Киевны пушкинская героиня? Там -- чистое, незамутнённое злодейство, а тут? Крохоборство какое-то! "Расписочку мне", - басом передразнил он.

  - Ну а всё же, Витька, давай прикинем, что нам о пушкинской Наине известно. Так, для очистки совести, - и я стал загибать пальцы: Обладает способностями ясновидения -- раз. Умеет превращаться в животных - два. И? А вот и всё, нету "три"! Уровень, выходит, примерно как у нашей Наины. Как в кошку она перекидывается я, положим, не видел, а вот мои анкетные данные указала точно. А о ней самой что известно? Откуда она взялась, как в НИИЧАВО оказалась? Никто же не знает. И отчество... Киевна! Когда там Кий жил? Восьмой век, кажется.

  - Ерунда, - презрительно процедил он, - Эдак у нас в Соловце все бабы ведьмы, а те, что постарше - уж точно ведьмы, и пушкинские героини. Но главное -- вспомни как Пушкин Наину описывает. "Старушка дряхлая, седая, с горбом, трясучей головой". И всё! Голая, Саша! Голая! Пушкин, конечно, гений, но как ты это себе в реальности представляешь?

  - В благородном безумии всегда есть что-то такое... - Роман пошевелил пальцами. - А идея, овладевшая массами, становится материальной силой.

  - В благородном! - взвился Корнеев, подскакивая с дивана. - Какая тут, к дьяволу, идея?!

  - Идея ведьмы, старухи. Если готовить для переброски оригинальный персонаж, штучный, то действительно его придётся продумывать едва ли не до ангстрема. А Наина, что пушкинская что наша, - это же клише, архетип. Вполне возможно, достаточный для существования. Конечно, нужно всё просчитать, - он посмотрел на меня, - Но как рабочая гипотеза... Почему бы и нет?

  - Я не догадывался, что сумасшествие так заразно, - ядовито ухмыльнулся Витька. - Скажите, безумные гении, -- на кой Пушкину всё это нужно? Пусть даже он маг. А это тоже потребуется доказать, кстати. Зачем ему перебрасывать в реальность Наину? Ведь толку от этого -- как с кота молока. Короче, мотив! Мотив где?