Но вместо этого он отстранился. Чем действительно причинил ей болезненное ощущение неудовлетворенности, стыда, неутоленной жажды. Нилюфер действительно было больно — ее лоно уже столько времени истекает желанием, но до сих пор остается незаполненным, теперь лишь раздразненным еще больше!

— Ты хотела отдать мне свою девственность? — выгнув бровь, жестко уточнил Нарцисс.

— Д-да… — пролепетала Нилюфер. — Прошу тебя…

— Ты так настойчиво хотела продать мне товар, которого у тебя нет? — сверкнул глазами Зариф. Презрительно улыбнулся: — Мошенница. Ты полагала, если я предпочитаю мужчин, то не смогу отличить невинную деву от распутницы?

— Я… — заикнулась Нилюфер, но не смогла придумать достойного оправдания. Теперь она чувствовала себя иначе: надежные объятия бывшего палача теперь казались ей оковами, а она — распятой и голой перед своим судьей.

— Ты собиралась обвинить меня перед халифом? — продолжал Зариф. — Якобы я не убил тебя, но отнял единственное твое достоинство. Изнасиловал. Осквернил. Сделал тебя недостойной разделить ложе с повелителем. Твои слова прозвучали бы достоверно, ведь все знают, что я желал мести.

— Прости, — на ресницах принцессы заблестели слезы. Она стыдливо свела колени вместе, подтянула к себе, словно страшилась удара в живот.

Рюзгар, не смевший даже выдохнуть, пока звучали обвинения, отпустил ее груди и скользнул руками под ее согнутые ноги, провел под ягодицами, вторгся в тепло лона, изучая, огладил пальцами смятые зажатые лепестки, вызвав новую волну трепета.

— Ты прав, она давно уже не дева, — подтвердил бывший палач, хотя его свидетельства никто не требовал.

Покрывало, более не удерживаемое руками Рюзгара, упало с дрожащих плеч принцессы, обнажив бюст. И пусть Нилюфер тотчас подхватила освободившиеся груди рукой, — словно бы ее тонкая рука могла прикрыть это богатство! — Зариф успел увидеть больше, чем смог вынести. Сегодня ему хватило открытий более чем достаточно. Вновь заколыхавшиеся перед глазами «колокола» и венчающие их припухшие соски… Принц резко побледнел, поперхнулся, зажал себе рот рукой — и скатился с кровати, кинулся бегом прочь из спальни, суетливо успев подхватить с ковра свой халат цвета крови. Его мутило. Его откровенно тошнило от всего этого.

Дверь захлопнулась за ним с грохотом.

Рюзгар дернулся было броситься следом, но принцесса его удержала:

— Оставь ему хоть каплю достоинства. Вряд ли твой прекрасный Нарцисс хотел бы, чтобы ты смотрел, как его выворачивает желчью. Там найдутся слуги, чтобы принести ему воды и подсунуть ночную вазу. Твоя помощь не потребуется. Лучше останься здесь и помоги мне?

Рюзгар принял ее рассуждения. Однако в другом вопросе она рассудила неверно:

— Вряд ли халиф поверил бы придуманному тобой оправданию, — произнес он печально. — Они с Нарциссом давно вместе, Сефеву прекрасно известны все его слабости.

Нилюфер пожала плечами:

— Откуда ж мне было знать, что он не может иметь дело с женщинами? Возьми хоть ты меня. У меня уже всё болит!

Рюзгар постеснялся признаться, что у него тоже всё давно опухло от вожделения. Однако взять то, что отверг прекрасный Нарцисс… Заметив его сомнения, принцесса нарочно потерлась о его ствол ягодицами:

— Брезгуешь взять меня, как жену? Тогда возьми, как пленницу.

— У тебя всё же есть любовник? — уточнил Рюзгар.

— Если ты вновь спрашиваешь, есть ли человек, которому я дорога и которому не безразличная моя судьба, отвечаю снова: нет такого! — поджала губы Нилюфер. — Я отдала свою невинность легкомысленно, тому, кто взял бездумно. Что ж теперь сожалеть о потере? Просто посади меня на свой кол, палач Закапыватель!

— Я тебя порву, — поделился справедливым опасением Рюзгар. Однако предложение было слишком соблазнительным, чтобы найти смелость отказать!

— Порви, — кивнула Нилюфер без улыбки. — Хоть до смерти замучай. Лучше испустить последний вздох на твоем коле, чем в цепях сесть на раскаленный железный, когда Нарцисс отдаст меня людям халифа, как предательницу и прелюбодейку.

— Он не сделает этого, — без должной уверенности в голосе произнес бывший палач.

— Просто исполни мое последнее желание, — невесело улыбнулась Нилюфер.

И Рюзгар повиновался ее приказу. Однако, как ни желал бы он немедленно овладеть ею, чтобы сбросить распирающее напряжение, бывший палач нашел в себе силы и волю сдержаться и хорошенько подготовить принцессу к вторжению. Ее упругий зад был слишком восхитителен, чтобы без жалости порвать его в кровь. Рюзгару давно опротивело причинять страдания, он больше не желал быть палачом. Только не в собственной постели. Поэтому он стиснул зубы и приступил к процессу со всей тщательностью и осторожностью. Нилюфер же оказалась послушной ученицей: она быстро научилась расслабляться под его прикосновениями, она охотно впускала в себя его пальцы, обмазанные в ее собственном соке. Ее упругий зад оказался упругим не только снаружи, но приятно-податливым внутри. И всё же безумно узким, несмотря на все старания и растяжку.

Вскоре оба настолько увлеклись этим занятием, что почти забыли о самой цели. Разрумянившаяся Нилюфер оседлала поверженного на постель Рюзгара и с воодушевлением скакала на нем, держась обеими кулачками за могучий ствол, словно за луку седла, а раскрытыми лепестками лона потираясь о крупную мошонку. При этом его ладони сжимали ее ягодицы, а средние и безымянные пальцы обеих рук продолжали растягивать вход в ее тело. Рюзгар довольно жмурился, словно смотрел против солнца, но не закрывал глаза, ибо такое зрелище воистину ослепляло, но оторваться и не смотреть было бы кощунством: при каждом резком движении груди Нилюфер подскакивали вверх, стремясь разлететься в разные стороны, словно перекормленные белые голуби, а потом тяжело падали вниз, чтобы через миг вновь взлететь, стремясь вырваться на волю…

В такой позе их и застал вернувшийся назад Зариф. Он явно пришел сообщить нечто важное, но увидев прыгающие груди, снова зажал себе рот рукой и поспешно отвернулся лицом к двери. Однако не сбежал. Сделал несколько глубоких вздохов, чтобы прогнать тошноту, прикрыл ладонью глаза, чтобы вновь не узреть то, что ему видеть не следует. И решительно повернулся к Рюзгару:

— Я придумал, как можно обратить эту ситуацию в нашу пользу, — сказал Нарцисс, и постарался, чтобы голос звучал уверенно и твердо.

— Смилуйся, прекраснейший! — проскулил бывший палач. — Я отлично ее растянул, дай мне минуту! Или присоединяйся. Только умоляю, не отвлекай нас сейчас государственными интригами! Позволь мне кончить, а потом проси всё, что захочешь!

Зариф недовольно скривился.

— Согласна… с каждым… словом… о, могучий Рюзгар!.. — подпрыгивая, подтвердила Нилюфер.

Она поняла, что нужно спешить, вернувшийся Нарцисс долго терпеть их взаимное наслаждение не намерен. Поэтому принцесса изогнулась, опираясь на отведенные назад вытянутые руки, бесстыже раскорячилась и сама насадилась на ствол бывшего палача — глубоко, до основания, закатывая глаза от долгожданной наполненности. Рюзгар застонал в блаженстве. Зариф коротко оглянулся на дергающуюся в позе паучихи принцессу и снова позеленел.

Однако два вдоха и выдоха, и Нарцисс мужественно справился с отвращением. Более того — он присоединился! Приник к губам Рюзгара с глубоким поцелуем, а рукою нашел вслепую, буквально нащупал между широко расставленных ног принцессы, в складочках лепестков под самыми завитками — заветный крошечный бугорок. Его-то Нарцисс и стиснул между пальцев, потер подушечками, погладил круговыми движениями, легко надавливая и дразня…

Кто вскрикнул первым, сказать сложно: то ли Рюзгар, замычавший в рот принца и излившийся в жадно пульсирующее нутро принцессы. То ли первая испытала пик блаженства Нилюфер — стиснула скрытыми сильными мышцами ствол любовника, а сама выгнулась мостиком, приняв затрепетавшим лоном умелые пальцы Нарцисса. При этом тяжелые груди заколыхались почти у самого ее горла, слегка придушив и тем самым оттенив наслаждение. У Нилюфер перед внутренним взором заискрились разноцветные огни, у нее подкосились колени, ослабели руки. Выпустив из себя опустевший после разрядки ствол, она растянулась поверх Рюзгара, раскинувшись на его ногах морской звездой. Тот не возражал, сам пытался отдышаться.