— Я не могу поверить, что ты даже обдумываешь это дерьмо, — злобно прорычал Хеллвей.
— А что ты предлагаешь? — сдерживая ярость спросил Вальтер, поднимая взгляд на охотника. Джон выглядел паршиво. Правую руку все еще сковывала повязка, бледное лицо выражало страдание, давая понять, что охотник все еще чувствует боль в поврежденных тканях, не смотря на активное лечение первоклассной кровью.
— Искать! Перевернуть все чертовы кварталы! — Хеллвей распалялся. Боль делала голос громче и яростнее и Вальтеру показалось, в глазах его горит красноватое сияние. — Собрать всех и прочесать весь город! От Старых кварталов до Церковного… арх… дьявол!
— Сядь на стул, Джон.
— Нахер стулья! Они схватили Перри, понимаешь?
— Я понимаю! — в первый раз за два года крикнул Вальтер. — Но я обязан выполнять приказы Понтифика. Я не могу просто взять и бросить охотников Лиги на улицы и нарушить закон!
— К черту…
— Я глава жандармерии, Джон! Я, черт подери ты знаешь, как никто хочу найти «куницу»! Она — мой человек, но я не имею права нарушать законы, что сам подписался отстаивать! Если Лоуренс требует отдать дело Логариусу — то так мы и поступим!
— Ты спятил, если думаешь, что я буду сидеть сложа руки!
Вальтер с силой ударил ладонью по столу. Дерево затрещало, две ножки сломались и стол потеряв баланс, сбросил с себя чернильницу, тубус и стакан с водой. Глава лиги на миг замер, глядя на вмятину на полированной поверхности. Он почти забыл, какую чудовищную силу дала кровь.
— Мы должны найти ее, Вальтер, — холодно сказал Джон. — Без вариантов.
— Я не отдам такого приказа.
— Черт подери, Вальтер! — Джон вскочил, сжимая кулак здоровой руки. Боль пронзила раскаленными иглами, он покачнулся, но удержал равновесие.
— Я сказал: я не отдам такого приказа, — еле удерживая гнев повторил глава Лиги. — Расследование окончено.
— Да пошел ты Оедону в сраку, дерьма кусок! Как ты можешь бросить ее…
— А ну захлопни пасть «ублюдок Кейнхерста», — рявкнул Вальтер и тут же пожалел об этом. Лучше бы он назвал Джона куском дерьма, лучше бы съездил по роже, чем называть его старым прозвищем.
Хеллвей побелел, смерил его уничтожающим взглядом и молча вышел из кабинета.
— Джон! — крикнул в след Вальтер. — Стой!
Но тот не ответил.
— Черт, — горько выругался «Пожиратель чудовищ», и рухнул в кресло.
Бессилие — ужаснейшее из чувств, накрыло с головой. Ярнам переживает страшные времена, ночные улицы полны чудовищ и охотников, а днем, сквозь звон тысяч колоколов слышно биение нарастающей паники. Сейчас, меньше всего ему нужен был скандал с Церковью и гражданское недовольство. Что он мог сделать? Устроить масштабные облавы и обыски? Так это не гарантирует результат, а вот гражданское возмущение вызовет вне сомнений. Протест и ярость пролетариев, погашенный Церковью Исцеления, мог вспыхнуть синим пламенем от любой искры. Рабочие и их семьи примирились с угнетением ярнамскими буржуа, но беспредел жандармерии разожжёт народную ярость с новой силой. Вальтер не мог этого допустить, но совесть — безжалостный палач. В этот момент хотелось все бросить. Скинуть мундир ярнамской жандармерии, достать поржавевшую пилу-вертушку и броситься в бой, крошить, рвать и пилить, забывая обо всем. Джон был прав.
«Что ценнее человеческой жизни?»
— Две человеческие жизни, — ответил себе Вальтер, морщась от боли в сердце.
«Значит, Перри останется в плену?»
— Значит так.
«Трусливый ублюдок»
Вальтер болезненно ухмыльнулся. Он точно не был трусом. Он любил Ярнам, любил его готические шпили, его широкие мостовые и таинственные лабиринты переулков. Любил колокольный звон и тихий, резонирующих гул отдаленных органов. Любил ярнамитов, тревожных и буйных. Любил, потому не мог ослушаться Лоуренса.
«Прости Перри»
***
Хеллвей шел по каменной мостовой широким шагом, стискивая зубы от боли. Кровь действовала из рук вон плохо, электротравмы заживали медленно, и даже перевод злосчастной записи Гаскойна не успокаивал. Кэрил — этот уставший старый ученый, конечно, помог с переводом, но легче от этого не становилось. Вместо ответов помощь ученого принесла лишь новые вопросы. Кругом сновали толпы суетного народа, звонко смеялись дети, хохотали женщины и бранились мужчины, громыхали колеса кэбов и карет. Бойкий парнишка на другой стороне улочки с энтузиазмом начищал видавшие виды туфли местного торговца специями. Тот — пухлощекий, широкоплечий дядька с массивными усами, нехотя вытаскивал из кошелька монеты, сверкающие серебряным ликом Короля Лемана V — отца Аннализы, правившего почти три десятилетия. Джон остановился и, прислонившись к столбу, вытащил из кармана листок бумаги. Взгляд скользнул по беглому переводу:
Похитители работают по всему городу. Жалобы идут отовсюду. Старый Ярнам, Вест и Ист-Оедон, Даже Соборный округ! Но вот в районе старых мануфактур люди на исчезновения не жаловались. Там, где цеха снесли под черт знает какие нужды. Тот квартал, что был с полгода перекрыт. Стоит пойти туда и все проверить. Не могу доверять свои страхи Церкви. Что-то очень неправильное творится с этими похищениями. Вчера поругался с архидьяконом крови. Требовал у него людей прочесать северо-восточный и юго-западные кварталы, а этот обмудок на меня наорал. Он был напуган — я заметил. Ляпнул что-то вроде: «не суйся в Яаар’гул».
«Яаар’гул»? Что, черт подери, означает это слово?
Хеллвей тихо выругался и убрал листок в карман. Он планировал собрать парней из Лиги и перевернуть закрытый квартал вверх-дном, а если подозрения Гаскойна были беспочвенны — пройтись рейдом и по другим районам. Но судьба распорядилась иначе и сейчас все, что оставалось Джону — беспомощно наблюдать, как единственные возможности отыскать Перри Вайпер переходят в руки архиепископа Логариуса — лицо явно ангажированное и не заслуживающее доверия. И нет ни одного способа как-то выйти из сложившейся ситуации.
«Ой ли? А как же дядя? — Хеллвей сморщился от этой мысли, будто проглотил кусок лайма. От одной мысли о том, чтобы прийти к дяде и попросить помощи позвоночник скручивался в спираль, а в горле появлялся гадкий ком. — Но сейчас, похоже, иных вариантов действительно нет. Сучий потрох будет вне себя от радости»
Охотник судорожно вздохнул и поднял взгляд на ряд небольших статуй Рода, украшавших пролеты моста. Сверкнувший профиль покойного короля стоял перед глазами, напоминая, куда надлежит держать путь.
— Кейнхерст. Черт, не хотел я туда ехать! Должен быть еще какой-нибудь вариант, Джонни. Думай…
— Чего здание подпираешь? Не упадет.
Хеллвей медленно повернулся, заметив стоящего в паре метров от себя Гилберта. Широкоплечий старик скрывал черно-серебряные волосы под любимой кепкой-бандиткой. Всем видом он походил на простого и сурового мужика из рабочих кварталов. Типичная потертая жилетка, видавшие виды брюки на подтяжках и самокрутка в зубах. Джон всегда удивлялся тому, как этот старик сохраняет молодецкий вид в свои восемьдесят шесть. Он знал, что тот без благодетельной крови лазал по лабиринтам Птумеру, выискивая древние артефакты — что уже подвиг по общечеловеческим меркам.
— Здорово, Джон, — мрачно хмыкнул Гилберт и стиснул руку Хеллвея в крепком рукополжатии. — Дерьмово выглядишь, парень.
— И чувствую себя так же, — горько усмехнулся охотник. — Как дерьмо. Я смотрю твои раны затянулись? Снова в деле?
— Не надолго. Лоуренс тащит расхитителей в лабиринт. Не наш — новый, к западу от Вейренка открыли.
— Привези сувениров.
— Ладно, давай к делу, — резко спросил Гилберт. — Я тебя по городу не для дружеских бесед искал, парень. Как будешь ее вытаскивать?
— Прежде чем думать «как», хорошо бы узнать «от куда», — горько ответил Джон, сплевывая в лужу. — Все, что у меня есть — чертово название. Яаар’гул.
— Яаар’гул? — Гилберт поднял бровь. — Сновидцы?
Джон резко встрепенулся.
— Ты знаешь, что это значит?
— Конечно знаю. Яаар’гул — это с птумерианского «врата в сон». Профессор Миколаш, когда нанимало нас для похода на «второй ярус» что-то говорил о переводе двух кварталов в Яаар’гул.