— Я беременна, — говорит Барбариска.

Я начинаю кашлять, потому что походу совсем не вовремя решил проглотить слюну.

— Стой! Стой! Стой! Беременность воздушно-капельным путём не передаётся… У нас с тобой ничего не было… Я бы такое не пропустил.

— Ты серьёзно не помнишь, что произошло этой ночью? — обиженно выпячивает она нижнюю губу, а я в эту секунду невольно представляю, как эти губы скользили бы по моему члену.

Блядь!

— Слушай, лапочка, я бы точно запомнил, если бы между нами что-то было, потому что Кирилл мне череп за тебя проломит! — стараюсь оправдаться я.

Она улыбается… Что я смешного сказал?

— Стоп! А как ты узнала, что беременна, даже если что-то и было ночью? — задаю вопрос, похоже, верный, и она принимается смеяться.

— Видел бы ты сейчас своё лицо! — говорит она и уходит в сторону ванной комнаты, а я гляжу вслед и думаю о том, что этот милый ангел очень зря играет с огнём…

Ведь я могу спалить её крылья дотла.

Барбариска возвращается из ванной, и я пулей лечу туда, потому что если не охлажусь, то буду напоминать перегретый самовар, и дым повалит даже из ушей. Почти ледяная вода делает своё дело — я успокаиваюсь. Чувствую себя уже куда лучше и выхожу из душа.

Я надел только шорты и чертовски не вовремя соображаю, что спалил себя с потрохами в этот момент. Я ловлю на себе взгляд Барбариски. Она перепугана. Смотрит на меня, а черты её лица искажаются.

— Что это? — спрашивает Алёнка и глядит на меня, а я теряюсь.

Я не хотел, чтобы ей становилась известна правда. Она ведь и правда начнёт винить себя во всех смертных и восхвалять меня, как героя.

— Это?! — я показываю на свой бок, разодранный мощными когтями, а затем кошусь на руку, которая вся испещрена различными шрамами. — Это пустяки… Попал как-то под колёса трамвая! — пожимаю плечами.

Барбариска подскакивает на ноги и приближается ко мне. Она внимательно смотрит на отметины, и я понимаю, что она неглупая. Она уже обо всём догадалась. Знает, что это непростые следы от укола вилкой или чего-то похожего. Там видно рваные швы от укусов псов моей матери.

— Почему? — спрашивает она и смотрит на меня, а у меня сердце колет от жалости.

Слёзы, застывшие в её взгляде серпом по яйцам проходятся.

— Что не так? — спрашиваю я.

— Почему мне никто и ничего не сказал? Почему Кирилл молчал? — повторно задаёт она вопрос.

Слезинка катится по её щеке, и я тянусь, чтобы вытереть, но Барбариска резко отстраняется, делает шаг назад и продолжает смотреть на меня. Сейчас её выразительные глазища словно заглядывают в мою душу.

— Я попросил Кирилла и Варю молчать. Я не герой, понимаешь? — говорю я. — Я чуть было не уничтожил вашу семью. Поздно понял, что тупо завидовал вам… Из-за меня ты могла пострадать. Этим спасением не искупить тот факт, что я просто хреновый человек. Я не смогу никогда стать героем! Не такой у меня склад ума… И гены не такие.

— Вы должны были сказать мне! Я же тебя ненавидела всё это время. И сейчас пыталась ненавидеть, — она прикусывает губу.

Кажется, что её слова «пыталась ненавидеть» капают на раны целебным бальзамом. Я сглатываю и смотрю прямо на неё.

— Я не хотел и по-прежнему не хочу, чтобы меня причисляли к лику святых. Я не такой, Барбариска!

Она кивает, подходит ко мне и долго смотрит в глаза. Я не понимаю, чего она хочет… Влепить пощёчину? Ещё несколько секунд, и Барбариска резко сокращает расстояние, которое было до этого между нами, впивается в мои губы своими, обхватывая руками моё лицо, а я не могу больше сдерживать страсть, которая с самого первого взгляда на неё управляла мной, хватаю её за бёдра и поднимаю на руки.

— Лучше тебе остановиться, потому что я слишком долго держал себя в руках, — шепчу я, отрываясь от её губ, но Барбариска целует меня снова, давая понять, что не хочет останавливаться.

Несу её в комнату, смахиваю всё со стола и усаживаю её на него…

Я ненавидела себя за то, что внутри появились чувства к человеку, который чуть было не растоптал мою семью… Но теперь поняла — он мой спаситель.

Сердце ведь невозможно обмануть, оно бы точно не позволило себе влюбиться в недостойного человека, и вот теперь я расслабляюсь и даю волю собственными желаниям, которые охватывали всю эту неделю.

Я целую Марка, утопая в дурмане, который напрочь выбивает из головы все мысли и разносится в ней мелким покалыванием. Вибрации идут по всему телу, превращая его в пластичную глину, способную стать шедевром в руках искусного мастера. О том, что мой Циник такой, я и не сомневаюсь.

Чёрт!

Почему называю моим?

Но этот вопрос стирается очередным поцелуем Марка.

Он мой…

По крайней мере, сейчас.

Горячие губы касаются мочки моего уха, заставляя негромко простонать от наслаждения, а затем медленно двигаются по шее. Кончиком языка время от времени Марк касается моей кожи, заставляя дрожать от возбуждения.

Сегодня все грани стёрты… Если раньше я ещё сомневалась, то теперь точно знаю что хочу, чтобы он стал моим первым мужчиной… И это не желание отблагодарить за спасение, о котором я и не догадывалась раньше… Это необходимость принадлежать ему одному, которая сейчас сжигает меня изнутри.

Изгибаюсь в спине, когда Марк стягивает с меня майку и ищет пальцами застёжку бюстгальтера. Ему не составляет труда расстегнуть её, а мне становится немного стыдно, когда он смотрит на мою грудь и шепчет:

— Охуенная…

Он снова целует мои губы, наши зубы ударяются друг о дружку от порыва сблизиться, а руки Марка касаются моих грудей и начинают массировать их, отчего я постанываю и утопаю в море нежности. Обвиваю его шею руками, путаюсь пальцами в волосах, а он опускает голову и обводит языком затвердевший сосок.

— Хочу тебя! Бля-я-я-ядь! Как же я хочу тебя с самого первого дня… Как увидел тебя в клубе, чуть умом не тронулся, — говорит Марк и снова целует меня в губы.

Я чувствую, как сильно он возбуждён, потому что член сквозь шорты упирается в моё бедро.

— И я хочу, — вторю его признанию, хоть и считаю себя последней бесстыдницей в эту секунду.

Марк расстёгивает ширинку на моих джинсах и тянет их вниз сразу с трусиками. Мне чертовски неловко и хочется погасить весь свет — выключить даже солнце…

— Марк, подожди, — говорю я ему дрожащим голосом. — У меня ещё никого не было.

— И чем я заслужил такой подарок? Только не говори, что узнав о том, что спас тебя от собак я, ты решила отплатить мне своей девственностью, — становится в мгновение серьёзным он.

— Нет! Давно хотела, — смущённо отвечаю я, а Марк поднимает меня на руки и несёт на кровать.

— Первый раз будет больно на столе…

Он несёт меня на кровать, осторожно укладывает на матрас и закрывает шторы, будто бы прочитал мои мысли и понял, что я смущаюсь, а потом стягивает джинсы с меня и принимается ласкать пальцами, массирует клитор, и я извиваюсь на простыне, вцепляясь в неё пальцами. По телу растекается тяжесть, граничащая с удовольствием и обещающая ещё больше. Я ёрзаю, отдаваясь его ласке без остатка и желая большего.

— Разденься, так нечестно, — со всхлипом говорю я.

— Сначала скажи, что хочешь меня! Мне важно слышать это, — отвечает Марк и делает несколько дразнящих движений пальцами, которые вынуждают меня свести ноги вместе.

— Хочу-у-у! — протягиваю с мольбой в голосе я.

Марк послушно снимает шорты.

Господи! Он был без трусов! И Господи! Он хорош… Вот только мне становится страшно, что будет очень больно.

— Я боюсь, — честно признаюсь я.

— А ты не бойся ничего…

Марк надевает презерватив и устраивается между моих бёдер. Он ласкает мою грудь рукой, наклоняется и покрывает шею поцелуями, а потом поднимается и смотрит в глаза несколько секунд.

— Ты уверена?

— Да! — отвечаю без капли сомнения, и вскрикиваю, потому что внизу живота в это время разливается болезненный спазм, словно меня разорвали надвое.

— Тсс! Всё хорошо! Всё хорошо! Какая же ты охуенная… узкая… только моя-я-я! — шепчет Марк, двигаясь во мне медленно, и целует в губы.