К лесному озеру тронулись всем обществом. Тропинка бежала через сосновый лес, солнце просвечивало сквозь переплетённые ветви, зайчиками прыгало по шершавым рыжим стволам. По пути Полундра рассказывала брату о вчерашнем приключении на станции.

– Прикинь – какой-то шкет хотел Белкин рюкзак спереть! И главное – драться-то почти не умеет! Полез на меня такой – типа через бедро кинуть, а захвата путёвого сделать не может! Пока он грабками, как мельница, махал, я его уже в тиски – и через спину! И второй раз! И – «маваши-гери»! Всё, контрольного выстрела не надо!

– Знай нашу десантуру! – с уважением кивнул Пашка, хотя в глазах его прыгало ехидство. – Не выдать деду тебя замуж, это точно…

Полундра с достоинством заметила, что да, не для замужества она на свет родилась.

– Странно, однако, – задумался Пашка. – Пацан из богатой семьи. Деньги наверняка в доме имеются. На большой дороге грабить незачем. Для чего ему понадобилось ваши рюкзаки тырить?

– Так он сначала и не тырил! – вдруг вспомнила Полундра. – Он орать начал: «Дайте шестьсот двадцать рублей, я Таранов!»

– Шестьсот двадцать? – наморщил лоб Пашка. – А что это за точность такая? Почему не пятьсот? Не тысячу? Именно шестьсот и именно двадцать?

На это ответа у Полундры не нашлось.

Впереди заблестело между сосновыми стволами озеро. Над водой носились стрекозы, у дальнего берега на одной ноге стояла серая цапля, а на берегу, верхом на разлапистой коряге, восседала Машка с удочкой.

– Пришла вот потаскать! – помахала она брату. – Тут окуни в ладонь попадаются! На ужин зажарим!

– Машка, ты сюда лучше не ходи, – сурово предупредил Атаманов. – Тут у вас плавает непонятно что… Сожрёт ещё!

– Где здесь-то?! – Машка смешно наморщила облупленный нос. – Да вот ещё! Всю жизнь сюда ходим – и ничего!

– Акулы тут случайно не плавают? – поинтересовался Пашка.

– Акул – нет, – серьёзно ответила Машка. – Только окуни и караси.

– Угу, угу… – Пашка глубокомысленно покивал головой. – Атаман, что делать будем?

– Может, права Белка была? – Полундра, сощурившись, всматривалась в абсолютно невинную на вид гладь загадочного озерца. – Может, тут того… не Несси, а привидение живёт? Машка, у вас есть привидения?

Но девчонка небрежно отмахнулась, подалась вперёд, дёрнула удилище – и с победным воплем выхватила из воды радужного, играющего на солнце окуня.

– Машка, а откуда вокруг церкви забор? – вдруг вспомнил Атаманов. – Раньше же не было!

– Так Таранов же поставил! – Девчонка старательно насаживала на крючок нового червяка. – Пять лет назад, как землю тут купил – так и поставил! Сначала сюда грузовики ездили, что-то рабочие делали, какие-то шланги тянули… а потом всё и забросили! Один забор остался! Опа! Вот он! – Она лихо подсекла – и ещё один окунь вылетел на берег. Атаманов только завистливо свистнул.

Поход к озеру ничего не дал: никаких доисторических монстров в тёплой, прогретой до дна воде не нашлось. Друзья напрасно высидели на берегу два часа, таращась на прибрежные заросли.

– Может, тебе всё-таки показалось, Атаман? – допытывалась Полундра, когда они возвращались домой. – Может, там просто тень не так легла?

– И пацану тарановскому тоже показалось? – огрызался сердитый Серёга. – И Натэлка вчера со мной в церкви ничего не слышала?! Было, говорю! Орало! Громко! Век воли не видать!

Они уже пересекали косогор, когда Полундра удивлённо сказала:

– Ой, смотрите! Кажется, пришёл кто-то!

Действительно, по деревенской дорожке к их дому двигалась высокая фигура в камуфляжной куртке.

– Это же вчерашний! Каратист! – вспомнила Юлька. – Стасом вроде звать!

– По твоему «маваши-гери» соскучился, – хмыкнул Атаманов. Полундра показала ему кулак.

Гость действительно оказался Стасом.

– Привет! Грибов не купите? Одни белые да подосиновиков парочка! Дёшево отдам, лишь бы не пропали! Мы с пацанами с утра в дальний лес ходили, за Баранничи. Там, похоже, дожди прошли. За час четыре корзины такие набрали, девать некуда! Хорошо, что я про вас вспомнил. Народу у вас много, суп сварите.

– Сколько хочешь за корзину? – подозрительно спросил Атаманов.

– За триста рублей всю отдам.

Это и в самом деле было дёшево, и Серёга с радостью согласился.

– Да ты заходи! Есть хочешь? Сейчас девчонки что-нибудь…

Зайти Стас отказался и только присел отдохнуть на дряхлую лавочку у забора.

– С четырёх утра на ногах. Выдохся малость.

– Ещё бы, – согласился Атаманов. – Ты сам-то местный? Что-то я тебя не помню…

– Я из Смоленска, а вот дед был местный. Всю жизнь в Сватееве прожил, – кивнул Стас на горку за лесом. – Этой весной умер, а дом и все картины мне остались.

– Картины? – удивилась Полундра. – У… дедушки в деревне?

Стас с усмешкой взглянул на неё.

– Дед всю жизнь рисовал. Церковь на холме видели? Его фрески там на стенах!

– Ничего себе… – уважительно мотнул головой Атаманов, который сразу вспомнил черноглазое лицо на стене церкви, бросившееся ему в глаза минувшей ночью. – Надо будет слазить посмотреть, пока Таранов всё не снёс.

– Кстати, кто ему вообще позволит сносить церковь? – неприязненно спросила подошедшая к калитке Соня. – Землю он, конечно, купил, но ведь церковь – памятник архитектуры! Наверное, древняя!

– Четырнадцатый век, – уточнил Стас.

– Так как же?! – ужаснулась Соня. – Это же надо написать… я не знаю… в Департамент культуры! И в Синод! Или в Патриархию! Должен же кто-то этим заняться! Сейчас повсюду реконструируют старые церкви…

– Уже писали, – хмуро ответил Стас. – Дед сам и писал, пока жив был. Только никому ничего не нужно. Церковь старая совсем, разваливается. Вокруг деревни пустые стоят, службу служить не для кого. А дедовы картины вообще никому не интересны. Приезжала раз комиссия из Рославлевской епархии, сказали, что вся живопись – неправильная, нецерковная и такого в храме вообще быть не должно. Ну, и продали весь холм этому… Таранову! Под галошный завод!

– Свинство какое! – уверенно сказала Полундра. – Нет, тут надо напролом идти!

– Ну да, как ты умеешь, – ехидно вставил старший брат. – Грудью на пулемёт!

Но Юльку уже несло:

– Таранову что – завод больше негде поставить? Какая разница, где галоши делать? По-любому всю округу провоняет! А церковь жалко, она старинная! Да ещё вон с картинами! Не-е, это надо пробиваться к главному попу… в смысле, архиерею! Белка, надо с Сол Борисычем поговорить! Он наверняка знает, куда того… обращаться, чтобы орать!

– Тебе, Юля, лишь бы орать, – отвернувшись, сказала Соня. – А ведь неизвестно, что там за картины. Вдруг они вовсе не… не ценные. Мало ли что можно нарисовать на стенах?

Она говорила чуть слышно, но Стас, кажется, понял, о чём идёт речь, и нахмурился. Взглянул на воинственную веснушчатую физиономию Полундры, неожиданно улыбнулся и пригласил:

– Хотите – пойдёмте в гости! У меня Интернет есть, в прошлом году «тарелку» повесил.

– Шикарно! – живо заинтересовался Пашка. – Если не шутишь, то пошли прямо сейчас.

– Невменяемый… – пробормотала Соня. – Если нужно в Сеть прорваться – пешком до луны пойдёт! И в гости к незнакомым людям!

– Я с вами! – завопила Полундра и помчалась вслед за Стасом и старшим братом. За ней, переглянувшись, побежали Атаманов и Батон, а за ними – Белка. Натэла и Соня остались заниматься обедом.

До соседней деревни Сватеево было около километра – с холма на холм. Стас, казалось, ничуть не устал после многочасового хождения по лесу. Он шёл лёгким, пружинистым шагом, помахивал пустой корзиной и рассказывал:

– Эта церковь ещё до польского нашествия была поставлена! И вообще была не церковь, а монастырь! Монахи от Польши нас обороняли, своё войско держали. И, между прочим, очень хорошо обороняли! Даже в Радзивилловскую летопись попасть умудрились. Рассказывали, что монахи налетали как ураган, били поляков – а сами потом уходили неведомо куда. Сколько раз поляки превосходящими силами захватывали сам монастырь – и не находили в нём ни одного человека! Сжигали его дотла! Прямо по камешкам раскатывали! А монахи потом преспокойно отстраивались заново и жили дальше. Уже после Смуты монастырь совсем обнищал, и восстанавливать его не стали. Говорят, он вообще под землю весь целиком ушёл. Одна только церковь и осталась.