Господи! Как же тяжело думать об этом, вспоминать. Глеб считал себя виноватым в смерти сестры, что не уберег, не разглядел подавленности, в которой та пребывала в последнее время. У него на уме была одна работа, с сестрой виделся по праздникам. Еще и удивлялся, как быстро растет Пашка.

Все! Хватит о грустном! Как бы там ни было, Зоя умерла, теперь нужно думать о Пашке. Психика у него явно подорвана. Психолог, к которому Глеб его возит раз в неделю, говорит, что со временем все должно пройти. Возможно, речь и не восстановится полностью, но так сильно заикаться не будет. Но сколько потребуется этого времени? Зарастет ли когда-нибудь его душевная рана?

Пашка, растрепанный и в пижаме возник рядом. Он широко зевнул, а потом так же серьезно уставился на сад.

– Как думаешь, нужен нам садовник? – спросил Глеб.

Тот отрицательно помотал головой.

– Мне сад тоже нравится таким, – улыбнулся Глеб, в который раз отмечая, как они похожи. – Выспался?

Паша кивнул, по-прежнему не глядя на него.

– Тогда бегом умываться, переодеваться, а я пока займусь завтраком.

Через десять минут причесанный и умытый Паша уже сидел напротив Глеба. Перед каждым в тарелках дымился омлет, румяные тосты только и ждали, когда их намажут маслом.

– Налетай! – скомандовал Глеб и первым принялся есть, стараясь не обращать внимания, что племянник делает это с неохотой. Как обычно по утрам, аппетита у того не было. Правда, как показалось Глебу, сегодня Пашке мешало не плохое настроение, а что-то другое. Он все время как-то странно на него поглядывал, словно хотел спросить о чем-то и не решался.

– Чем займемся сегодня? – спросил Глеб, убирая опустевшие тарелки со стола.

– Я х-х-хоч-ч-чу к т-т-той т-т-тет-т-те, – вкладывая в каждое слово максимум усилий, заикаясь меньше обычного, ответил Паша.

– Что? – удивился Глеб.

Он удивился даже не тому, что сказал племянник, а тому, что он заговорил. Обычно Глеб предлагал варианты, а Паша лишь молча отказывался или соглашался. Потом до него дошло, что тот сказал.

– К какой тете?

Паша грустно смотрел на него, словно упрекая в непонимании или в том, что он просит его повторить.

– Ты имеешь в виду ту тетю, что мы вчера подвозили? – догадался Глеб, вспоминая о странном вчерашнем поведении племянника.

Паша кивнул, и губы его дрогнули в подобии улыбки. Глеб не знал, радоваться ему или огорчаться. Просьба казалась странной, даже дурацкой, но это был первый раз за полгода, когда Пашка чего-то захотел. Задавать наводящие вопросы было бесполезно, Глеб знал наверняка, что тот на них не ответит, а обидеться может. Следовало принимать решение самому. Но какое? С какой стати они заявятся к совершенно незнакомому человеку? Что она подумает?

– Ты считаешь, мы можем вот так просто поехать к ней? – он не спрашивал, а пытался рассуждать вслух. Паша при этом выглядел снисходительным, всем видом показывая, что может потерпеть странности дяди.

Глеб не признавался себе, что тоже с радостью увидит еще раз вчерашнюю попутчицу. Он уже решил, что они поедут к ней, стараясь не думать, как это будет выглядеть, и что она подумает. Главное теперь застать ее дома. А там… он что-нибудь придумает. По крайней мере, Глеб очень надеялся, что сумеет выглядеть адекватным и не внушить ей опасения. Да и рядом будет Паша.

И все же, восстанавливая в памяти вчерашний вечер, он не то чтобы сомневался, но относился к странной встрече, а потом и общению в машине, как к чему-то нереальному, сну. Может, и не было никакой заплаканной девушки, а дождь сыграл с ними злую шутку – навеял мираж?

Тут уж Глеб не выдержал и усмехнулся, за что был награжден очередным снисходительным взглядом. Чего только в голову не придет. Да, девушка показалась ему нереально красивой, но не сказочной же. Хотя, никакая принцесса не выдержит сравнения с ней. Нежная, утонченная… Бледная и такая несчастная. Захотелось защитить ее? Возможно. И до сих пор хочется. Это и кажется странным, а еще очень неуместным. Ладно, жизнь покажет и подскажет.

– Тогда, поехали, нечего терять время, – решительно произнес он и снова увидел подобие улыбки на губах племянника.

***

Слава богу вчерашнее недомогание не переросло в болезнь. С утра Ксения чувствовала себя сносно. Не считая отвратительного настроения и грызущего чувства потери, проснулась она практически здоровой. Радовало, что суббота и не нужно идти в университет. Все равно не смогла бы сидеть на лекциях. Скорей бы уже закончить его. Четвертый курс она еле вытянула. Летнюю сессию завалила, но сдала в повторную, правда на одни тройки, половину которых ей поставили из жалости. Плевать! Еще продержаться семестр, а потом диплом.

Господи! О чем она только думает? Ее же бросил Виктор! Такой родной, любимый. Но он должен прийти еще. Есть шанс, хоть и призрачный, попытаться его вернуть. Уговорить его не бросать ее. Уговорить! Ксения горько усмехнулась. Это единственное, чего она не сможет сделать никогда. Из-за этого он ее и бросил, назвав самкой.

Слезы навернулись на глаза, стоило вспомнить вчерашний вечер. Ну что ей теперь делать? Как жить дальше? Только любовь к Виктору помогала не сойти с ума. Его поддержка согревала, заставляла надеяться, что и в ее жизнь когда-нибудь вернется счастье. Он был тем, в ком она черпала силы.

Ксения опустилась на стул не в силах даже приготовить себе кофе. Слезы струились по щекам. Жить не хотелось больше обычного. Звонок в дверь привел ее в чувство. Заставил вытереть слезы и отправиться отпирать в дверь. Если это Виктор, то она постарается выглядеть достойно, не покажет ему, что находится на гране отчаяния. Но это был не Виктор.

– Родная, что с тобой?!

Мама! Ну, почему ты так смотришь, с таким сочувствием? Это стало последней каплей – Ксения не выдержала и разрыдалась.

– Да что случилось? Он бросил тебя, да?

Как объяснить ей, такой красивой и удачливой, что жизнь дочери превратилась в сплошную черную полосу. Она не поймет. У мамы все хорошо – любящий муж, пятилетний сынишка, отличная работа. Она умудряется успевать все. Регулярно посещает фитнес-центр, ходит к косметологу. В сорок пять ей никто не дает больше тридцати пяти.

С папой они развелись, когда Ксении исполнилось десять. В их семье всегда царила демократия. И на этот раз они решили не отступать от правил – честно спросили дочь, с кем бы она хотела жить. При всей любви к матери, с отцом у Ксении всегда было больше общего. Они даже думали одинаково и любили одно и то же. Мама не обиделась, когда она выбрала папу. Сказала даже, что не сомневалась в таком исходе. Несмотря на то, что Ксения жила с отцом, мать никогда про нее не забывала, даже через два года, когда у нее появился новый муж. С папой у них сохранились дружеские отношения. Папа… Ксения разрыдалась еще сильнее.

– Так, так… Хорош лить слезы! – мама оторвала ее от себя и внимательно осмотрела. – Он тебя бросил, – уверенно произнесла она. – Только из-за мужиков мы можем так убиваться.

Она подвела ее к дивану, усадила, опустилась рядом и крепко обняла.

– Хорошо, что ты можешь плакать. Со слезами выходит горе. А иначе оно разъедало бы тебя изнутри.

Мама гладила ее по голове и ждала, когда закончится истерика. Потом сходила на кухню и заставила ее выпить полный стакан воды.

– Он забрал уже вещи? – деловито спросила она. – Нет? Тогда, так! Я сейчас соберу их и отвезу к нему. И не смей сопротивляться! – повысила она голос. – Сейчас самое главное не видеть его какое-то время, пока не притупится реакция. Когда ты почувствуешь, что не хочется плакать каждый раз при мысли о нем, тогда можно будет и встретиться, чтобы поговорить.

Ксения бросила на нее убийственный взгляд.

– Ну… В общем, в любом случае, я собираю его вещи, – затараторила мама, отворачиваясь от нее и подходя к шкафу.

Ксения смотрела на стройную подтянутую фигуру матери, как та уверенно достает вещи Виктора и складывает их аккуратной стопкой. Она завидовала ей. Мама всегда четко знает, чего хочет, никогда ни в чем не сомневается. Иногда принимает поспешные решения, но даже тогда ни о чем не жалеет. Она же унаследовала от отца нерешительность, привычку оценивать каждый свой шаг. Как еще с таким противоречивым характером он умудрился поднять многомиллионный бизнес. Хотя тут, возможно, больше заслуга его компаньона – отца Виктора.