То есть, всё-таки будет мстить…

Долго. И со вкусом.

Неспроста ж на его физиономии снова блуждает эта довольная непонятно чем по-жизни улыбочка, когда он усаживается на своё место, после чего вновь разглядывает меня, будто под микроскопом.

– Ты ведь на экономическом учишься, верно? – слегка прищуривается Смоленский.

Я тоже прищуриваюсь. И вкладываю во встречный взгляд: “Тебе-то какое дело, мудак ты этакий?!”. Особенно если учесть, что мужчина и без всяческих уточнений прекрасно знает не только мою специальность, но и номер курса – видел же студенческий. Явно ведёт к чему-то конкретному, не просто так интересуется.

– Верно, – отзывается за меня отчим. – Настёна второй курс заканчивает. Скоро у неё практика начнётся. Собирался взять её себе под крыло. Но она против. Считает, что лучше добиваться всего самой, и самостоятельность пойдёт ей на пользу.

На пользу мне пойдёт отсутствие регулярного общения с самим отчимом, а то он и на работе частенько напивается до чёртиков, а потом все его работнички жмутся по углам – совершенно не хочется стать одной из них. Но об этом я, конечно же, молчу.

– Я бы на твоём месте тоже в отцовскую контору не пошёл. Трудно с родственниками работать, – поддерживает на свой лад Тимур. – Может быть пойдёшь ко мне?

Да я лучше удавлюсь! Прям здесь и сейчас!

Или к отчиму работать пойду.

Жаль, не успеваю все эти предпочтения выразить вслух.

– А что? – широко улыбается Фролов. – Очень хорошая идея!

Тоскливо вздыхаю, мысленно запихивая эту “хорошую идею” ему в… пусть будет, обратно в голову.

– Позвоню своему юристу, пусть заберёт документы, чтобы к утру всё успеть подписать, – не замечает моих мысленных стенаний отчим.

Он хватается за папку и собирается подняться на ноги.

– К чему такая спешка? – не позволяет ему завершить начатое Пелагея. – Вечер ещё только-только начинается, – мягко перехватывает его руку и “ненавязчиво” возвращая папку с контрактом обратно на стол.

Должно быть, она его споила недостаточно, раз он не ведётся сразу. Сперва хмурится, потом призадумывается, со скепсисом скосившись на экран своего телефона, который успевает достать из кармана пиджака.

– К тому же, вы мне ещё обещали “Лунную сонату”, – томно улыбается обольстительница, невинно хлопая ресничками.

При этом строит настолько щенячье-просительное выражение лица, что у отчима не остаётся никакого выбора, как согласиться.

– Хорошо. Обещания нужно сдерживать, – сдаётся ей на милость Фролов. – Сперва соната, потом дела.

На самом деле я всегда поражалась этому его качеству. Нет, не вестись на первую попавшуюся юбку. Будучи конченным мудаком по отношении к женскому полу, заядлым пьяницей и всё в этом роде, у него существует дар настолько феерично подчинять клавиши фортепиано, что не заслушаться просто невозможно.

Неудивительно, что в скором времени, как только парочка перемещается с террасы в основной зал, который, помимо всего прочего, украшает шикарный чёрный рояль, даже гул посетителей становится тише. Звуки тихо льющейся мелодии мягко обволакивают не только моё сознание. И это, кстати, очень даже зря. Расслабляюсь я, в смысле. Едва ли проходит две минуты, соната ещё не приближается к середине исполнения, а Смоленский поднимается со стула. И меня тоже на ноги поднимает. Затем и вовсе… меня саму подхватывает! Да с такой лёгкостью, словно я не вешу свои сорок семь килограмм, а как та тоненькая красная папка.

– Ты что делаешь? – вскрикиваю от неожиданности, повиснув на мужском плече.

– Догадайся, – в полнейшем безразличии отзывается Тимур, усиливая хватку.

И да, направляется прочь с террасы. Но не через зал. Оказывается, покинуть это место возможно с помощью отдельной лестницы, ведущей на другую сторону здания, где располагается ресторан. А я, сколько ни возмущаюсь, ни колочу по его спине, пинаюсь, извиваясь в отчаянных попытках освободиться, так и не добиваюсь ничего толкового. Смоленского мои жалкие попытки сопротивления абсолютно не волнуют. Будто и не замечает их, продолжая невозмутимо шагать в задуманном направлении. Его не задевает и тот факт, что я не успеваю даже столовые приборы на столе оставить, так и сжимаю в руке позолоченные вилку и нож. Разве что зарабатываю шлепок по своему многострадальному заду. Ровно в тот момент, когда начинаю задумываться о том, чтобы если не нож, так хотя бы вилку в него воткнуть.

– Не усложняй, – ровным тоном сообщает Тимур. – Всё равно не отпущу.

Вот тут я притихаю. Но совсем не потому, что на меня действуют его слова. Брюнет начинает спускаться по ступенькам. Не хочется навернуться и расшибить себе голову или сломать шею из-за собственной дурости. Сперва я терпеливо дожидаюсь, когда под ногами Смоленского оказывается ровная горизонтальная поверхность. На этой самой асфальтированной поверхности, к слову, нас дожидается припаркованный по диагонали “McLaren” кофейного цвета. Не трудно догадаться – чей именно.

– Да ты, оказывается, ценитель, – язвлю, прикидывая примерную стоимость очередного шедевра автопрома во владении хозяина “Атласа”.

– Иногда, – на свой лад соглашается со мной мужчина.

Помимо машины, неподалёку обнаруживается двое высоких мужчин в строгих костюмах. Судя по одежде – охрана ресторана. Чуть подальше от них: садовник, который наше появление вовсе не замечает. Пританцовывает с наушниками в ушах, занимаясь местной растительностью под одним из фонарей, так что действительно не слышит. В отличие от охранников. Но на их счёт я тоже не обольщаюсь. Те дружно отворачиваются, старательно разглядывая кованый забор вдалеке.

Новую попытку к сопротивлению предпринимать нет никакой необходимости. Тимур ставит меня на ноги. Потом и вовсе на полшага назад отступает, любуясь… непонятно чем. То есть, понятное дело – не ровно подстриженными кустами, растущими вдоль фасада здания и периметра довольно крутой лестницы. Мною. Только непонятно, чего он там до сих пор не разглядел.

– Если решил, что удастся повторить ночной междуусобчик, то, уверяю… – начинаю, но не договариваю.

– Не зарекайся, – перебивает Смоленской.

У меня аж рот заново приоткрывается. И от такой наглости, и от возмущения. Слишком уж чётко проскальзывает в его словах непоколебимая уверенность, будто иначе быть не может.

Закипаю в считанные мгновения! Однако, вопреки эмоциям, отзываюсь вполне себе дружелюбно:

– Ладно. Как скажешь.

И даже заставляю себя улыбнуться. С теплом. Ласково. Почти нежно. В меня будто какой-нибудь дъяволёнок вселяется – все мои видимые эмоции обманчивы. Мужчина тоже улыбается в ответ, но с хитринкой, переключив внимание от моей персоны к столовым приборам, которые я всё ещё сжимаю до побеления пальцев.

Он вопросительно выгибает бровь, явно, как и я совсем недавно, начиная задумываться о том, что я могла бы пусть их в ход. Но я поступаю иначе. Вручаю нож и вилку ему. С самым торжественным выражением лица, на который только способна. А потом, пока он пытается сообразить, что тут происходит, делаю большой шаг в сторону. К садовым инструментам. В конце концов, столовый нож – он же не острый, да и вилка – довольно слабое орудие… Садовые ножницы куда острее и прочнее. Одного замаха хватает, чтоб они вонзились в переднюю шину по самую рукоять.

– Попробуй увезти меня куда-нибудь теперь, – всё с той же милой и ласковой улыбочкой проговариваю я вслух.

И, пока Тимур ошарашенно смотрит то на меня, то на ножницы в колесе “McLaren”, то на столовые приборы в своих руках, – я, подобрав подол платья и скинув ненавистные туфли, со всех ног мчусь обратно к лестнице… Мне бы хотя бы до отчима добраться!

Жаль, выигранной форы не хватает даже до середины первого пролёта. Ночную тишину оглашает мой пронзительный вскрик, когда Смоленский догоняет и ловит, утаскивая обратно.

– И так… – протягивает он зловеще, довольно грубо усадив меня на капот собственного автомобиля.

Не отпускает. Его хватка на моей талии крепкая – почти болезненная. Но не это будоражит мой рассудок. Теперь, когда адреналин от собственной выходки утихает, а я несколько раз переосмысливаю содеянное… расплата будет жестокой.