Близнецы дружно шагнули вперед и дали второй залп. Куски картечи разорвали грудь тролля, швырнули его на пол, заставив растянуться во весь рост. Он задергал ногами, из продырявленной груди потоком хлынула густая кровь, огромная голова приподнялась и близнецы выстрелили еще раз – один в голову, второй в грудь. Череп тролля раскололся на куски, как старый камень, а левую руку оторвало и отбросило в сторону. Тролль забился в судорогах, а близнецы выстрелили снова. И еще раз – и лишь тогда гора окровавленных ошметков, бывшая пару минут назад огромным чудовищем, замерла на полу.
Гриша высунулся из-за стойки – как раз вовремя, чтобы заметить поднимающегося с пола охранника, того самого, которого он сбил с ног в самом начале. Провалявшись у дверей всю схватку, он рывком поднялся на ноги, цепляясь за развороченный косяк двери, и Гриша на секунду замешкался, не зная, что с ним делать. Это движение заметил не только он – один из близнецов вскинул дробовик и выпалил в новую мишень. Удар картечи, рассчитанной на крупную дичь, сбил бандита с ног и зашвырнул окровавленное тело в больничный коридор. Он умер, прежде чем коснулся пола.
– Стоп! – заорал Гриша во весь голос, видя, как Ленка, успевшая отползти от дверей, вжимается в пол. – Хватит!
Близнецы замерли на месте. Один навел свое чудовищное орудие на выломанные двери, целясь в пустой коридор, а второй опустился на одно колено и принялся невозмутимо перезаряжать дробовик.
Борода обернулся, дрожащей рукой сунул пистолет в кобуру, отшвырнул в сторону лист фанеры. Под ней он обнаружил бабку в белом халате, забившуюся в угол, и тихо подвывавшую. Крови не видно, бабка жива, а большего Гриша и знать не хотел.
Тяжело отдуваясь, он перевалился через стойку и, пошатываясь, замер. Ухватившись рукой за обломки стенки, он выпрямился и обозрел поле боя.
Лена уже поднялась на ноги, прижалась спиной к стене, но так и не опустила пистолет. Вадим присел над Верой, оставшейся в облике зверя, и гладил ее по спине. Близнецы невозмутимо стояли по колено в кровавых ошметках, и целились в пустой коридор.
– Спокойно, – хрипло сказал Борода, отлепляясь от стойки. – Отставить пальбу…
Он осторожно прошел к развороченной двери. Под ногами чавкала густая кровь тролля, в ушах гудело от выстрелов, а перед глазами плавали разноцветные пятна. У двери Григорий остановился, заглянул в пустой коридор, водя перед собой пистолетом. Никого. Тихо. Местные, видимо, забились в щели и напряженно вслушиваются в наступившую тишину. И слава богу. Лишь бы не высовывались.
Вздохнув, Гриша скривился от боли в ребрах. Он еще крепок, но удар был слишком силен.
– Черт, – выдохнул он. – Всего-то упырь и громила. Леха бы даже не вспотел.
Лена бесшумным призраком выросла рядом с координатором, мотнула головой в коридор, потом показала на часы. Борода сжал зубы, стараясь отрешиться от боли в ребрах, развернулся, махнул рукой Близнецам. Один тот час развернулся и взял на прицел входную дверь – четко и ровно, как на соревнованиях в стрельбе по тарелочкам. Второй остался стоять на одном колене – в коридор он целиться перестал, но держал оружие наготове.
Гриша бросил короткий взгляд на пару оборотней, подошедших ближе. Вера осталась в облике рыжей псины, а Вадим по-прежнему напоминал длиннорукого примата, только что спустившегося если не с пальмы, то с гор Памира. Огромный, волосатый, – снежный человек, да и только.
– Быстрее заживет, – выдохнул Вадим, заметив, что взгляд Григория остановился на Вере, помахивающей хвостом.
Координатор молча отвернулся и, держа пистолет перед собой, мелкими шагами быстро пошел вперед по коридору, оставляя за собой темные липкие следы. Лена двинулась следом, держась сбоку, чтобы не целится напарнику в спину. Вадим и Вера замыкали краткую процессию, прикрывая тылы.
Гриша быстро прошел по всему коридору, мимо белых дверей, ведущих в палаты. Они его не интересовали, ему была нужна самая дальняя, за которой, если верить слухам, скрывался пленник.
У стены Григорий остановился, обвел взглядом свое небольшое войско. Все были наготове. Затаив дыхание, Борода быстро распахнул последнюю дверь, вошел, сразу отступил в сторону, целя в центр комнаты. Следом за ним скользнула Ленка, держа на прицеле койки, выстроившиеся вдоль стены.
Их опасения оказались напрасными – в палате оказалось пусто. Лишь в центре, почти у самого окна, стояла большая операционная каталка на колесиках. На ней лежал кто-то длинный и худой, прикрытый зеленым кусачим одеялом. Гриша опустил пистолет, шагнул было вперед, но Лена вскинула руку.
– Стой, – шепнула она. – Дай я. Вдруг он еще на тебя сердится. Он, наверно, не знает, что ты тогда его не собирался заманивать в ловушку.
Борода нахмурился, но остался на месте. Лена скользнула вперед, на ходу сунула пистолет за пояс, и, кусая губы, подошла к каталке.
– Ох, мать, – выдохнула она, и Григорий одним прыжком оказался рядом с ней.
На каталке, на серых больничных простынях, лежал Кобылин.
За время отсутствия он сильно похудел и осунулся. Выглядел не просто похудевшим, а скорее, изможденным, похожим на раба, которого морили голодом. Его худое лицо, смуглое от загара, было обветренно, губы потрескались. Скулы обтянуты кожей так, что грозят ее прорвать. Глаза глубоко запали, под ними темные мешки, вокруг – сетка глубоких морщин. Подбородок выдается вперед, и, кажется, на нем можно рассмотреть кости челюсти.
Лена медленно протянула руку, собираясь коснуться его лба, но так и не решилась – просто указала на шрам. Он начинался у левого виска, и тянулся дальше, теряясь в волосах над ухом. Темно-багровый, толстый, он сильно напоминал ожог.
Борода рывком сдернул с друга зеленое одеяло и сердито засопел. Тонкие голени Кобылина прятались в потертых штанинах джинсов, которые были явно велики хозяину, а ногах болтались кроссовки. Темно зеленая футболка плотно обтягивала похудевший торс, и Гриша был уверен – если ее задрать, то под кожей можно будет пересчитать все ребра. Борода задержал взгляд на левом плече – там, на футболке, красовалось огромное темное пятно. Очень похожее на то, что могло появиться от потока крови из разбитой головы. Или простреленной насквозь.
– Черт, – прошептал Гриша. – О, черт.
Лена медленно потянулась, коснулась ладонью обветренной щеки Кобылина, наклонилась над ним.
– Леш, – слабым голосом позвала она. – Леша…
Кобылин дернулся, застонал. Веки его затрепетали, и Григорий невольно подался назад, помня о предупреждении Лены. Глаза Алексея открылись. Они оказались серыми, мутными, а белки стали красными от полопавшихся сосудов. Это были глаза бесконечно уставшего и больного человека. Испуганного насмерть.
– Я, – прохрипел Кобылин, едва разжимая бесцветные губы. – Где…
– В больнице, – жарко выдохнула Ленка, наклоняясь над охотником и чуть не плача. – Боже, Лешка, что с тобой случилось…
– Что, – прошептал Кобылин, переводя взгляд на Гришу. – Случилось?
– Тебя подстрелили, – быстро выдохнула охотница. – Прямо на улице, когда ты вернулся…
– А Конопатовы, – прошептал Кобылин. – Тут? Он… упал со стула… Наверно. Мы отравились…
– Конопатовы? – Гриша вскинулся, обошел каталку с другой стороны, наклонился над охотником.
– Какие Конопатовы? – удивилась Лена. – Леш, это мы…
Борода бесцеремонно оттолкнул ее руку прочь от лица Кобылина, склонился над охотником и одним пальцем оттянул его нижнее веко.
– Леша, кто такие Конопатовы? – спокойно спросил он, разглядывая глаз охотника.
– Бра, – выдохнул тот, пытаясь отвернуться. – Братья.
Ленка глянула на Гришу, недоуменно вскинула брови.
– Черт, – процедил тот сквозь зубы, и принялся ощупывать шрам на виске. – Вот, черт…
– Больно, – выдохнул Кобылин. – Уйди…
– Гриша, – севшим голосом позвала Ленка. – Гриша, что происходит…
– Это не он, – яростно прошипел тот в ответ.
Они стояли над каталкой, таращась друг на друга, а на простынях, между ними, ворочался тощий обессиленный охотник.