Городок, как и ты, тоже не стоял на месте, он тоже где-то рос, а где-то, наоборот, редел, то расцветая в жирные благополучные годы, то ветшая в годы невзгод. Веяние времени не могли пройти мимо него, и он, следуя моде, преображался согласно действующему в данный момент тренду. Так на место ларьков и магазинчиков, пришли маркеты и супермаркеты, ну, как пришли… – просто сменили вывеску. Так на место пивных-баров пришли различные спорт-бары и пивные рестораны, а ведь ещё недавно в них так любили потолковать о насущном местные любители справедливости (а также и профессионалы этого дела), так не любящие публичности. Но их расплющенные носы, зияющие бланши и другая синеватая роспись по телу, сразу же выдавали в них деловой профессионализм, что, собственно, не умеряло их профессиональный пыл, и они после первой же выпитой кружки преображались и заявляли о себе во весь голос, что часто добавляло к их отличительным тельным меткам дополнительные украшения. Но несмотря на такие удары по человеческому сознанию, его не так-то просто провести, и человек, ко всему привычный, не изменяя себе, всё также рвётся в эти спорт бары, ответственно заявляя своему нерешительному спорящему с ним приятелю: «Только „bar“ нас рассудит!».
Лу же по дороге набрёл на один из таких маркетов, в детстве носящего, по простолюдинке, название: «Продукты», но сейчас обретшее, и всё благодаря работе местных маркетологов, звучное магнитологическое имя. Зайдя внутрь, Лу обнаружил существенные изменения во внутренней жизни магазина. Так, впитав в себя дух самообслуживания, магазин подвергся значительной реконструкции для подходящего удобства покупателя в его стремлении само обслуживаться.
Лу, посмотрев по сторонам, с некоторой ностальгией вспомнил ту огромную зловредную тётку, как тогда говорили, «сидящую на сладостях». Видимо, это её сидение, да и повышенное содержание дрожжей в её сдобном теле, и дало ход её росту, раз её так, в конечном счёте, разнесло (или расперло, кому как удобно говорить). Но не это больше всего задевало детвору. С этим её «достатком» ещё можно было как-нибудь ужиться, тем более что с ним уживался тот унылый «сухостой», который встречал по вечерам её с работы, взваливая на себя огромные сумки. Но дело в том, что эта тётка полностью опровергала сложившееся мнение: большой человек – это добрый человек. И дети, прежде чем подойти к её прилавку, долго и со страхом думали о том, как же к нему подойти. И только завораживающий вид разных пирожных и всяких ужасно сладких вещей, взяв над ними верх, подталкивал их к прилавку. Где дети на её звучный вопрос: «Чё надо?!», – с трудом выговаривая название: «Корзиночку с крем-брюле!», – получали свой заказ.
А ведь может эта тётка, сама по себе очень добрый человек, так любящий сладости, что и сказалось на её решении пойти работать в этот сладкий отдел. Но вот только сладкое и сдобное не всегда сопутствует стройности, и она, заметив те свои изменения, которым она подверглась благодаря этим факторам сладкой жизни, попыталась ограничить себя от сладкого. Но что поделать, когда маховик привычки уже запущен и наша тётка (сколько не пыталась отказаться от сладкого) всё никак не может перебороть себя. И она, видя как детвора беспечно откусывает очередное пирожное, со слезами на глазах забегает в подсобку и, зачерпнув своими жирными руками горсть конфет, с трудом пытается ими заткнуть свой рот от извергающегося вопля своей души. Затем, слегка остыв, она возвращается за прилавок, где новый покупатель просит принести «вон тот большой торт», и она сама того не понимая, ненавидит его бессильная в своих действиях. И так раз за разом продолжается её ежедневная пытка ничего не подозревающими любителями сладкого.
Ну а детям, подсознательно чувствующим эту её ненависть, так ничего другого не оставалось делать, как перебарывать себя и, превозмогая страх, покупать сладкое. А что вам, детям! Вам ещё повезло по сравнению с тем унылым мужчиной, который когда-то из-за своего весёлого характера слыл душой многих компаний. И разве могла перед ним устоять всеобщая любимица Ласточка-сладкоежка? Да ни в жизнь или, по крайней мере, не в этой её ипостаси! Но где же сейчас та стройная весёлая Ласточка, вносящая в его жизнь радость и счастье? Неужели? Да не может быть? Увы, всё это так, и с каждым лишним килограммом, она всё меньше улыбалась, а он всё чаще отворачивал от неё свой взгляд. Она же, замечая это, с расстройства ещё больше прибавляла в весе, а он всё меньше от этого радовался и, как потом говорили всезнающие бабульки, то в один из вечеров её никто не пришёл встречать, и она, не понимая, что случилось, ошарашено стоя на пороге магазина, глядела по сторонам в ожидании его, и как рассказывали очень дальнозоркие люди, то её глаза при этом приобрели неестественную слезливость. Но он так и не появился, а она, с опустившимися плечами (и не только благодаря тяжести сумок), побрела по узкой тропинке домой.
Сейчас уже нет того отдела, нет, конечно же, сладости никуда не пропали, и даже ассортимент их значительно вырос, но сейчас они уже соседствуют с другими не столь сладкими вещами, что не говорит о пониженном содержании в них сахара, но слегка портит ощущение праздника. Наш же Лу, прикинув, что ему необходимо для ужина, прикупил этого себе и отправился в обратный путь. Занеся продукты в дом, он решил, что надобно занести также привезённую одежду, для чего и пошёл к своему автомобилю. Когда же он вытаскивал сумки из багажника, то неожиданно услышал обращающийся к нему голос.
– Ты, я смотрю, богатый, раз на такой машине ездишь.
Лу же, повернувшись, увидел перед собой весьма отвратительного типа, со всеми своими регалиями не симпатичности, как-то: зловонный запах, неопрятность (если, конечно, это слово можно употребить по отношению к нему), жизненный багаж знаний, заключённый в мешках под глазами, ну, и в придачу, палочка, на которую он опирался, как говорил он и даже зуб за это давал: «Я – инвалид труда, и получил своё увечье, когда работал шахтёром в забое».
– Ну и что, – не дипломатично отрезал Лу.
– Так может, с хорошей жизни добавишь мне пять рублей? – слегка заискивающе спросил инвалид труда.
– Нет, не добавлю, – не меняя тона, ответил Лу.
– Ну, ладно, – процедил сквозь зубы сей тип и, развернувшись, поковылял по дороге дальше.
Лу же повернулся и стал смотреть ему вслед, вспоминая, где же он его видел.
– Что, денег просил? – вдруг услышал женский голос Лу, заставив его тем самым вновь проделать вращательные движения головой и телом.
Повернувшись же обратно, он на этот раз увидел вовсе ни кого-то неприятного, а скорее даже наоборот. Перед ним стояла та, которую он жаждал и боялся увидеть. Светлана стояла рядом с его машиной и, слегка наклонив голову, прищурив глаза, изучала его. Для Лу же, кроме её глаз ничего больше не существовало. Так они и стояли, не смея нарушить тишину.
– Надо всё-таки было дать ему какую-то мелочь, а то он у нас злопамятливый и может гвоздём царапнуть машину, – нарушив тишину, сказала она.
– Ну, а ты как? – спросил её Лу.
– А без тебя – никак, – хотела бы сказать она, прокручивая сладко-горькие воспоминания. – А мне как без тебя, – соглашалась она идти вместе с ним гулять. – Только я и ты? – переспрашивала она, когда он звал отмечать вместе Новый год. – Я тебя буду ждать, – говорила она, когда он уезжал на учебу. – Я тебя никогда не забуду, – размывала её слеза его жирную точку.
– Да ничего, помаленьку, – ответила она ему. – Ну а ты, надолго к нам?
– Да ещё не знаю, – ответил Лу.
– Понятно, – в свою очередь ответила она.
А что, собственно, в данном случае понятно? То, что сложно разговаривать – это только и понятно, остальное же совсем не ясно и очень непонятно. Но попробуй тут разберись и пойми друг друга. Как себя вести после стольких лет, после разрыва, и что говорить в данном случае уж очень непонятно для всех, так что приходиться держать независимый вид, проводя языковую разведку.
