Ее айфон все равно не находил никакого вай-фая. Она полистала меню большим пальцем, ожидая, пока сеть появится.

Ничего.

Пожилой юноша уселся в кресло.

– Не судьба, да?

Она не ответила.

Это место, должно быть, днем превращается в кофейню. Но сейчас оно напоминало ей ночную автобусную станцию – чересчур сильно освещенную и пустую. Сама кофейня (ее явно и безуспешно пытались оформить в виде горы, «Эспрессо-Пик», гласила вывеска) была заперта за спущенной шторкой-роллетом. По периметру прилавка проходила защитная решетка. За ней находились две большие кофемашины с механическими кнопками и черными поддонами. Зачерствевшая выпечка. Черная доска с написанным мелом меню из нескольких строк и ценами на какие-то вычурные напитки.

Гостевой центр представлял собой одну комнату – вытянутый прямоугольник. Балки крыши сверху, туалеты в конце. Деревянные кресла, широкий большой стол, скамейки вдоль стены. Рядом – торговый автомат и полка с туристическими брошюрами. Было душновато и пахло лизолем.

А что насчет бесплатного кофе? На стойке возле «Эспрессо-Пик», облицованной диким камнем на цементном растворе, нашлась стопка пластиковых чашек, салфетки и пара кофейников на нагревательных плитках, позади решетки, но близко к ней. На одном было написано «КОФИЙ», а на другом «КАКАВА».

Кто-то из сотрудников набрал ноль баллов из двух возможных по орфографии.

Дарби заметила, что на уровне лодыжки цемент облицовки раскрошился и один из камней шатается. Удар может выбить его. Это раздражало маленькую, обсессивно-компульсивную часть мозга Дарби. Словно заусенец на ногте, который хочется отщипнуть.

Она слышала низкий жужжащий звук, чрезвычайно похожий на трепетание крыльев саранчи, и размышляла. Может быть, здесь включилось резервное питание и это сбросило вай-фай? Она повернулась к козлобородому незнакомцу.

– Вы не видели тут какого-нибудь телефона-автомата?

Тот быстро зыркнул на нее исподлобья, дескать – а, ты еще здесь – и помотал головой.

– А сотовый у вас ловит?

– Нет, с тех пор, как проехал Белый Крюк.

Ее сердце сжалось. Судя по региональной карте, висящей на стене, эта стоянка называлась Ванапа, что означало «Малое Черт-побери» в приблизительном переводе с языка местного племени индейцев-паиутов. В двенадцати милях к северу была другая стоянка – с похожим названием Ванапани, или «Большое Черт-побери», – а еще десятью милями дальше вниз лежал город Белый Крюк. И сегодня вечером, в разгар снежного шторма, Сноумагеддона, Сноупокалипсиса, Сноузиллы, или как там изощрялись метеорологи в поисках названия, этот городок с тем же успехом мог бы находиться и на Луне. До него не добраться.

– У меня ловился сигнал снаружи, – раздался мужской голос. Другой голос.

Позади нее.

Дарби повернулась. Он стоял напротив, возле двери, положив одну руку на косяк. Она прошла правее него, когда заходила внутрь («как я могла его не заметить?»). Парень был высокий, широкоплечий, на год или два старше ее.

Он вполне мог бы вписаться в компанию тех студентов-компьютерщиков, соседей по этажу, приглашавших ее на вечеринки, да и, пожалуй, стал бы среди них первым парнем. Блестящие густые волосы, зеленая куртка «Норд Фейс» и немного напряженная улыбка.

– Только на одно деление, правда, хоть и на несколько минут, – продолжил он. – Мой оператор, э-э, «Т-Мобайл».

– Мой тоже. Где именно ловился?

– У памятника.

Дарби кивнула, надеясь, что ее батареи хватит для звонка.

– А вы… ну, в смысле, кто-нибудь из вас, знаете, когда прибудут снегоочистители?

Оба мужчины отрицательно покачали головами. Дарби не нравилось стоять между ними, ей приходилось смотреть то на одного, то на другого.

– Я думаю, всё радиовещание экстренной службы сейчас прекратилось, – сказал тот, который постарше, кивая на приемник 90-х годов выпуска, жужжащий на стойке. Источник статического насекомоподобного шума, который она слышала ранее. Приемник тоже был за решеткой. – Когда я сюда зашел, они каждые полминуты повторяли ситуацию на дорогах и погодную сводку Европейского космического агентства, – добавил он. – А теперь эфир пуст. Может быть, их передатчики накрыло ураганом?

Дарби протянула руку через решетку и покрутила антенну, но добилась лишь изменения тона шипения.

– Все равно лучше, чем Бинг Кросби, – сказала она.

– Кто это – Бинг Кросби? – спросил молодой человек.

– Один из «Битлз», – ответил тот, который постарше.

– А-а.

Теперь почему-то старший нравился Дарби куда больше, чем во время болтовни о вай-фае.

– Я многого не знаю о музыке, – признал молодой.

– Оно и видно.

На большом столе Дарби заметила колоду карт со следами загибов на уголках. Малый техасский покер, вероятно, помогал скоротать время двум странникам, решившимся пуститься в путь через метель.

Со стороны туалетов зажурчал бачок унитаза.

«Трем странникам», – уточнила про себя Дарби.

Она затолкала айфон обратно в карман джинсов, чувствуя, как оба мужчины украдкой глазеют на нее. Один спереди, другой сзади.

– Я Эд, – сказал старший.

– Эшли, – представился молодой.

Дарби не назвала своего имени, а вместо этого открыла дверь и вышла наружу, назад в ледяную стужу, спрятав руки в карманы куртки. Она предоставила двери возможность закрыться самостоятельно, и успела услышать, как старший мужчина спрашивает младшего: «Погоди. Твое имя Эшли? Зовут, как девочку?»

Тот огрызнулся: «Это не только девичье имя…»

…И дверь захлопнулась.

Мир снаружи погружался во тьму.

Солнце покинуло его. Падающий снег оранжево переливался под одинокой наружной лампой, висевшей над входом в большом плафоне.

Но Сноумагеддон, казалось, немного ослабел, и в эти немногие минуты, оставшиеся до того мгновения, когда темнота окончательно снизойдет на землю, Дарби могла разглядеть сквозь снегопад очертания отдаленных горных пиков и потрескавшийся утес поближе, наполовину скрытый деревьями.

Она кутала шею в воротник и дрожала.

Скульптурная группа, которую этот молодой парень – Эшли – имел в виду, находилась в южной части базы, после флагштока и участка для пикников. Недалеко от съезда с трассы. Она была видна отсюда – полузасыпанные силуэты в снегу.

– Эй!

Дарби обернулась.

Опять Эшли. Он прикрыл дверь, щелкнув замком, и теперь направлялся к ней по снегу, высоко поднимая ноги.

– Где-то здесь… так, нет. Где-то там была такая особенная точка, и я на ней стоял. Единственное место, где я зацепил сигнал. И это была только одна полоска. Может, ты сумеешь лишь послать эсэмэску.

– Этого будет достаточно.

Он застегнул повыше молнию куртки.

– Пойдем, я покажу.

Они шли, стараясь наступать в его прежние следы, теперь почти занесенные несколькими дюймами свежего снега. Дарби прикидывала, сколько времени он уже здесь находится, но не спрашивала.

Сейчас, на некотором расстоянии от здания, она поняла, что эта база отдыха к тому же расположена над обрывом. За задней стеной (там, где туалеты) голые макушки деревьев колыхались над пустотой. Она не могла вечером видеть точно, где именно площадка переходит в пропасть, – одеяло плотного снега на краю смазывало границу. Один неверный шаг может оказаться последним. Местная флора была сурова – дугласские ели с обломанными жесткими ветвями, принявшие гротескные очертания под постоянными ударами сильных ветров.

– Спасибо, – сказала Дарби.

Эшли не слышал. Они, пошатываясь, пробирались через особенно глубокий снег, размахивая руками для баланса. Снег был глубже здесь, к концу пути. Ее «Конверсы» промокли насквозь, пальцы ног окоченели.

– Так ты, стало быть, Эшли? – спросила она.

– Ага.

– Может, Эш?

– С чего это вдруг?

– Просто спросила.

Дарби снова глянула назад, на здание, и заметила в янтарном одиноко светящемся окне силуэт человека, наблюдающего за ними через обледенелое стекло. Она не могла точно сказать, был это старший мужчина (Эд) или тот, другой человек, которого она пока не видела.