– О нет, господин наместник. Всё, как Вы и предсказывали. Милорд и миледи так сожалеют, что не послушали Ваших предупреждений… Наверное, у лорда Риарта и вправду были враги. Ему перерезали горло во сне.
Велдакир вздрогнул. Из сада в приоткрытое окно влетел толстый шмель и, оглушительно гудя, устроился на ветках сирени. Наместник смотрел на его мохнатое тельце, тщетно стараясь не представлять себе подробности.
Как варварски. Он ведь настаивал на удушении подушкой (практично и быстро) или на яде – это вообще был бы наилучший вариант. Впрочем, он сам виноват: зачем оставил Моуну свободу действий?
А может, и хорошо, что оставил. Моун, в конце концов, живёт в Каннеране постоянно и сам должен был понять, что подойдёт лучше всего. К тому же он знает все привычки лорда Риарта – любую мелочь в его распорядке дня.
То есть не знает, а знал, конечно же. Сердце наместника вновь зашлось в болезненной радости. Одной язвой меньше не исстрадавшейся плоти Ти’арга – что может быть чудеснее?..
Никакой молодой бунтарь больше не будет грозить короне Хавальда Альсунгского. Никто не станет нашёптывать друзьям-лордам грешные, недопустимые мечты о возрождении независимого королевства Ти’арг. О, эти безмозглые молодые повесы-лорды, только и умеющие, что тянуть кезоррианские вина да гонять кабанов в отцовских лесах – как же наместник не выносил их…
И некому больше пророчить трон этого сказочного Ти’арга. Ти’арга, ещё больше недостижимого, выдуманного, нелепого, чем западный материк, куда теперь так рвутся торгаши и мечтатели. Наместник улыбнулся, вспомнив о своей золотой змейке. Вот чей яд был бы идеальным оружием – но Моун посчитал, что такой способ привлечёт слишком много внимания. И верно. Перерезанное горло – такую банальность ведь может сотворить кто угодно. Любой перепивший и подравшийся с Риартом приятель, любая горничная или крестьянка, понёсшая от него бастарда… А теперь правду никогда и никому не выяснить, сколько бы Каннерти ни пытались.
Каннерти. Семья тех, кто, судя по Книге Лордов Ти’арга, сейчас является ближайшими родственниками покойного короля Тоальва Немощного. Хотя «родственники» – конечно, крайне размытое понятие. Тоальв, всего-навсего, был женат на двоюродной сестре деда Риарта, старого проныры Каннерти; но всех кровных родичей династии альсунгцы благополучно вырезали ещё в первые годы Великой войны. Тогда их обнаружилось не так уж много, этих родичей: король Тоальв был стар и бездетен. Все родственники через брак сумели быстро оценить ситуацию и, разумеется, присягнули новому правителю. Как и все лорды Ти’арга, они принесли клятву верности Ледяному Чертогу.
Как и все лорды Ти’арга, Каннерти лгали. Как и за всеми, за ними нужно было тщательно следить – и наместник никогда не упускал из виду возможные семена предательства. К сожалению, Риарт вырос, начитался книжек о славном прошлом и показал зубы. Такое иногда случается. Наместник Велдакир был горд оттого, что не растерялся. А уж то, что слугой Риарта оказался не кто иной, как Моун, – и вовсе драгоценный подарок. Более драгоценный и сверкающий, чем все змеи из лаборатории Велдакира и все его серебряные медицинские инструменты.
По крайней мере, тихого, забитого Моуна, который всюду тенью таскался за блестящим юношей, точно никто не мог бы заподозрить… Незаменимого Моуна. Самого благодарного, самого наблюдательного человека в Обетованном. Если бы не он, не его сведения, не перехваченные им письма – наместник никогда не узнал бы о заговоре, что назрел в Каннеране. О диком, идиотском заговоре против короля Хавальда – против власти Альсунга, которую не свергнуть вовеки веков, если хоть немного дорожишь жизнью. Против власти, которую сам наместник уже привык считать священной. Он уважал существующий порядок вещей; он был призван охранять его и служить ему. Он не позволит новым смутам разъедать Ти’арг изнутри, не позволит лишить его покоя и благоденствия, добытых с таким трудом.
А Риарт Каннерти – пусть он был добр, молод и бескорыстен, пусть даже думал, что желает блага своей стране, – мог принести Ти’аргу только смуты. Смуты, которые ни к чему бы не привели, кроме новых ручьёв крови и новых отрубленных голов. Воды озера Кирло затянулись бы алой плёнкой. А среди отрубленных оказалась бы и собственная голова Риарта, и головы его ветрогонов-сторонников, и (между прочим) немолодая уже голова наместника Велдакира. Которому этого совсем не хотелось.
Он не думал, а именно знал, что так будет. Он знал, что Альсунг делает с бунтовщиками. Он жил на севере и проникся его нравами – жестокими и простыми, будто почти круглогодичная зима. Вдобавок он в своё время насмотрелся на Великую войну – на то, как король Конгвар, а затем королева Хелт, брали Ти’арг. Наместник не спал по ночам от мыслей о том, какие расправы ждали бы Ти’арг от Хавальда, прояви эти несчастные земли ещё хоть малейшую непокорность.
Наместник вырос в Ти’арге. Он оберегал и любил его – его горы, тёмные леса и крошечные городки, травянистые пустоши его севера, и шумную гавань Хаэдрана, и Академию, славнее которой нет в мире, и строгий чеканный язык. Может быть, по-своему Ти’арг любил и Риарт Каннерти – но не понимал его и не жалел. Он был жестоким, самовлюблённым мальчишкой, напрочь лишённым мудрости и чувства такта. Он мечтал о короне независимого Ти’арга, писал нескладные стишки о свободе (их наместнику тоже украдкой привозил Моун) – и совершенно не понимал, какой ценой всё это могло оплатиться.
Ценой тысяч и тысяч жизней. Даже гномы под Старыми горами, наверное, содрогнулись бы от поступи войска, которое король Хавальд бросил бы на бунтовщиков… О нет, не бывать такому. Только не тогда, когда Ти’арг вверен попечению наместника Велдакира. Только не под его ответственностью.
Наместник был обычным лекарем, а не убийцей. Заросший щетиной убийца стоял перед ним, рядом с букетом сирени, и преданно, с немым вопросом заглядывал в глаза. Моун снова слегка скособочился – значит, до сих пор волнуется. Наместник вздохнул.
– Что ж, мне искренне жаль, Моун. Передай, пожалуйста, мои соболезнования милорду и миледи Каннерти. Не понимаю, как могла приключиться такая несправедливость в их чудном замке…
Моун кивнул. Шмель вылетел в окно, и наместник задумчиво проводил его взглядом.
– А что Вы теперь будете делать, господин наместник? Займётесь друзьями лорда Риарта? Я имею в виду… – (Моун прочистил горло, и тонкий цветочный запах опять заглушила вонь колбасы с луком), – …приставите к ним охрану? К молодым Нивгорту Элготи, Талмару Лейну…
– О, само собой, Моун! – уверенно подтвердил наместник – достаточно громко, чтобы безучастный стражник за дверями расслышал. – Конечно. К ним – и, в первую очередь, к его невесте, леди Уне Тоури. Жаль будет, если злоумышленники подберутся к этой юной красавице. Надеюсь, водная Льер этого не допустит… Ты же говорил, что в последние годы твои господа особенно близко сошлись именно с Тоури, не так ли? Обручение, переписка, поездки в гости… Тоури из Кинбралана, боюсь, сейчас грозит наибольшая опасность. Бедняжка Уна: ужасная участь для девушки – овдоветь, ещё не сделавшись женой. Ты не находишь?
Моун ухмыльнулся, облизал губы – и на миг наместнику померещилось, что кончик языка у слуги раздвоен.
ГЛАВА VIII
Восточное море. Корабль «Русалка»
Шун-Ди проснулся от того, что ему вдруг стало тепло. Весь предыдущий день плавания он мёрз: в море было ветрено, и, едва корабль вышел из гавани Рюя, солнце скрыла пасмурная завеса. Вдобавок «Русалка» была одним из первых торговых суден опекуна Шун-Ди – и, соответственно, очень ветхим. Этот устарелый (по меркам мореходства Минши) вёсельный корабль давно не использовали для дальних перевозок – лишь для доставки не особенно важного груза между островами. В силу этой естественной заброшенности, Шун-Ди как-то не задумывался о том, что борта «Русалки» уже в отвратительном состоянии. Следовало бы просмолить доски, и зашить мелкие прорехи на парусах, а полы в помещениях под товар и вовсе, наверное, придётся постелить заново – что это за дырчатая несуразность?.. В общем, корабль продувался всеми ветрами, и, прежде чем рухнуть в тяжёлый сон, Шун-Ди продрог до костей. Даже снилось ему этой ночью что-то холодное – то ли лёд из Альсунга, который в Минши продаётся как диковинка для вельмож, то ли камни, на которых он так часто ночевал в странствиях по западу.
