На этот раз Птица согласно кивнула. Из всего сказанного Вадиком последняя мысль показалась ей наиболее здравой. Вот только как бы это сверхоружие, на языке местного фольклора молнии Великого Се, отыскать! Разглядывая сольсуранского сфинкса, она неожиданно вспомнила о еще одном творении дождя и ветра. Парадокс заключался в том, что одинаковых творений обнаружилось целых два, а природа, как известно не любит повторяться.

— Ты помнишь в горах Трехрогого великана скалу Дхаливи? — спросила она. — Там еще расположена пещера, которую как перевалочный пункт обжили наши разведчики и Олег.

— Что-то слышал, — без особого интереса отозвался Вадик — А что?

— А то, что во время путешествия в Гарайю, Могучий Утес показывал мне безымянную скалу точно такой же формы.

Услышав это, Вадик аж подскочил:

— Дхаливи, говоришь! Это кажется название местной гадюки! Любопытно-любопытно! — он кругами забегал по лаборатории, что выражало у него высшую степень волнения. — Змея — символ мудрости и бессмертия, кундалини у индусов была средоточием жизненной силы, а у египтян священной уреей венчалась корона фараона. Сфинкс и две змеи. Альянс Змееносца и планета в созвездии Льва. — Он неожиданно подбежал к Птице и вцепился в ее руку так, словно он умирал от голода, а она держала хлеб. — Ты можешь показать их на карте?

Птица пожала плечами.

— С ума сойти! — Вадик запустил обе руки в шевелюру. — Если соединить линиями эти две скалы и сфинкса, то получается равносторонний треугольник! Длина стороны сто двадцать километров! Если убрать нули, получится двенадцать. Священное зодиакальное число.

Птица попыталась возразить, что в Сольсуране никогда не применялась метрическая система, но Вадик ее не слушал. Он подскочил с места и ринулся к выходу:

— Куда ты?

— Я должен сам это осмотреть и более тщательно измерить.

— А как же Могучий Утес и Ураган?

— Задержи их до моего возвращения или сделай записи сама. И главное, не обращай внимания на Глеба! Власть имеет свойство портить и гораздо более приятных людей! В конце концов, никто не говорил, что начальник вестников должен быть ангелом!

***

Когда закончилась ожесточенная перебранка по поводу срочности отправления и целесообразности использования вертолета в этой поездке, в которой помимо Вадика участвовали Вим и Глеб, и шум мотора стих вдалеке, Птица вернулась к работе.

Магическое число двенадцать вернуло ее к вроде бы никогда не существовавшей гипотезе, которую, тем не менее, с упорством обреченного продолжал разрабатывать изгнанный, отринутый и оклеветанный Олег. Его не интересовали боги или асуры, он использовал методологию практической фольклористики, этнографии и теоретического музыкознания, опирался на свое чутье, а теперь и на огромный накопленный материал.

Дело в том, что по какой-то странной закономерности количество слогов в любой из Сольсуранских песен, если убрать все охи, ахи и прочие междометия, равнялось двенадцати, что соответствовало количеству сольсуранских народов. При этом в тонической поэзии членение строфы на безударные и ударные слоги осуществлялось по формуле 4.2.4, что, составляя в сумме те же двенадцать, отражало базировавшуюся на здешнем мифе творения местную иерархию. Четыре старших народа — Огонь, Могучий Утес, Ураган, Вода, три средних — Трава, Земля, Река и пять младших, ведущих происхождение от самых распространенных в стране животных — зенебоков, табурлыков, летающих ящеров, козергов и косуляк. Причем ударные слоги в идеально-симметричной строфе соответствовали Траве и Зенебокам — основе экономики Сольсурана. Более того, количество неповторяющихся музыкальных строк в песенной строфе, а также цезура в силлабическом стихе четко указывали место каждого рода в межродовой иерархии.

В своей прошлой, еще университетской жизни Олег высказал предположение о том, что иерархичность родов сольсуранского племенного союза, закрепленная в музыкально-поэтическом наследии, является ключом к потайной части Предания. Птица честно пыталась применить все предложенные Олегом варианты к расшифровке свитков, используя мыслимые и немыслимые методы математического анализа. Однако ее изыскания в данном направлении никак не давали результатов. Прав был Олег. Часть, отданную простым людям, следует искать у них в домах, в их песнях, обычаях. Возможно, и это нередко случается у народов устной традиции, это наследие уже безвозвратно утрачено.

Тем не менее, эта гипотеза казалась ей куда более здравой, нежели высокопарные рассуждения Глеба и горячечные видения Вадика, который, будучи натурой в высшей степени увлеченной и увлекающейся, привык валить в одну кучу вещи не очень совместимые. Не случайно, по версии Олега, а после недавних событий она была как никогда склонна ему верить, именно его догадка, которой заинтересовались змееносцы, и сыграла роковую роль в его судьбе и едва не стоила ему жизни.

Олег стал мудрее и последние три года упорно держался в тени. Но на его старые грабли теперь собирался наступить Вадик. Увлеченный своей идеей, почти по-детски открытый и непосредственный любитель сфинксов и асуров спешил поделиться пока призрачными результатами изысканий с каждым встречным и поперечным, не делая исключения и для нынешних хозяев царского дворца.

Хотя князь Ниак и его красавец-сын приятно поражали вестников своей широкой образованностью и острым умом, в дебрях нагроможденных Вадиком культурологических хитросплетений, они вряд ли разбирались. Стоит ли удивляться. Упорного исследователя и его товарищи со станции понимали с трудом. Недопонимание, как известно, рождает слухи. И каждый слышит именно то, что хочется ему. История со скрижалью и тот прискорбный факт, что Глеб, как его ни просил Арсеньев, а может быть именно поэтому, так и не потрудился ее вернуть жрецам, неизбежно наводила на мысли, что вестникам известно гораздо больше, чем они потрудились сказать. И если изыскать возможность и до этих вестников добраться!..

Надвигавшаяся ночь постепенно похищала у травяного леса краски. В свете вечерней зари торчащие верхушки многолетней травы напоминали утыканную иглами подстилку йога. За окном послышался шорох и невнятная возня. Птица выглянула в окно. В темноте мелькнула нечеткая четвероногая тень и исчезла в траве. Кажется, один из карликовых мурлакотамов, которых прикармливала Лика, или храбрый кавучонок Фенька, обычно ночевавший в ангаре. Хотя щит был сконструирован таким образом, чтобы без ведома обитателей станции и мышь не прошмыгнула, в такой густонаселенной всякой дичью земле, как Сольсуран, некоторые настройки пришлось изменить. Мохнатые и пернатые аборигены травяных лесов, следуя по своим вековечным тропам, создавали неисчислимые помехи.

Птица улыбнулась, вспомнив, что у Феньки и его приятелей из семейства кошачьих появился серьезный конкурент в борьбе за внимание Лики. Пару дней назад княжьи ловчие привезли на станцию взрослого самца горного кота роу-су, самого крупного и опасного хищника травяных лесов, свирепостью и коварством превосходящего даже своего извечного врага — пещерного табурлыка. Синеглаз самолично поймал его живьем, взамен упущенного во время той неудачной охоты, как знак доброты намерений и раскаяния за свое недостойное поведение на том злополучном пиру. И Лика до самого отлета дневала и ночевала в примыкающем к зданию станции специально оборудованном для таких случаев вольере.

Хотя уже первые замеры показали, что клыки роу-су без труда перемалывают берцовые кости, а одного удара его лапы хватит, чтобы размозжить череп взрослого человека, Лика забавлялась с хищником, как с домашним котом: гладила по шерстке, чесала за ушком. Горный кот, понятное дело, млел, а у Птицы душа уходила в пятки от страха за сестру. Отправляясь на орбиту, Лика очень переживала, что зверю придется лишних две недели провести в неволе, и даже порывалась взять его с собой. Птица знала, что если бы на этой планете водился тираннозавр рекс, Лика и его бы пыталась приручить.

Птица обещала сестре присматривать за ее опасным питомцем первые дни, пока тот не обвыкнется, и теперь, вспомнив об обещании, накинула куртку и спустилась вниз.