"Друзья! Преданное и сердечное расположение, которое мы испытываем к вам {В 1565 добавлено: "ведь вам известно, кто мы такие".}, побудило нас прийти сюда, чтобы сообщить вам о деле большом и важном, и не только важном, но и угодном богу и выгодном всему королевству, а в особенности выгодном не кому-нибудь другому в королевстве, а вам, гражданам этого благородного города. Так вот, мы пришли сюда, дабы принести вам то, в чем вы заведомо долго нуждались, чего страстно желали, за что готовы были отдать большие деньги, за чем пустились бы в самый дальний путь; мы же это приносим вам без усилий, страданий, затрат, риска и опасности для вас. Что же это такое? Это безопасность вашей жизни, спокойствие ваших жен и дочерей, сохранность вашего имущества: ведь в былые времена вы ни в чем этом не могли быть уверены. Кто из вас мог бы чувствовать себя истинным хозяином своего добра среди стольких силков и ловушек, сколько их было вокруг, среди стольких грабежей и поборов, среди стольких налогов и пошлин, которым никогда не было конца и в которых часто не было нужды? а если и была нужда, то скорее из-за мятежей и неразумных опустошений, чем для какого-нибудь необходимого или достойного расхода {В 1565 иначе: "хотя и королю не для чего было требовать денег, и народу не из чего платить".}. У людей богатых и почтенных, что ни день, отбиралось новое и новое добро, чтобы раздать его расточителям; а когда не хватало "пятнадцатины" {94} и любых иных привычно звучащих налогов {95}, то под удобным именем беневоленции {96}, или доброхотных даяний, сборщики вымогали от каждого столько, сколько ни один человек доброхотно не мог бы им дать. И если этот побор назывался беневоленцией, то это значило, что каждый человек должен платить не столько, сколько он хочет дать, а столько, сколько король хочет взять. Тогда ничто не запрашивалось помалу, но всего требовали сверх меры {97}: штрафы превращались в поборы, поборы в выкупы, малое злоупотребление в преступление, преступление в измену.
Я думаю, никто здесь не нуждается в том, чтобы мы приводили поименные примеры. Разве вы забыли Бардета {98}, который за одно необдуманное слово {В 1565 добавлено: "за чашей с вином".} был жестоко обезглавлен, и законы королевства были нарушены в угоду королю? Сколько славы стяжал тогда Маркхем {99}, главный судья, который предпочел оставить свою должность, чем дать согласие на такой приговор, и сколько позора легло на всех, кем из страха или из лести приговор этот был вынесен! {В 1565 добавлено: "Благодаря лживому толкованию законов они погубили невинного человека, который положился на их верность долгу и совести".} А Кук {100}, уважаемый ваш сосед, олдермен и мэр этого благородного города {В 1565 добавлено: "Немногие города могут гордиться такими людьми: должным образом он получал от вас все места и должности и на каждом прекрасно управлял".}? кто из вас столь невежествен, чтобы о нем не знать, или столь забывчив, чтобы о нем не помнить, или столь бессердечен, чтобы не жалеть о потерях этого достойного человека? О потерях? нет, о совершенном его разорении {В 1565 добавлено: "из такого огромного богатства он был сброшен не просто в бедность, но прямо-таки в нищету".} и о незаслуженной погибели, и все это лишь оттого, что он любил тех, кого не любил король. Я думаю, что нет надобности перечислять всех остальных по именам: уверен, что многие здесь присутствующие помнят, как они сами или их ближайшие друзья видели немалые опасности и своему добру, и себе самим из-за обвинений или вовсе лживых, или ничтожных, но прикрытых грозными словами!
Не было такого страшного обвинения, для которого не находилось бы предлога. Ведь король наш, не дождавшись срока своего престолонаследия, добился короны мечом; и поэтому, чтобы обвинить богатого человека в измене, достаточно было его родства, дружбы, близости или простого знакомства с кем-нибудь из врагов короля, а во врагах короля побывало не меньше половины королевства. Таким образом, никогда ваше добро не находилось в безопасности, а самим вам все время грозили обычные превратности войны. Война всегда бывает причиною многих злополучии, но злополучнее всего она тогда, когда народ в раздоре с самим собой; и нигде на свете не была она так пагубна и опустошительна, как у нас; и никогда у нас не была она столь долгой, со столь частыми битвами, такими ожесточенными и смертоносными, как это было в дни покойного государя, да простит ему это бог. При нем и ради него, когда он добывал венец, удерживал его, терял его и вновь отбивал его, пролилось больше английской крови, чем при двукратном завоевании Франции. Столько древней дворянской крови стоили нам эти междоусобицы, что осталась едва ли половина ее, к большому ущербу этой благородной страны; а что уж говорить обо всех богатых городах, разоренных и разграбленных по пути на битву или с битвы! Но и мир потом был не спокойнее войны: никогда не было такого времени, чтобы человек богатый был спокоен за свои деньги, а человек знатный за свои земли, а кто бы то ни было за собственную безопасность. Воистину, кому король мог доверять, не доверяя родному брату? кого он мог жалеть, убив родного брата? и кто мог любить его, если не мог родной его брат? Мы пощадим его честь и не станем говорить, каким людям он больше всего благоволил; однако вы все знаете хорошо: чем больше он любил человека, тем меньше тот считался с законом, и много больше подавалось судебных прошений жене Шора, пошлой и презренной развратнице, нежели всем лордам Англии, исключая тех, которые у нее же искали помощи. А ведь эта простая женщина пользовалась и уважением, и доброй славой, пока король в своей распутной похоти и греховной страсти не отнял ее у мужа, честного и состоятельного человека из вашей же среды. По чести сказать, мне об этом очень бы не хотелось говорить, но бесполезно держать в секрете то, о чем знает каждый: алчная похоть короля была ненасытной и несносной для всего королевства, так как не было такой женщины, молодой или старой, богатой или бедной, которая бы ему приметилась и понравилась чем угодно - видом, лицом, речью, поступью или осанкою, чтобы он, не боясь ни бога, ни бесчестия, ни мирской молвы, не устремился бы к ней в своем вожделении, не овладел бы ею и не принес бы этим погибели многим добрым женщинам и большого горя их мужьям и другим друзьям - людям честным и так высоко чтущим чистоту дома, целомудрие жен и стыд детей, что им легче было бы всего лишиться, нежели претерпеть такое поношение.
