Но этих монет хватило, чтобы прокормиться до той поры, когда Шун-Ди мальчиком нанялся то ли в слуги, то ли в помощники к богатому шайху – купцу, торговавшему лекарствами и маслами, всякого рода мазями и притираниями. Он вёл семейное дело много лет и владел целой сетью лавок на острове Маншах, где Шун-Ди родился и вырос. Шун-Ди сбежал от хозяина матери и оставался у этого шайха, пока тот не покинул мир живых.

Купец, у которого не было своих детей, по-отцовски полюбил его – а в Минши это редкая удача (если уж говорить именно об отцовской любви к миловидному мальчику). Он научил Шун-Ди писать и считать, а после – и вести дела. Годам к семнадцати Шун-Ди стал не только его слугой, но и главным помощником. Тогда же с дозволения своего воспитателя он отправился в своё первое торговое плавание – отвозил товар в королевство Кезорре, в портовый город Гуэрру, а в обмен закупал там вино, фрукты, разные травы и цветы для лекарств и масел… К счастью, у Шун-Ди обнаружились недурные способности; да и не было необходимости в обширном образовании для того, чтобы прилично торговать. Удача осыпала Шун-Ди пылкими поцелуями. Под белыми и красными парусами он провёл ещё несколько торговых рейдов в Кезорре и Ти’арг; все были успешны. Золото рекой полилось к купцу-опекуну. Он расширил сеть лавок, продвинувшись почти во все уголки Минши, нанял толпу новых слуг и построил себе большой дом (а скорее – настоящий дворец с декоративными колоннами и фонтанчиками в саду) здесь, на острове Рюй.

Старик не знал, как благодарить Шун-Ди, – но в итоге отблагодарил лучше, чем тот смел ожидать. После его смерти Шун-Ди получил всё: дом и лавки, товар и слуг. Неоплаченные долги и завистников, впрочем, тоже, как и кучу скучной работы со счетами и бумагами. Зато друзья старика каким-то чудом стали друзьями Шун-Ди, а ведь среди них были вельможи, и жрецы, и умелые корабельщики, без которых никакое золото не поможет организовать торговлю… И, конечно же, маги. И кое-кто из тех, кого избрали в Светлейший Совет.

Так Шун-Ди, сын рабыни, мальчишка с грязными ногами, выпиравшими рёбрами и клеймом на лбу (на другой же день после рождения там выжгли павлинье перо – семейный знак хозяина), превратился в одного из самых влиятельных и богатых купцов на острове Рюй. На том самом острове, где после Восстания возвели Дом Солнца – янтарный, сияющий символ свободы, оплот Совета, новой миншийской власти. Почему именно здесь? Потому что Восстание началось на Рюе – с заурядного, мелкого бунта рабов в доме вельможи Люв-Эйха, здешнего Наместника. Здесь было «сердце, запустившее бег свободы по жилам Минши» – так выражались певцы и поэты… Богатое, многолюдное место. Превосходное место и для жизни, и для торговли – хоть и на самом юге страны. Остров, где круглый год стоит удушливая жара с редкими дождями. Где процветают ныряльщики жемчуга и растут самые крупные персики – нежные, с полупрозрачной розоватой шкуркой.

Многие до сих пор не смогли смириться с тем, что Рюй в самом деле стал сердцем Минши, что власть исходит отсюда – и только отсюда. Испокон веков единого центра у страны не было. Король, Сын Солнца, чьё лицо скрывала золотая маска, по очереди жил на каждом из островов. Это было справедливо, ибо всем должно быть отмерено поровну благодати и света истины; так учит Прародитель. Один знакомый Шун-Ди, учёный, говорил, что в прошлые века календарь составляли исключительно по перемещениям короля – настолько выверенными они были. Островами правили Наместники, которых король назначал вместе со своими советниками и помощниками. Теперь же солнце не только замерло на месте, но и больше не имело воплощения в одном из смертных. Такова была цена свободы, завоёванной в Восстании. Авторитет Светлейшего Совета, конечно, был неоспорим, но не мог сравниться со священной, дарованной небом властью короля, чей род тянулся, не прерываясь, тысячелетиями. Сами же бывшие рабы иногда роптали на то, что Совет бесповоротно обосновался на острове Рюй.

Шун-Ди так и не сумел полюбить этот остров. Его постоянно тянуло домой, на Маншах – так, как тянет ко сну или несбыточной мечте… Но вернуться не суждено. Он не может бросить дом и торговлю, ибо это – всё, что у него есть. Никого и ничего больше во всём Обетованном. Ни родных, ни друзей, ни пристанища.

Шун-Ди всегда считал, что он не сам выбрал свой путь, а наоборот. Прародитель учит, что всё в человеческой жизни предрешено, и свободный выбор способен лишь ускорить или замедлить неминуемое. По большому счёту, у людей есть только одно, главное право – достойно прожить уже прописанную судьбу. Или недостойно. Прародитель даёт любому выбор между светом и тьмой, пороком и добродетелью – чтобы привести к общему для всех концу. Поворотов же пути, его изломов и бугорков никому не дано изведать заранее.

Шун-Ди искренне верил в учение Прародителя. В отличие от многих.

В отличие, вероятно, и от тех, кто отправил его в это бесчеловечное плавание, – или, скорее, в обречённое не провал посольство… Хотя, может быть, и не стоит оправдывать себя. Может быть, кто-то другой добился бы успеха там, где он провалился?

Шун-Ди очень устал. Только вчера он ступил на твёрдую землю – и вот сегодня уже стоит перед надменными Советниками в шелках и перстнях. Ни один из них – красивых, умащённых благовонными маслами из его лавок, – не провёл полтора года в бедах и лишениях. Они оставались здесь, на Рюе – правили, наслаждались жизнью… А Шун-Ди рисковал собой, даже не зная толком, во имя чего.

Рисковал, как подобает воину. Рабу-воину – тому, кто не задаёт вопросов. Не командующему и не купцу.

«Я сам согласился на это, – напомнил себе Шун-Ди, прикрывая глаза, утомлённые огнистой желтизной. – Сам подписал тот договор… Сам говорил, что это честь для меня. Сам снарядил корабль и отплыл. Теперь поздно жалеть».

Действительно, поздно. Жрецы Прародителя сказали бы, что он уже совершил свой выбор – свернул на повороте дороги-жизни, поэтому теперь не вправе ничего изменить. А вельможи из Светлейшего Совета вправе отчитывать его, как мальчишку.

– Правильно ли мы поняли, Шун-Ди-Го? – промурлыкал один из Советников – тот, с кем Шун-Ди беседовал полтора года назад, до начала злосчастного плавания. Го – к нему обратились, как к юноше, подчеркнув возраст и, соответственно, невысокий статус. Шун-Ди безучастно скользнул глазами по волнистым лучам солнца на мозаике. Возраста, начиная с которого это обращение к мужчине снимается – двадцати двух вёсен – он достиг уже три года назад. Очевидно, Советники не знали об этом. Или предпочли сделать вид, что не знают. – Кентавры и морской народ тоже отказались от союза с нами?

– Не совсем, досточтимый Ар-Эйх, – вздохнул Шун-Ди. – Как я уже говорил, они не отказались от союза совершенно – просто примут его лишь на условиях, которые поставят сами. И лишь после того, как узнают всё о целях союза… О том, какая именно помощь от них понадобится. И что они получат взамен.

Другой Советник, справа от Ар-Эйха, постучал по подлокотнику кресла длинными смуглыми пальцами.

– Ты подразумеваешь, что они настроены враждебно, о Шун-Ди-Го?

– Нет, досточтимый. Я подразумеваю только то, что сказал.

Шун-Ди надоело повторять одно и то же; именно этим он занимался с самого утра. Он уже понял, что ему никак не представить своё путешествие в выгодном свете. Ни добытые товары и диковинки, ни свитки с путевыми записями, ни подробная карта западного материка не убедили Советников – так разве способны убедить просто его слова?..

– Отчего же тогда они не принимают нашу дружбу? Ни твои дары, ни речи магов, что были там с тобой, не заставили их изменить решение?

– Нет, досточтимый. Я думаю, они просто… опасаются. И не желают вмешиваться в чужие распри, особенно если это вмешательство не принесёт им никакой выгоды. Такое нежелание можно понять.

Шун-Ди решил говорить начистоту – и сразу почувствовал, как воздух в янтарном зале задрожал от напряжения. Казалось, даже ветерок, вольно гуляющий между двумя рядами овальных окон, внезапно затих.