Я оцепенела.

– Как… не станет?

– Это случается. Оборотень, не справившийся со своим внутренним волком, теряет силу.

– Но… почему Джерард? Это не может случиться с ним…

Дэйн покачал головой.

– Может, Ро. И ты должна быть готова к этому.

Я зажмурилась.

– Я не хочу.

– Ро… посмотри на меня.

Как ему удаётся так легко заставлять меня делать то, что ему нужно, только с помощью ласкового голоса?

– Я тоже не хочу. Ты просто должна быть готова к этому. И понимать, что ты не виновата. Ни в чём не виновата, Ро. Что бы ни случилось с Джерардом, ты будешь не виновата в этом.

Я печально рассмеялась.

– Ты повторяешь «не виновата», словно заранее знаешь, что я обвиню саму себя…

– Конечно, знаю. Ты уже сейчас это делаешь. Но это не так, Ро, поверь мне, если не хочешь верить себе… Ты не виновата. Никогда не была виновата и никогда не будешь.

Наверное, это прозвучит странно, но я поверила Дэйну.

– Я виновата только в том, что любила его. И люблю до сих пор.

Друг кивнул, а затем улыбнулся и поцеловал меня.

С того дня, когда Дэйн впервые поцеловал меня, он делал это почти каждую ночь. И во сне я знала – всё правильно. Он имел право. Если не он, то кто?

– Ты поговоришь с Джерардом завтра?

– Да. Если наберусь смелости.

– Куда уж смелее? Ты у меня и так – сама смелость, Ро…

Мой смех отразился от воды в озере, взлетел в самое небо, растворился в его вышине и остался там, в этой стране снов, навсегда.

***

Утром, когда я вышла из хижины, под моими ногами стелился туман. Он холодил кончики пальцев, заставляя поджимать их, чтобы хоть немного согреться.

После вчерашней грозы рассвет был легким, невесомым и почти незаметным. Небо над лесом на востоке медленно светлело, пока не стало почти белым, а затем начало постепенно синеть. Словно вдруг вспомнило, что ему вообще-то полагается быть голубым, а не белым.

Вода в озере меня чуть не заморозила, когда я прыгнула туда с разбега, чтобы вымыться. Последовавший за хозяйкой Элфи даже зафыркал, поняв, в какую прорубь я его заманила.

– Ну-ну, малыш, не ругайся, – засмеялась я, отжимая свои паклеобразные волосы. – Высохнешь и согреешься. Нам не привыкать.

– Ф-ф-ф-фыр-р-р, – Элфи вылез и хорошенько отряхнулся, обдав меня целым водопадом из брызг. Я натянула на себя приготовленное бельё и платье, заплела косу и направилась в деревню белых волков. На этот раз Элфи составлял мне компанию.

По пути я ничего не собирала, хотя обычно всё бывало наоборот. Я просто не могла сейчас уходить с тропы в лес – это дело требовало ясности рассудка, а я пребывала в состоянии лёгкой паники.

Я уже тысячу лет не говорила с Джерардом. С братом… Как такое возможно, я ведь отреклась от семьи и клана, но всё равно продолжала мысленно называть их всех, как и раньше, отцом, братом, сестрой…

Может, это ужасно, но мне было обидно, потому что я понимала – я-то продолжала называть их, как прежде, но они меня никогда не считали родной. Это ощущение было сродни тому, что почувствовал бы каждый, если бы небо весило столько, сколько большая каменная гора.

Мне хотелось взять перо и перечеркнуть собственные чувства, но я не могла. И отречение не помогло, нисколечко не помогло. Оно только убило во мне надежду на любовь, но саму любовь не уничтожило.

Я по-прежнему продолжала вспоминать, как кормила и одевала Джерарда, как читала ему сказки, как он засыпал, сжимая мою руку. Я помнила самую первую улыбку Сильви и то, какими ярко-голубыми были когда-то её глаза. Я помнила, с какой нежностью и любовью отец и мама всегда смотрели на них, как они ими гордились.

Аренту было четыре года, когда я ушла из деревни, а самая младшая моя сестра, Каррен, родилась спустя ещё пять лет. Я сама принимала роды. Маленькая Каррен походила на прежнего Джерарда – такая же темноволосая и темноглазая, в отличие от нас с Сильви и Арентом.

… Когда этим утром я шагнула в деревню, там уже начиналась, но ещё не кипела жизнь. Я чувствовала запах горячего хлеба и булочек, слышала звон стали в мастерской кузнеца, детский смех и плач, лай чужих хати, тихие шаги прохожих и хлюпанье воды, оставшейся после вчерашней грозы.

В усадьбе калихари не спали. Я осторожно постучала в ворота, а когда появился стражник, сказала:

– Могу ли я видеть зора Джерарда?

Интересно, как потом будет вести себя отец, если брат не захочет со мной разговаривать?

Но чуда не случилось. Спустя пару минут меня пропустили и провели окольными путями, через крыло для прислуги на второй этаж, где находилась комната Джерарда.

Взъерошенный, с сонными глазами и толком не одетый, брат выглядел очень смешно. И я бы обязательно улыбнулась, если бы не обстоятельства нашей «встречи».

– Рональда?..

Он так удивился, что я мгновенно поняла – о моём приходе ему не докладывали. Видимо, доложили отцу. Что ж, это многое объясняет.

– Доброе утро.

В комнате брата ничего не изменилось. Только кровать теперь была крупнее. А так… Всё те же книжные шкафы и большой деревянный стол, за которым мы любили лопать лесные ягоды и читать книжки… И по-прежнему – трещина на одной ножке стола, которая появилась, когда мы играли в «кораблекрушение» и он служил нам спасательной лодкой.

Зелёный ворс шерстяного ковра под ногами, голубые подушки, которые я подарила Джерарду на десятилетие…

Остановись, Рональда, хватит, это уже невозможно вынести.

– Что привело тебя сюда?

Строгий, серьёзный… смешной.

Джерри, почему ты поступил так со мной? Почему предал меня? Разве я хоть раз сделала тебе что-то плохое, как-то обидела или унизила? За что ты швырял камни в меня, Ронни, твою родную сестру? Маленькую девочку, которая кормила тебя с ложки, учила читать и писать, гуляла и играла с тобой? За что?..

Сказать правду или сделать то, что хочу?.. Очередную глупость… Сказать, что меня привела просьба отца?.. Или…

– Я пришла, чтобы поговорить с тобой, Джерард.

Почему мой голос не дрожит? Ведь внутри всё – абсолютно всё, даже сердце – дрожит от боли, обиды и унижения…

– О чём?

Пусть будет так. Пусть будет…

– О тебе. И обо мне. Я хочу сказать, что простила тебя, Джерард. Ты ни в чём не виноват передо мной. Перестань терзаться.

Я смотрела в лицо брату, когда говорила это. Как же оно вмиг изменилось… Из спокойного и даже холодного оно вдруг стало злым и насмешливым.

– Зачем ты врёшь, Ронни?

Я вздрогнула.

– Что?

– Зачем ты врёшь? – повторил Джерард, цедя слова сквозь зубы. – Тебя об этом отец попросил, ведь так? Да? Он считает, этот разговор поможет мне наконец стать полноценным ара…

– Разве калихари не прав?

Джерард рассмеялся, а потом подошёл ко мне и схватил за руки. Это было так неожиданно, что я чуть не упала.

Брат сжал мои ладони очень сильно, но не больно, и прошептал:

– Ты ведь никогда не простишь меня, да? Никогда?

Я не понимала, что происходит. Я просто смотрела на брата, на его исказившееся от отчаяния лицо, сверкающие глаза, горько сжатые губы…

– Ронни, скажи что-нибудь. Не молчи, пожалуйста!

– Я уже сказала…

– Ты врала. А теперь я прошу тебя сказать правду. Ты никогда не простишь меня?

Казалось, внутри меня бушует и волнуется бескрайнее, бесконечное море. Так много чувств, мыслей, эмоций… Они набегали, как волны, а потом растворялись.

И я впервые задумалась над этим… Смогу ли я когда-нибудь простить Джерарда? И не только Джерарда… Смогу ли?

Как вы думаете, сколько времени понадобится обычному человеку, чтобы вычерпать море?

Вот и ответ на вопрос…

Брат увидел его в моих глазах.

– Я всё равно скажу… Ронни, я всё равно скажу, потому что, может быть, когда-нибудь ты вспомнишь этот день. Когда-нибудь, я надеюсь, ты вспомнишь… Я никогда не переставал любить тебя. С самого детства ты – мой солнечный лучик, моя обожаемая старшая сестра…