Естественно, он не знает, почему. Кому дано знать такие вещи?
Альену казалось, что многие в его окружении могли бы признаться в том же самом – начиная с Горо и заканчивая бородатыми сородичами Бадвагура, которые не величали его иначе как человеком, некромантом или (более снисходительные) волшебником. Есть в имени что-то жуткое, будто скреплённый обет; что-то законченное, магическое – как в любом слове. Как в песне, пропетой от чистого сердца…
Альен вздрогнул. Мысль о песне была не его – просто не его, и всё. Не из его знаний, памяти, способа думать: она никогда не пришла бы ему в голову. Он вспомнил о существе из своих снов, о девушке-птице с холодными пальцами, и почему-то его пробрала тревожная дрожь.
О чём он думал? Имя, власть имени, сила имени, магия… Фиенни.
Нет.
– Я тоже собрался, – сказал Альен и снова стал смотреть вперёд. Толпа жителей Гюлеи, придя в движение, волна за волной падала ниц перед мужчиной в маске, пока тот поднимался на палубу.
– Король так и не сказал о старухе, – заметил Ривэн после натянутого молчания, когда над берегом разлились удары гонга – ритмичные, ровные, как стук чьего-то громадного сердца. – А он ведь отпустил её на волю, верно? Разве это не событие?
– Событие, – согласился Альен. – Он просто старается не упоминать Сен-Ти-Йи. Пришлось бы рассказывать, с какой стати он сделал это, объясняться с Люв-Эйхом… Всё-таки по закону, как рабыня, она оставалась его собственностью.
– Понятно, – кивнул Ривэн. – Проще уплыть, и дело с концом.
Альен улыбнулся – на этот раз через силу. Если Ривэн рассчитывал на шутку, получилось не так уж смешно. Хотя точнее точного: уплыть, и дело с концом… Что они совсем скоро и сделают.
***
Придя к морю ночью, Альен ощутил затхлый привкус дурной повторяемости. Он чувствовал это и в прошлом, когда доводилось изо дня в день, неуклонно тупея, заниматься одним и тем же; возможно, поэтому при мыслях о месте профессора в Академии или о законном титуле лорда Тоури его всё ещё пробирала дрожь. И вот будто бы кто-то властный и насмешливый снова пустил его по старому кругу, как бродячие артисты на потеху детям пускают дрессированную белку в колесе.
Точно так же он стоял на берегу с Зелёной Шляпой. Тогда с ним тоже был Ривэн – но и Бадвагур тоже был.
И тогда Альен не пропах ещё этими проклятыми пряностями, от которых теперь не отмыться, словно от крови.
– Красиво, – вырвалось у Ривэна сдавленным шёпотом. Звёзды над Гюлеей отличались от привычных ему, и он засмотрелся на небо.
Пусть уж лучше на небо засматривается, – шепнул внутри Альена кто-то объективный и злой. Он отмахнулся от этого голоса: стыдно признаваться, но копаться в чувствах Ривэна он сейчас не очень настроен.
Ривэн вызвался тащить их вещи, чтобы Альену не пришлось тратить силы, пользуясь магией. Нечего сказать, благородное предложение; но от одного простенького заклятия Альену не стало бы ни лучше, ни хуже. Они уже плывут в Лэфлиенн с Сен-Ти-Йи – с врагом, – причём их принудили к этому: разве что-то более трудное и постыдное можно себе представить?..
Разве что дом сотни поколений предков, по доброй воле отданный альсунгцам, – отданный, лишь бы не принимать его помощь, помощь «позора семьи»… Впрочем, хватит думать о лорде-отце; сейчас совсем не тот момент.
Альен наконец-то дорвался до моря, по которому так тосковал на душных островах Минши. Добрался до его переливчатой, тихо шуршащей глади; той ночью она казалась почему-то не чёрной, а исчерна-синей, как тёмный сапфир. До его солёного запаха, до его толщи, знающей всё обо всех. Знает ли море о новой жертве, принесённой на его берегах? Или на Бадвагура в каменной гробнице ему так же плевать, как на тело ювелира Сен-Иля, давным-давно обглоданное рыбами?..
– Ты смотришь туда, словно влюблённый, Альен Тоури, – с дребезжащим смешком заметила Сен-Ти-Йи. Старушка просеменила к воде, неловко клонясь на один бок (Альен почувствовал естественный и глупый порыв помочь); охнув, присела на корточки. Было так тихо, что Альен расслышал, как хрустнули её суставы, и невольно поморщился.
Отвечать он не стал. Сен-Ти-Йи глубоко ошибается, если думает, что после похорон Бадвагура он будет снисходительнее.
– Не могу поверить, что она правда из этих, – шепнул Ривэн, остановив взгляд на затылке старухи – на растрепавшемся пучке седых волос, который выглядел, точно наспех пришпиленный комок паутины. – Ну, из тех, о ком говорил Зелёная Шляпа. Из бессмертных – тэверли или как их там…
– Она не в своём теле, – ответил Альен, злобно радуясь тому, что Сен-Ти-Йи явно слышит их шушуканье. – Здесь только её сознание – так действует эта магия. Бессмертная вынуждена много лет существовать в этом жалком, сморщенном мешке.
Ривэн тихо ойкнул, зажав себе рот. Но Сен-Ти-Йи даже не пошевелилась в ответ на выпад – лишь водила кончиками пальцев по мокрой гальке, бормоча что-то себе под нос. Мелкие волны по-прежнему набегали на берег, точно волны ленивого, малоподвижного войска, которое слишком уверено в победе. Наверное, именно так Хелт сейчас атакует Дорелию.
О, пусть её самонадеянность и в самом деле окажется глупой – во имя Хаоса и во славу его…
– Не таком уж и жалком, волшебник, – всё-таки отозвалась Сен-Ти-Йи пару минут спустя, поднимаясь. – Лет тридцать-сорок назад это тело было красиво, почти как твоё сейчас. Откуда тебе знать, что ты или твой друг не позарились бы в ту пору на маленькую рабыню?..
Насмешливое мурчание послышалось в её голосе – нотки, знакомые Альену по речам другой Сен-Ти-Йи. Той, что обладала прекрасными струящимися волосами и рожками… Он выстоял, не позволив себя смутить.
– Ну вот ещё, – брезгливо проворчал Ривэн и со вздохом опустил их вещи на песок – видимо, устал держать. Он завернул до локтей рукава рубахи – родной, дорелийского пошива, – так что от прохладного ветра кожа покрылась мурашками. – Кстати, о мешках. Долго мы ещё тут простоим? Или придётся до утра перетаскивать всё это с места на место?
Альен хмыкнул: Ривэн даже теперь может рассуждать деловито не по годам. Практичного супруга найдёт в нём потом какая-нибудь девчонка – лет через десять, когда воришка перебесится и станет степенным мужем…
Если, конечно, у него будут эти десять лет. И если ещё раньше он не превратится в безвольного раба тауриллиан.
– Пока госпожа колдунья не завершит всё, что нужно, отплыть не получится, – сказал он. – Что делать – таков уговор… А что там у тебя, снова еда? – (Альен ради интереса приподнял один из мешков и кашлянул, удивившись тяжести). – Ты булыжников туда набросал?
Ривэн поскрёб в затылке.
– Ну, почти… Я вернулся в ту ночлежку, как мы хотели. Сегодня сбегал… Хозяин никуда не дел агховы статуэтки, продать хотел. Ну, я и…
Стало солоно во рту, и Альен осознал, что уже несколько секунд стоит с больно прикушенной губой. Он забыл о последних работах Бадвагура – позорно забыл, несмотря на их разговор… Вроде бы мелочь, если смотреть широко, – но уже давно его не охватывал такой отвратный, до тошноты, стыд.
– Спасибо, что забрал их, – сказал он. – Я…
И тут что-то словно толкнуло его в грудь, в глазах потемнело, и чутьё подсказало: магия. Могучая, древняя магия где-то рядом. Альен инстинктивно выставил мысленную защиту – так резко, что Ривэна отбросило на пару шагов, и он еле устоял на ногах. Потом развернулся к Сен-Ти-Йи, собирая жар силы на кончиках пальцев.
Но старуха всё возилась у кромки воды, будто ничего не случилось. Альен в смятении сглотнул горькую слюну. Берег Гюлеи был пронзительно тих, и звёзды мирно перемигивались в небе – но что-то непоправимо изменилось. Его точно позвали издали – тоскливо, рыдающе, с неизбывной жаждой, – и зов этот длился, и длился, и конца ему не было.
– Альен? – Ривэн подкрался и в кои-то веки позволил себе тронуть его за плечо. – Милорд?.. С Вами всё в порядке?
Снова милорд, снова «с Вами»… Погрузившись в странное волнение, Альен сумел только сбросить ладонь Ривэна и промычать что-то невнятное. Напряжение не отпускало, он по-прежнему слышал этот зов.