Транспортная полиция – оценил Кобылин, наблюдая за тем, как следом за толстяком из двери вывалился тощий чернявый коротышка – в такой же форме, но в кепке с козырьком вместо фуражки.

– Так, – грозно протянул толстяк, нависая над Кобылиным. – Это что у нас такое?

В тамбуре было шумно, ему приходилось почти кричать, но Алексей видел по складкам на шее и по спокойным глазам – конфликтовать полицейский не собирался. Настроение у него хорошее, хоть и подпорчено тем, что пришлось отправиться в путь по вагонам, для галочки выполняя обход.

– Пассажир! – бодро отрапортовал Кобылин, вскидывая небритое лицо и выдавая улыбку до ушей. – Турист!

– Турист? – чернявый напарник подошел ближе. – А документы у туриста есть?

– Конечно! – крикнул в ответ Кобылин, улыбаясь светло и радостно, как весеннее солнышко. – Вот паспорт. А билета нет, сразу сознаюсь, виноват! Нету билетов, вот ей богу, в кассе нет. А мне своих надо догнать, в Речинске ждут, отстаю я, вот на следующей сойду и сразу к своим!

Толстяк в фуражке принял из рук Кобылина паспорт в весьма потертой кожаной обложке. Помятый, замызганный, – как и полагается паспорту путешественника. Раскрыл его, медленно расправил страницу.

– Москва? – удивился он. – И чо ты тут делаешь, турист?

– Слет у нас, – бодро отозвался Кобылин и его память услужливо подсунула события последних дней, раскрыв дневник воспоминаний на нужной странице. – Верней, у местных слет песенников, в Листовке! А я с ребятами завернул по старой памяти…

Чернявый, присматривавшийся к рюкзаку Кобылина, глянул на напарника. Тот задумчиво рассматривал улыбавшегося охотника. Коротышка ткнул шнурованным ботинком рюкзак.

– А там что? – спросил он. – Наркотики, оружие…

– Рыба, – довольным тоном объявил Кобылин и принялся расшнуровывать ворот рюкзака. – Ребята у вас тут рыба офигенная, не мог удержаться.

На свет появилась огромная гроздь воблы, заранее припасенная охотником. Пахнуло так, что коротышка в кепке попятился.

– Хотите рыбки? – радостно осведомился Кобылин. – Угощаю! А то рыбы полно, а запить нечем…

– Нечем, – повторил толстяк, автоматически принюхиваясь. – А пиво?

– Нету пива, – печально отозвался Кобылин. – Нету денег – нету пива. Деньги у корешей. И гитара… О! Ребята, у вас гитары нет? Может, видели в соседнем вагоне у кого-то? Я новую песню придумал, надо срочно наиграть, пока не забыл. Хотите спою?

– Нет, – резко отозвался толстяк. – Никаких песен. Хватит. И это. Нарушаете, значит, гражданин.

– Я же не со зла, – умоляюще протянул Кобылин, прижимая руку к груди. – Мужики, мне б только до следующей станции добраться. Места тут сами знаете, какие, с транспортом не очень.

Толстяк многозначительно шмыгнул носом, глянул в раскрытый паспорт, потом на Кобылина. Потом показал паспорт напарнику.

– Гля, – сказал он. – Похож? Мутная фотка. Тут нормальный, а этот на узбека похож.

– Не похож, – уверенно отозвался чернявый. – Точно не узбек. У меня дед узбек, я знаю.

– Узбек? – поразился толстяк. – Ты же говорил – грузин. Когда мы чачу пили!

– Один узбек, другой грузин, – тотчас подтвердил коротышка. – Стопудов.

– А ты тогда кто?

– А я хохол.

– Ты не хохол, а писдабол, – возмутился толстяк. – Врешь, как дышишь! Давай, двигай жопой, пока эти уроды не разнесли ресторан!

Вспомнив о Кобылине, толстяк повернулся к нему, протянул паспорт. Глядя в лицо улыбающемуся охотнику, полицейский сердито засопел, замялся. Потом погрозил толстым пальцем, похожим на сардельку.

– На следующей, – сказал он. – Чтоб когда обратно пойдем тут и духу… Этого рыбьего тут не было.

– Все так и сделаю, – совершенно искренне пообещал Кобылин, пряча потертый паспорт в карман. – И рыбу заберу.

Дверь, ведущая в вагон, распахнулась и в тамбур заглянула проводница. Увидев полицию, всплеснула руками. Толстяк тут же ухватил напарника за рукав и потянул за собой. Чудом протиснувшись мимо проводницы, оба в мгновение ока скрылись в вагоне. Та задержалась, округлила глаза, грозно глянула на охотника и погрозила ему хрупким кулаком. Кобылин широко улыбнулся в ответ и показал ей большой палец. Мол, все отлично. Проводница недоверчиво покачала головой, скрылась в вагоне и захлопнула за собой дверь.

Кобылин медленно засунул связку соленой рыбы в мешок. Подтянул его поближе к себе, обнял колени руками. Улыбка сползла с его лица, веселые морщинки вокруг глаз разгладились. Нос вытянулся, заострился, глаза потухли, превратившись в безжизненные куски мутного стекла. С равнодушным видом Алексей уставился на стену тамбура. Потом поднял руку к груди, расстегнул ворот. Сжал кулак, стиснул зубы.

– Линда, – выдохнул он и словно проснулся.

Рывком поднялся на ноги, приник к стеклу и острым взглядом окинул лес, проносившийся за окном. На следующей? Сойдет. Следом должен идти скорый. Как-нибудь договоримся.

На его белых сухих губах появилась кривая ухмылка, больше напоминавшая оскал. Еще поборемся. Потрепыхаемся немножко, пока есть силы – из чистого упрямства. Да, когда-нибудь силы кончатся. Когда-нибудь.

Но не сегодня.

Григорий, сосредоточенно сопя, потыкал фломастером в лист бумаги, лежавший перед ним на столе. Беспорядочное нагромождение крестиков, квадратиков, кружочков и стрелочек никак не хотело складываться в осмысленный узор. Борода прикусил колпачок, ткнул в один из квадратиков, прочертил тонкую стрелку к соседнему кружочку, откинулся на спинку кресла и придирчивым взглядом обозрел плоды своих трудов. Со вздохом скомкал лист, швырнул на пол и взял новый – из стопки лежавшей на краю столешницы. Задумался. Чертыхнулся, уронил фломастер на стол и поднялся со скрипнувшего офисного кресла.

Разминая широкой ладонью затекшую шею, Григорий окинул взглядом темный зал, служивший ему временным штабом. Низкий потолок, бетонный пол, отсыревшие стены. Пара письменных столов, пара пластиковых стульев, напоминающих об уличном кафе, лампочки под потолком, болтающиеся на тонких проводах. Небогато. Зато надежно. Бывший тир, скрытый в зарослях на задворках одного из городских НИИ был, конечно, не самым шикарным для проживания местом. Но территория закрыта, на въезде охрана, про самый отдаленный подвал давно забыли даже местные завхозы. Большое помещение под недостроенным крылом давно заброшено. И самым ценным в нем были вовсе не бетонные перекрытия и стены, способные выдержать пулеметную очередь. Самым ценным являлось наличие четырех независимых выходов – при малейшем намеке на тревогу отсюда можно испариться подобно легкой дымке. А можно и засесть в лабиринтах и отстреливаться до последнего патрона. Если тебе больше нечем заняться.

Сердито хмыкнув, Григорий обернулся и напоролся на суровый взгляд Лены, сидевшей за соседним столом с открытым ноутбуком.

– Что? – осведомился Гриша.

– Чего маешься? – спросила Лена, поднимая руки с клавиатуры. – Не сходится?

– Да вообще, – Борода махнул рукой. – Это не информация, а дерьмо. Переделываешь сто раз, а все не так. Слухи, догадки, сплетни. Мусор. Не хватает настоящих данных.

– Говорила тебе, возьми ноут, – сердито произнесла охотница, хрустя длинными пальцами. – Нечего бумагу переводить. И править удобно.

– Не, – замотал лохматой головой Борода. – Не то. Нет в нем души. Мне надо что-то в руках держать. Так думается лучше.

– Завтра закажу тебе гусиных перьев, – пообещала Лена. – И чернильницу.

Григорий махнул рукой, подошел к старому дивану у стены, сел на него, выжав из древних пружин протестующий стон.

– Не сходится, – повторил он, таращась в темноту зала словно филин. – Лен, ну не сходится. По всему выходит, что крупный игрок пришел в город. Но активных действий не предпринимает, как будто чего-то ждет. Этот чертов упырь Павел мечется по городу, собирая остатки Ордена под свое крыло. Это понятно. Он сколачивает свое отделение. От Питерского Совета остались ошметки, они заняты доеданием друг друга и им почти нет дела до того, что происходит у нас. Павел пользуется этим удачным моментом. Похоже, он собирается сколотить свою независимую контору.