Не дожидаясь ответа, она повернулась и направилась прямо к дверям галереи.

Погода на улице была, как обычно, дрянная, ветер хлестал ее кожаный плащ, который она нашла на блошином рынке в прошлом году, и трепал платье с золотой оберткой, которое она купила в комиссионке месяц назад.

Не обращая ни на что внимания, она шагнула прямо в поток машин, уворачиваясь от нескольких машин и не обращая внимания на звук автомобильных клаксонов, все еще щурясь на высокую темную фигуру, стоящую у фонаря и пытаясь понять, кто это может быть, потому что она все еще не могла его разглядеть.

Мужчина не двигался, просто стоял и смотрел, как она подходит, и по мере того, как она приближалась, черты его лица становились все более отчетливыми, выстраиваясь в знакомое лицо.

Глубокий золотой волос, коротко остриженный. Серебристо-голубые глаза. Очень необычная, очень мужественная красота. И холодный взгляд. Холодный, как ледяной ветер, который хлестал ее по лодыжкам.

О да, она знала его. Такое лицо не забывается.

Это был Лукас Тейт, один из приятелей Гриффина и самый красивый мужчина, которого она когда-либо встречала.

Ее гнев растаял так же быстро, как и появился, сменившись легким удивлением. Потому что какого черта Лукас Тейт здесь делает?

Они с Гриффином были хорошими друзьями, и Лукас принимал участие во многих светских мероприятиях, которые они с Гриффином организовывали - вернее, организовывал Гриффин, так как она была не очень общительной. Как бы то ни было, она никогда не понимала, почему Гриффин был другом Лукаса, потому что ее муж был теплым и покладистым, спокойным, хладнокровным парнем, а Лукас... Он был холодным, бесчувственным, явно лишенным чувства юмора и помешанным на контроле. Полная противоположность Гриффину во всех отношениях.

Сначала она подумала, что Гриффина привлекало то, что Лукас был одним из братьев Тейт, приемным сыном одного из самых богатых и влиятельных нефтяных миллиардеров страны, и почему-то Гриффин был ослеплен этим. Вот только Лукас никогда не говорил о своей семье, не показывал денег и вообще не подавал никаких признаков того, что у него есть характер.

Грейс находила его присутствие крайне некомфортным, и не в последнюю очередь потому, что он не только был холоден, но и был самым физически совершенным человеком, которого она когда-либо встречала, факт, который ее натура художника находила абсолютно очаровательным.

Кроме того, в ней была и другая часть, свободная, которая всегда испытывала странное желание иметь с ним дело. Ткнуть в него пальцем. Он был похож на замерзшее озеро, весь из чистого белого льда, на который ей хотелось забраться и проехаться на коньках, прорезать огромные линии, проделать в нем дыры. Копнуть глубже, чтобы увидеть, что под ним.

Наверное, еще больше льда.

Да, так оно и было. Хотя бывали моменты, раз или два, когда она ловила на себе его серебристо-голубой взгляд и видела что-то еще. Что-то, что, как она думала, могло быть реальной, честное слово, эмоцией, хотя она не могла представить, какой именно, но, когда она смотрела снова, все исчезало.

Так или иначе, в последний раз она видела его на похоронах Гриффина, где он произнес самую чопорную в мире речь сочувствия, затем развернулся и ушел, прежде чем она успела сказать хоть слово.

- Лукас? - она медленно остановилась на тротуаре прямо перед ним, все еще потрясенная. – Вот это сюрприз. Что ты здесь делаешь? - а потом, вспомнив покалывание в затылке, она прищурилась. – Это ты следил за мной?

Он стоял совершенно неподвижно, не выглядя ни довольным, ни особенно несчастным при виде ее, изучая ее с отстраненным видом, как будто он был ученым, наблюдающим за экспериментом, в котором не был особенно заинтересован, но все же интересовался результатами.

- Как ты меня заметила? - его голос был глубоким и холодным, как арктические моря.

По спине у нее пробежал холодок, словно кто-то сунул ей за шиворот кубик льда.

Да, теперь она вспомнила, почему ей никогда не нравилось, когда он приходил к ним на ужин или иногда по выходным пил с Гриффином пиво. Его ледяной голос и отстраненность в сочетании с беспокойством, которое, казалось, охватывало ее всякий раз, когда он был рядом. Беспокойство, которое она чувствовала, начинало и сейчас нарастать в ней.

Ей это не нравилось. Ни капельки.

Грейс переступила с ноги на ногу, скрестив руки на груди, стараясь не обращать внимания на знакомое желание просто стоять и смотреть на него, как девочка-подросток на плакат с ее любимой поп-звездой.

- Это было нетрудно. Я выглянула в окно и увидела тебя, - она вздохнула и снова спросила: - Что ты здесь делаешь?

Его прекрасные черты лица не выдавали никаких эмоций, его подбородок был таким совершенным и острым, что казалось, она могла порезаться, если прикоснется к нему. Не то чтобы она собиралась его трогать. Он был как царь Мидас, только не превращал вещи в золото, а замораживал их.

- Никто не может увидеть меня, если я этого не захочу, - он полностью проигнорировал ее вопрос, его взгляд сфокусировался на ней, как лазерный луч. - Как ты это сделала?

Грейс крепче сжала руки, раздражаясь на тот странный эффект, который он всегда производил на нее. Возможно, дело было в том, как он нависал над ней, хотя она не стояла близко к нему. Она не привыкла к тому, что мужчины возвышаются над ней, потому что у нее было добрых пять футов девять дюймов босиком и шесть футов на каблуках. Возможно, все дело было в черной коже, которая облегала его длинное, мускулистое тело, делая его большим, сильным и каким-то опасным.

Тьфу. Она не любила опасность.

- Ну, видимо ты не так сильно старался, потому что это было не очень трудно, - пробормотала она. - Кроме того, не похоже, что миллион парней в черных кожаных костюмах наблюдают за мной через окна, - она нахмурилась. - И ты не ответил на мой вопрос. Ты следил за мной, да?

Он не пошевелился и ничего не сказал, его пристальный взгляд охватил каждый дюйм ее тела, от макушки до подошв черных ботинок викторианского стиля. Взгляд был настолько бесстрастен, словно она была картой, которую он изучал, или набором инструкций, которые он пытался расшифровать.

От этого она почувствовала себя еще более неловко, что, в свою очередь, разозлило ее еще больше.

Она никогда не была хорошенькой и знала это, и ее это устраивало. Но в присутствии такого красивого мужчины, с его сверхъестественными серебристо-голубыми глазами, изучающими ее так пристально, она внезапно осознала все свои физические недостатки. Ее длинный нос и большая челюсть. Ее прищуренные глаза и длинные вьющиеся волосы. Все те вещи, которыми постоянно задирал ее отец и которых она стеснялась.

Да, она не оценила это маленькое напоминание, это точно.

- Не мог бы ты ответить на мой вопрос? - сказала она резче, чем собиралась, и выбросила руку, чтобы подчеркнуть свою мысль. Коллекция золотых, серебряных и бисерных браслетов позвякивала на ее запястье. - Ты следил за мной?

Он не ответил на ее вопрос. Или, по крайней мере, не сразу, его ледяной взгляд продолжал без спешки изучать ее.

Боже, он был так неподвижен, что ей хотелось походить взад и вперед, вылезти из своей кожи, хоть что-то сделать.

- С чего ты взяла, что я следил за тобой? - спросил он спустя минуту.

- Просто предчувствие.

Его светлые брови сошлись на переносице.

- Предчувствие? - он произнес это слово так, словно понятия не имел, что оно означает, да и знать не хотел.

Но к этому времени Грейс потеряла остатки терпения, а у нее никогда не было его много.

- Это как-то связано с Гриффином, да? - так и должно быть. Иначе зачем бы его дружку торчать здесь и наблюдать за ней?

Несмотря на прогресс, которого она достигла за последние полгода, едва она произнесла имя мужа, из-за горя ком застрял у нее под ребрами.

Черт. На самом деле она не хотела, чтобы это касалось Гриффина, потому что меньше всего ей хотелось обсуждать своего мертвого мужа с этой ледяной статуей, которая сейчас маскируется под мужчину. Особенно когда ей нужно было выйти и найти вдохновение для своей последней работы, чтобы уложиться в сроки выставки, которую она запланировала в галерее Крейга.