«Знание в Обетованном всегда было и должно остаться независимым, – возмущались профессора. – Мы присягнули на верность Хавальду Альсунгскому, но наши умы и души принадлежат не ему»… Наместник разумно решил повременить как с ответом, так и с тем, чтобы везти свиток королю. Велдакир сам вышел из Академии и отлично понимал чувства профессоров; жаль только, что профессора не понимают, как безвозвратно изменились времена. Наместник считал, что жить в мире с властью куда вернее и безопаснее, чем плеваться в неё высокопарными протестами. И уж тем более – чем разжигать костёр бунта, в котором сам же потом сгоришь. Правильно использовать то, что имеешь, а не гнаться за несбыточным. Никто же не станет уверять человека с отрезанной ногой, что завтра он сможет бегать наперегонки и плясать в трактире? Наместник назначил личную аудиенцию Ректору Академии и этим пока ограничился.
Утром наместник пришёл в свою личную лабораторию, где за стенками стеклянных ящиков ползали его тонкие любимицы. Их серые, бурые, золотистые, песочно-зелёные тела в мелких чешуйках гибко извивались при свете масляных ламп – словно ленточки, которые ти’аргские девушки-крестьянки вплетают в причёски по праздникам. Время от времени какая-нибудь из змеек выпускала тёмный раздвоенный язычок, нащупывая в воздухе новые запахи. Любимица наместника – длинная, медлительная особа цвета бирюзы, родом с островов Минши – наелась и дремала, свернувшись кольцами. Наместник лично покормил её мясной кашицей.
Змеи завораживают его, как и раньше. Так же, как завораживали в студенческие годы – и потом, когда он всё же стал врачом, а не зоологом. Любовь к загадочной красоте этих созданий не прошла и после, когда трудолюбие и меткий глаз привели Велдакира к месту придворного лекаря. Наоборот, он начал собирать змей с ещё большей увлечённостью, хоть и скрывая, по возможности, свою страсть… Хотя, по сути дела, чего тут стыдиться? Змеи – крайне полезные существа, если знать, как иметь с ними дело. Древние спутники врачевателей.
Наместник Велдакир прижался лбом к холодному стеклу, прислушиваясь к тихому шуршанию «ленточек». Он впервые за долгое время остался в одиночестве – и наконец признался себе, что превращение совершилось.
Наконец-то он был наместником в полном смысле. Бесполезные страхи и угрызения совести оставили его. Он знал, что нужно сделать, и был готов сделать это – спокойно, без шума и суеты.
Наместник Велдакир, однако, покривил бы душой, если бы сказал, что не понял, как совершилось это превращение. Он понял – и, более того, спланировал его. Долгие годы он терпеливо ждал, всегда – будто благодаря каким-нибудь чарам – оказываясь в нужном месте, в нужное время, рядом с нужными людьми. Сначала наместник лишь лечил раненых альсунгцев и помогал на полях сражений; до него северяне не знали такого целительства. Любой павший в бою был для них законной добычей богов – а точнее, зловещего бога войны без лица и имени. Помощь Велдакира в первые годы войны была неоценима. После в палатках его заменили молодые ученики, а сам наместник остался при командующем Дорвиге, сыне Кульда – том самом, что ослеп в битве на равнине Ра’илг. Старик очень хотел, чтобы Велдакир стал его личным лекарем. Он нуждался в его помощи, но ещё больше – в дружбе образованного ти’аргца, в вечерних беседах с ним, в негромких, взвешенных советах. Сам Велдакир в итоге привязался к Дорвигу – и вот это уж точно произошло неожиданно.
Но на Дорвиге он не мог остановиться. В помощи и негромких взвешенных советах нуждался не только суровый бородатый старик. Альсунг оказался отнюдь не просто краем северных варваров, каким Велдакир с детства (и особенно – с лет, проведённых в Академии) привык его считать. Там были люди гораздо тоньше и умнее Дорвига. Были люди с более серьёзными и необычными недугами, чем слепота. Были люди, которым могли пригодиться его знания, – а среди таких немало нашлось и тех, кто мог пригодиться ему в ответ. Велдакир не считал это чем-то безнравственным. Он оставался врачом и просто делал свою работу – так, как когда-то учил его профессор Орто, должно быть, величайший, знаток анатомии в Обетованном. Да, он лечил знатных двуров – включая тех, кому достались земли и замки в Ти’арге. Но Ти’арг был уже захвачен, и только чудо (а точнее – разгром королевы Хелт под Энтором, где магия хлестала буквально из-под земли, и последовавший за этим дерзкий переворот Дорвига) сделало его, в общем и целом, независимым наместничеством. И Велдакир был, пожалуй, одним из первых ти’аргцев, кто искренне принял это положение.
Главное – чтобы люди были живы. Поэтому бунт против Альсунга для наместника – даже до того, как он занял трон, – был чем-то вроде болотной лихорадки, оспы и легендарной Чёрной Немочи сразу. Это ведь так просто; и теперь наместник Велдакир от всей души недоумевал: почему столько лордов и двуров, воинов Альсунга и рыцарей, столько чиновников Академии-столицы считает его беспринципным интриганом?.. Он всё и всегда делал для блага людей. Он уже не раз спасал Ти’арг от гнева короля Хавальда; короля, который вообще-то скор на расправу – и в Ледяном Чертоге об этом осведомлены.
Ти’аргцы могли бы проявлять больше благодарности. Могли бы охотнее подчиняться.
Две зеленовато-бурых змейки ползли рядом – казалось, что они делают это наперегонки. Низкая трава, выращенная прямо в ящике, щекотала их чешуйчатые брюшки. Их глаза блестели, но ничего не выражали. Наместнику Велдакиру скорбно подумалось, что в глаза животному смотреть всегда проще, чем человеку.
В другом ящике, по соседству, наместник держал настоящую редкость – золотистое чудо из пустыни за морем. Путешественники утверждают, что южные берега западного материка, знаменитого Лэфлиенна, кончаются скалами и утёсами, за которыми прячется безжизненная пустыня. Туда невозможно подплыть на корабле: берег слишком обрывист, и к тому же местные воды славятся штормами и рифами. Скалы, говорят, выглядят странно, ненормально… резкими – будто кто-то отрезал кусок земли огромным ножом, а потом невесть куда его спрятал. Причём недавно.
Наместник Велдакир сам не знал, верить ли в это. Западный материк мало интересовал его: он так далеко, а его чудовища и красоты так мало касаются насущных вопросов Ти’арга или Альсунга. Однако эту змейку у одного из торговцев Академии он всё-таки приобрёл. Не сдержался – так она была хороша. По словам торговца – из северной части пустыни, оттуда, где решимость любопытных путешественников из Обетованного ещё не заканчивалась.
Змейка двигалась юрко, точно маленькая молния или косичка из золотых нитей. Причудливый рисунок её чешуи напоминал именно косичку. Она была тонкой, едва ли с мизинец, обманчиво хрупкой, и чувствовала себя сносно только на подогретом песке, при минимуме воды. Наместнику Велдакиру нравилось смотреть, какими рваными и в то же время плавными рывками она перемещается: не извивается и не ползёт кольчато, по прямой, как многие змеи, а делает два изгиба друг за другом и в итоге почти катится по песку, еле касаясь его. Убийственно сложная жизнь, если задуматься: ползать по чему-то раскалённому, причиняющему непрерывную боль, – и в то же время не уметь с ним расстаться.
В этот раз наместник Велдакир долго простоял перед ящиком с песчано-золотистой красавицей. Торговец называл её незамысловато: Убийцей.
Почему? Ну, хотя бы потому, что её яд действовал ещё вернее яда феорнской чёрной гадюки. Пары капель хватило бы, чтобы за час или меньше остановить сердце взрослого мужчины. Дозы Велдакир проверял на крысах и бродячих собаках, которых бедняки Академии по давнему соглашению доставляли ему для опытов.
Впрочем, наместник считал, что такое грубое имя совершенно не подходит изящному созданию. Змейку хотелось сравнить с чистым золотом, с кусочком солнца – вовсе не с палачом.
Истинные палачи есть лишь среди людей. Наместник знал это, как никто другой. Отвернувшись от ящика с песком, он поморщился от боли в правом боку. Там, в печени (он давно это вычислил) зреет опухоль, которая лет через пять-шесть (а если не повезёт – и раньше) заберёт его из мира живых.
