Машина, на которой, я приехала сюда, давно скрылась из вида. Мне нужно войти и начать работу. Тело уже привезли, нужно делать вскрытие. По телефону мне пришлось почти умолять босса разрешить мне его препарировать. Сказала, что это нужно для исследований.

Однако сейчас я просто стояла лицом к двери, наслаждаясь подобием спокойствия. Уже давно за полдень, но было всё так же прохладно. Асфальт тут не нагревался. Местные жители в этом переулке появлялись редко. Их пугали стены, давящие, как стенки гроба.

Вздохнув, я толкнула дверь плечом. По коридору я шла быстро, стуча небольшими каблуками сапог по кафелю. Сейчас лампочки почти перестали гореть, и не знай я это место так хорошо, то прошла бы мимо незаметной двери с выцветшей табличкой. Меня поражало то, почему в этом коридоре не могут сделать ремонт, ведь в самих кабинетах всё совершенно иначе.

Открыв дверь, захотела закрыть её обратно. У меня вырвался долгий, мучительный вздох, напоминающий скулеж. Пакеты с покупками полетели на свободный металлический стол для вскрытий.

— Мариночка! — моя помощница бросилась на меня.

Когда меня направили сюда, я смогла добиться работы в одиночестве, с условием месячного посещения местного профессора, взявшего меня под своё крыло. Это было прекрасно, но от санитарки, работающей здесь, мне отделаться не удалось.

И теперь она сжимает меня, больно сдавливая ребра. Мои же руки безвольно висят вдоль тела.

Она была обычной невысокой японской девушкой неопределённого возраста. Рыжие уложенные в локоны волосы едва доставали до плеч.

Она продолжала сжимать меня в объятьях, а я озадачено смотрела по сторонам.

— Матсу?.. — я старательно отлепила её от себя, заглядывая в тёмно-карие глаза, — где труп?

Поправив белый халат, едва достигающий бедра, она взяла с моего рабочего стола папку и дала её мне.

Пока я читала досье на погибшего, она возбуждённо рассказывала о том, как провела свои выходные. Я кивала ей, но не слушала.

Досье неполное и потом я раздобуду нормальное, а сейчас я просто делала вид, что увлечена чтением. Что угодно, только бы избежать обсуждения её новой подруги, с которой они ходили в купальню.

Самое ужасное, что она пыталась затащить туда меня. Меня. В купальню. Общественную! Да от одной мысли об этом мне поплохело.

— Ты читаешь одну страницу уже двадцать минут! — наконец возмутилась она.

Неловко разведя руками, я пробубнила нечто напоминающее «прости».

Закатив глаза, она ухватила медицинскую «каталку» у стены за несколько ручек и повезла к холодильнику. Я кинулась снимать со стола свои пакеты, кидая их на пол в углу. Здесь был ещё один стол, но я на нём, вообще-то, спала, когда оставалась тут на ночь. А так было почти всегда.

В старом морге, где я работала, помогая отцу перетащить тело из холодильника на стол было проблемой. Необходимо было несколько сильных человек, чтобы перетащить его. Здесь же все было на колёсиках, легко выдвигалось, и одна хрупкая девушка вполне могла сделать всё сама.

Пока она занималась перемещениями покойника, я скинула плащ и натянула голубые медицинские перчатки. Данное действо сопровождалось порицающим взглядом карих глаз.

Просто у меня маленький бзик. В морге я пользовалась только такими, в то время как на местах преступлений я ходила в бесцветных.

— Что? В университете я вообще любила черные перчатки носить.

— Их же только тату-мастера носят! — воскликнула она, передавая мне специальные очки и небольшой диктофон с микрофоном.

Пожав плечами, незаметно улыбнулась. Я любила говорить ей подобные факты из моей жизни. Она так возмущалась, порицая любое отклонение от общепринятых стандартов. Это было забавно.

Закрепив микрофон на ухе, я сосредоточенно и внимательно осматривала тело, ища хотя бы намёки на насилие. Это бы утёрло нос детективу, но надежд я не питала. И не зря. Всё было чисто. Только следы длительного пребывания в воде, татуировка и поврежденная кожа на шее от ремня. Ногти, что на ногах, что на руках были коротко подстрижены.

Единственное, за что я могла зацепиться — это следы от внутривенных уколов. Они были сделаны профессионально и незадолго до смерти. Скорее всего, это медицинские прививки. Была еще странность с раздражённым горлом, но такое бывает, когда человек принимает неподходящие таблетки очень долгое время.

Каждое своё действие и обнаруженную деталь я озвучивала. Нельзя ничего упустить.

— Слушай, — держа лезвие у синей сморщенной плоти, я посмотрела на неё, — ты можешь пока заняться чем-то еще, — заметив, как она облегченно выдохнула, я продолжила: — разбери архив, например. Мне нужны будут отчёты по самоубийствам за последние два месяца.

Благодарность в её широко распахнутых глазах быстро сменилась на непонимание.

— Э-э? — она быстро стянула с рук перчатки и пододвинула ко мне поднос с инструментами, — ладно. Тебе лампа нужна?

— Нет, спасибо. Мне нужно просто посмотреть состояние нескольких органов.

— Хорошо.

Я смотрела, как она уходила в небольшой закуток из шкафов. Я редко давала ей помогать мне. Ей было слишком тяжело это делать. Пару раз я видела, как её тошнило после этого. На мои вопросы о том, зачем она тут работает, она всегда отмалчивалась.

Я должна была бы написать своему начальству, что она не подходит для такой работы. Не та психика. Но…

— Сама не понимаю, почему, — прошептала я и начала работу.

Распухшая и подгнивающая плоть резалась легко, раскрываясь перед глазами. В нос ударил запах, практически полностью разложившегося трупа. Что-то было не так. Он ведь просто утонул, да?

Взяв инструмент поудобнее, я руками помогла грудной и брюшной полости раскрыться передо мной. От резкого запаха резало глаза, от частого моргания по щекам потекли слезы.

— Фу! — послышались крики Матсу, — он что, химикатами нафарширован?

— Открой окно! — краем глаза я видела, как девушка, забравшись на стул, открыла небольшое окошко у самого потолка, — кондиционер не справляется…

— Подвинь сюда весы! — я говорила быстро, жмурясь от вони.

Девушка быстрыми, отрывистыми движениями подкатила из-за шкафов весы для органов. Она держала нос плотно закрытым, делая глубокие вдохи через рот. Её ошибкой было заглянуть через моё плечо и посмотреть на тело.

Звук рвотного рефлекса был таким громким, что будь я чуть «послабже», то мой желудок бы оказался пуст в ту же секунду.

Добежав до мусорного ведра под столом, она дала волю своему организму. Я не стала смотреть на это малоприятное зрелище и постаралась побыстрее закончить свою работу.

— Выйди за дверь, посиди в душевой, — давала указания я, взвешивая склизкое, мягкое сердце, — умойся и думай о… купальне?

Издав звук напоминающий благодарность, она быстро убежала. Вместе с ведром. Да блин! Какое по счету ведро менять придется!

Я могла понять её. Внутренности были не просто заполнены жидкостью светло-молочного цвета. Про запах молчу. Явная химия, но запахи незнакомы.

— Что ж, Ямато Мацушито, — я взяла его за подбородок, заглядывая в его лицо, — надеюсь, сейчас ты в лучшем месте.

***

Несколько часов подряд я обследовала бедолагу. Делала фотографии некоторых органов. Взяла пробы всего чего только можно.

Зашив тело, я убрала его обратно, продезинфицировала все вокруг специальным чистящим средством. Моей неудавшейся помощницы не было уже давно. Часть меня хотела пойти и проверить её, но вторая решила, что нужно дать ей время. Это самое время я решила потратить на заполнение отчетов.

Я сидела на стуле в распахнутом халате и даже расстегнула пару пуговиц на бирюзовой блузке. Мне нужен был воздух.

На столе была куча документов, папок и заметок. В том числе тридцать отчетов о самоубийствах. Самая интересная часть работы выполнена, а теперь я просто записывала текст с диктофона. Ни в каком отчете я не укажу, что собираюсь провести анализ состава крови. Это вызвало бы некоторые вопросы у руководства.

Задумавшись, я замерла с ручкой в руке над листом с черновым отчётом. Я всегда сначала записывала все на бумагу.