Бенджамин ничего не сказал, но Эйдан знал, что он не одобрял его решение разорвать все связи. Возможно, даже ненавидел его.

Иногда Эйдан тоже ненавидел себя за это, но он редко об этом думал. Когда он ушел из дома, он ни разу не оглянулся. Та часть его жизни закончилась.

– Так что с твоими предыдущими версиями о Месте? Ты сказал, что хочешь обсудить их со мной, – напомнил Бен, отвлекая Эйдана от своих мыслей. Эйдан кивнул, затем указал на другую сторону парка и предложил:

– Пойдем туда. Давно мы там не были.

Бен вздохнул, покачал головой, но всё же неохотно последовал за ним. Эйдан знал, о чём он думает. Вероятно, гадал, кем же Эйдан являлся: хладнокровным, равнодушным ублюдком или мазохистом, который любил мучить себя, заставляя себя переживать самые ужасные моменты своей жизни.

Эйдан надеялся, что Бенджамин склонялся к первому варианту.

– Арбатнот написал несколько предложений, которые я считаю самыми важными во всей его работе, – начал Эйдан. Вздрогнув от ветра, он запахнув пальто. – Черт. Я не помню более холодной осени. В любом случае, Арбатнот упомянул такие фразы, как полу-постоянство, определитель времени, время первично, цель вторична, всё остальное не имеет значения. Они все кажутся такими простыми, но могут означать всё, о чём только можно подумать. Моя первая версия заключалась в том, что он говорил о снах. Сны – довольно интересная тема, так как люди ничего о них не знают. Может быть, чтобы получить право войти в Место, всё, что нужно, это погрузиться в состояние сна? Я два года изучал осознанные сны. Перевел книгу Эрви де Сент-Дениса о них, провел собственное исследование, но в конце концов, я зашел в тупик. Исчерпал все свои ресурсы, – Эйдан раздраженно покачал головой.

– Поэтому мне пришлось отложить эту версию и сосредоточиться на другой. Следующее, что я попытался исследовать, было коматозное состояние. Это более вероятная версия, но ее трудно проверить, так как я не знаю точно, как выйти из этого состояния, если уж в него попасть. Затем…

– Эйдан, послушай, – перебил его Бенджамин. – Я знаю, что ты делаешь. Я думаю, мы оба знаем.

Эйдан недовольно посмотрел на него.

– Да, потому что это так трудно понять, – протянул он. – Я знаю, что сама концепция «разговора» для тебя затруднительна, но…

– Я не это имел в виду, и ты это знаешь.

– Перестань перебивать, – Эйдан свирепо посмотрел на него. – Клянусь, Бенджамин, иногда я задаюсь вопросом, зачем я вообще с тобой связываюсь. Ты не умеешь слушать!

– Это неправда, – повысил голос Бен, – я просто устал слушать одну и ту же историю снова и снова. Я знаю, Эйдан! Я знаю всё о твоих попытках и исследованиях. Я был с тобой, помнишь? Я даже помог тебе достать эту чертову книгу про осознанные сны! Что мне трудно понять, так это твою неспособность взглянуть правде в глаза. Ты говоришь, что твоя первая версия была о снах? Это ложь. Было только одно, о чём мы оба подумали после того, как прочитали о "полу-состоянии", о котором упомянул Арбатнот. Кома, да, но также клиническая смерть.

Лицо Эйдана тут же превратилось в каменную маску, и Бенджамин схватил его за руку.

– Что еще имеет смысл, Эйдан? Это как в поэме Данте. Вот почему после пяти лет ты, наконец, начал разыскивать всю информацию об аде. В глубине души ты знаешь, что нужно почти умереть, чтобы возможно получить шанс испытать то, что Арбатнот, по его словам, сделал. Кома – тяжелое и опасное состояние, а клиническая смерть? Почти невозможно достичь её, а затем вернуться. Ты это знаешь. Ты это знал с самого начала, но притворяешься, что это не так. И знаешь почему?

– Умираю от нетерпения услышать, – с сарказмом произнес Эйдан. Бенджамин, как обычно, проигнорировал его тон.

– Как я сказал несколько дней назад, тебе это не нужно. Совсем. Что тебе нужно, так это крестовый поход. Что-то таинственное, что-то сложное, что-то, на что можно потратить годы в попытках осуществить. Ты намеренно выбрал эту историю про "путешествие в ад" и начал копать, убеждая себя, что это то, чего ты действительно хочешь. И всё же, если бы это действительно было так, ты бы попробовал клиническую смерть много лет назад. Ты не боишься умереть, но не видишь смысла делать это без достойной причины.

– Достойной причины? – спросил Эйдан низким, зловещим голосом, пристально глядя на Бена. – Ты думаешь, что я дурак, который продолжает лгать сам себе? Потому что я… настолько жалок, что не могу найти другого смысла жизни? Чего-нибудь более полезного?

– Почему же, – Бен мягко улыбнулся ему, разозлив его еще больше. – Ты выбрал самый совершенный смысл, Эйдан. Что-то едва осуществимое, но очень информативное. Ты любишь узнавать новое, я знаю. А почему ты продолжаешь притворяться… ты уже зашел слишком далеко. Признать, что ты этого уже не хочешь, всё равно, что признать поражение. Признать, что потратил годы на то, что тебе даже не нужно. Признать, – Бен кивнул на четыре могилы перед ними, – что всё это было напрасно.

Эйдан ничего не ответил. Он почувствовал, что Бен медленно уходит от него, вероятно, направляясь обратно к дому.

Он не двигался. Просто стоял там, глядя на могилы, глубоко задумавшись.

Глава 6

Следующая неделя казалась невыносимо долгой. Хейзел бродила по дому, изучала многочисленные картины, помогала Тиффани на кухне и разговаривала с Мелани. Ночью она ходила в комнату Эйдана, где они занимались сексом, и всё. Ничего больше. Если бы Хейзел разрешили выйти на улицу, всё могло бы быть немного интереснее, но согласно этим глупым правилам, у нее не было другого выбора, кроме как остаться в доме. Ей было скучно до смерти.

Она попросила Тиффани отправить письмо ее бабушке, чтобы та знала, что с Хейзел все в порядке, но Тиффани отказалась, хоть и неохотно. Тиффани, вероятно, чувствовала, что она не в том положении, чтобы просить Эйдана о чём-то личном, даже если по мелочи, и Хейзел не могла не злиться на ее лицемерие. Как будто Эйдану нужно было всё рассказывать! Тиффани сама задавала много вопросов об Эбигейл, жалела их обеих, обещала молиться каждый день, но на деле, отказывала в реальной помощи.

После этого Хейзел перестала часто приходить на кухню. Всё чаще она стояла перед дверью кабинета Эйдана, и всё в ней дрожало от желания постучать, войти внутрь… чтобы поговорить. По-настоящему, а не так, как они это делали в постели. Эйдан был опытным любовником, он мог чувствовать партнера каждой клеточкой своего тела. Он знал, как ласкать, как целовать, что успокаивающе шептать ей, когда отпустить, а когда проявить жесткость. Но в то же время, он всегда был более грубым, более настойчивым, чем это было необходимо, и Хейзел была озадачена этим. Возможно, Эйдан думал, что таким образом демонстрировал свой контроль над ней, но он был неправ, если считал, что это пугало или подавляло ее. Напротив, Хейзел наслаждалась всем, что он мог ей дать, иногда даже больше, чем она сама могла понять. Она не была уверена, знал ли Эйдан об этом. Он был проницателен, поэтому, должно быть, заметил, что их бурный секс делал Хейзел такой же необузданной, но было похоже, что он не верил, что ей действительно настолько нравится. Как будто он хотел не верить этому.

Ну, размышляла Хейзел, он мог продолжать верить во что угодно. Пока. Пока она не будет уверена, что у нее есть власть, по крайней мере, в какой-то степени.

Теперь, вновь стоя перед дверью кабинета, она сомневалась, должна ли она постучать, как она всегда того хотела, или уйти, как она всегда делала. Тиффани постоянно предупреждала ее не беспокоить Эйдана, но что она знала? Как Хейзел должна была узнать его, если вела себя так, будто боялась его? Что он мог с ней сделать? Что-то в нём было темным, Тиффани была права, но по какой-то причине, Хейзел не чувствовала страха. Может быть, это было наивно и неправильно, может быть, она пожалеет об этом, но, по крайней мере, сейчас она чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы попытаться. Сделать первый шаг, который она себе обещала.