–Ты не знаешь? Вся консерватория стоит на ушах!

Брови удивленно поползли вверх. Это был явный намек, что я чего-то не знала.

–В город приехал Кристóф Эванс!-Воскликнула Кира, жестикулируя руками.-Только не говори, что ты не знаешь кто это! Как тебя вообще в академию приняли?!

Несмотря на серьезный тон Кира часто говорила всякие глупости. Я лишь усмехнулась.

–Я много слышала о нем.

–Он величайший дирижер нашего поколения!

–И что тут такого?

Кира чуть не уронила папку, успев ее поймать.

–Джена, он проводит прослушивания. Именно поэтому отменили занятия.

Незаметно я убавила шаг, чувствуя, как моя амбициозность просыпается.

–Сегодня он прослушивает струнные!

Кира смотрела на меня внимательно. Она догадалась, что я ни о чем не знала. Я, которая едва не переехала жить в эти коридоры и, при этом,не знала, что приехал сам Кристэóф Эванс.

–Только не говори, что ты даже не записана…

Мы поспешили добраться до нужного коридора, где была выстроена очередь из студентов. У каждого из них был чехол или футляр. У кого-то он был большой, как у меня, у кого-то меньше. У входа в аудиторию стоял профессор с чем-то в руках. Подойдя ближе, я увидела длинный список.

–Миссис Доун, здравствуйте, я хотела бы записаться на прослушивание.-Протараторила я.

Пожилая женщина посмотрела на меня через очки, улыбнулась и стала листать бумаги, периодически увлажняя кончик пальца языком.

–Хмм…не думаю, что осталось место, мисс Рид.

«Я так и знала».

–Может есть какое-то окно? Каких-то пять минут?

Кира молча стояла возле меня. Я чувствовала взгляды многих конкурентов.

–Хмм…-вновь послышалось со стороны профессора.-А вы уже записаны, мисс Рид.

Я оцепенела. Только что, буквально, я перестала чувствовать кончики пальцев. Я записана. Но я не записывалась. Я об этом даже не знала! Кто меня записал? Не Кира. Может, мой профессор?

–У вас есть около часа на подготовку, может даже больше. Вы знаете пару пьес на память?

Она отлично знала, что да.

–Да, мэм.

Я спустилась в главную аудиторию, где проводились концерты. Она была пуста, и я смогла ее занять с Кирой. Мы успели отрепетировать пару пьес и даже перенервничать.

–Во сколько у тебя прослушивание?– Спросила я.

–Сегодня вечером. Пианистам досталась вечерняя нервотрепка. Зато вам везет-,на ее устах появилась легкая улыбка,-виолончель и скрипка днем.

Час пролетел быстро. Попрощавшись с Кирой, я поднялась наверх, где мне пришлось ждать еще полчаса. В коридоре уже не было так людно. Некоторые уже прошли прослушивание, а другие решили либо подготовиться, либо прогуляться.

Я начала нервничать. В желудке словно появилась черная дыра, а руки задрожали. Я не могла сконцентрироваться на настоящем. Мне было трудно удержать какую-то мысль дольше, чем на две секунды. Казалось, в моей голове страшный тайфун монологов, нервов и чувств.

Дверь внезапно открылась. Голову высунул какой-то мужчина, и лишь пару секунд спустя я поняла, что это был мой профессор.

–Джена, вот ты где-прошептал он и поманил меня указательным пальцем.-Ты готова?

–Да, профессор.

–Виолончель настроена?

–Да.-Я не знала, как дальше разговаривать. Было ощущение комка в горле. Мне было сложно даже сглатывать.

–Тогда вперед.

Он исчез за приоткрытой дверью. Мне нужно было набраться храбрости. Вдох. Выдох. Я взглянула на виолончель, которую держала в левой руке и и на смычок, в правой, словно на друзей, а не на бездушных объектов.

Зайдя внутрь, я закрыла за собой дверь и осознала, что оказалась в маленькой аудитории. Хотя, это даже не была аудитория, а просто класс. Слева от меня, в нескольких шагах был деревянный, черный стул. Впереди был длинный стол, за которым сидели пять человек. Я знала всех, кроме одного. Незнакомец сидел в центре, глядя в какие-то бумаги, может, это были заполненные анкеты на прослушивание?! Слева от него сидел мой профессор, указывающий взглядом на стул, будто подсказывал, что мне стоило делать. Я последовала его указаниям и оказалась в шаге от стула, смотря не столько на профессоров, сколько на человека, сидящего посредине. Перед ним, на столе, стояла маленькая табличка с его именем «Кристóф Эванс». Руки начали дрожать. Сыграть перед ним было редким шансом в жизни любого музыканта и даже привилегией, которую я упускать не собиралась.

Кристóф Эванс сделал какие-то пометки в бланке, и я уже успела потерять счет времени, представляя какие-же ошибки он успел заметить. Мужчина отложил бланк в сторону и взял другой, бегло просмотрев его, он бросил свой взгляд на меня, слегка улыбнувшись уголками губ. Затем серые глаза уставились на меня, а на устах была легкая улыбка.

–Джена Рид?-Голос был приятным. Если бы он пел, я представила, как он поет тенором.

–Да, сэр.-В моем голосе было больше уверенности чем во мне в этот момент. Меня всю трясло, сводило желудок, и дрожали руки.

Мой профессор улыбнулся чуть шире, приоткрывая глаза больше, словно намекал на то, что и мне стоило улыбнуться в ответ. Как бы я не старалась, улыбка была бы резиновой, поэтому я предпочла не пытаться.

–У Вас есть готовый материал?

–Несколько пьес.

У него была синяя ручка в правой руке, и он ею что-то быстро пометил в моей анкете. Я была близка к тому, чтобы посмотреть на своего профессора, дабы понять, было ли это чем-то хорошим или плохим. В итоге я сдержалась. Я не хотела нервничать еще больше. Эванс поднял голову, смотря на меня, и жестом руки предложил сесть на стул, стоящий рядом со мной.

–На Ваше усмотрение, прошу.

Я села на край стула и поставила виолончель между ног, придерживая ее бедрами. Легко встряхнув руками, будто избавлялась от нервов, левая рука по привычке оказалась на грифе, а смычок на струнах. Все мелодии словно ушли из моей головы в самый неподходящий момент. Я не могла вспомнить начало ни одной пьесы, пока вдруг меня не осенило, что я только недавно репетировала одну из них. Ее я и сыграла. Я играла так, как репетировала. Все crescendo, forte,piano и dolce были отточены. Они появлялись, отыгрывались и исчезали в просчитанную секунду и с натренированным до боли в мышцах руки. Пьеса была быстрой, ритмичной, и я отыграла ее полностью. Было странно. Странно потому, что я слышала как других перебивали, не разрешая продолжить далее, или давали какое-то задание на выполнение. Со мной было иначе. И я даже не знала, хорошо это или плохо.

Эванс долго смотрел на мою виолончель, а затем сделал несколько пометок ручкой. Сидящий возле него профессор не стал смотреть ему под руку и лишь подмигнул мне. Это меня немного успокоило, хотя сердце все еще быстро и сильно билось в груди, словно стучало кулаками о стену. Кристóф поднял голову и на его лице, вновь, была та еле заметная улыбка, но по какой-то причине, она мне не понравилась.

–Благодарю, мисс Рид.

Я поспешила встать, чувствуя, как в руках пропадает дрожь из-за адреналина.

–Благодарю за ваше время.

Это было единственное, что пришло мне на ум. Ноги сами меня вывели из класса. Миссис Доун все это время держала в руке чехол моей виолончели, за что я ее отблагодарила.

***

Следующие дни были очень напряженными. Я продолжала нервничать в ожидании списка прошедших прослушивание. Попутно я начала искать работу. Нужно было найти что-то на пару часов каждый день, чтобы я успевала на пары и на репетиции. А также Лиам и я поссорились из-за ерунды. Я лишь попросила его не свистеть в квартире и не петь в душе. В двух словах, зацепились за одно, а далее пошло пятое и десятое. Едва не дошло до скандала. Прошлой ночью я спала на диване. Я не хотела спать в одной постели с ним, демонстрируя свою холодность и недовольство, а он решил не уступать мне кровать.

Тем утром у меня болели спина и голова. Диван был неудобным.Лиам не стал даже разговаривать, ибо он был «обижен». Если и стоило кому-то обижаться, то мне. То, что он иногда говорил в порывах ярости или идиотизма, обижало. Я также не стала с ним разговаривать. После завтрака я направилась на учебу, и после двух пар у меня была свободная минутка, чтобы посмотреть доску объявлений. Там скопилось много студентов, и пришлось пробиваться сквозь них. Хорошо, что я оставила чехол Кире, ибо вдвоем мы бы не протиснулись.