– Мисс Спидвелл, Вероника, – мягко сказала она, – пожалуйста, сделайте это для меня. Я не имею никакого права вам приказывать, поэтому я вас прошу. Сэр Хьюго не станет меня слушать. Он знает, что расследование провели плохо. Но для столичной полиции будет оскорблением признать, что они ошиблись. Его вполне удовлетворяет то, что Майлза за это повесят, но если это действительно произойдет, случится ужасная несправедливость, которой вы в состоянии не допустить. Сможете ли вы спать спокойно, если даже не попытаетесь все исправить?
Я колебалась, а она, обладая безошибочным охотничьим чутьем, нанесла последний удар.
– Я не буду обижать вас разговором о деньгах. Сэр Хьюго рассказал мне, как вы горды, и я это понимаю. Но я все же могу кое-что предложить вам за ваши услуги.
– Что? – спросила я.
Она сильнее сжала мои руки.
– Вашего отца.
Я резко выдернула руки.
– Мне ничего не нужно от принца Уэльского.
– Я знаю, – сказала она мягко, но коварно, пытаясь убедить меня. – Но неужели вам даже не интересно? Вам не хотелось бы встретиться с ним лицом к лицу? Я могу это устроить. Он согласится на это ради меня. Подумайте: это шанс посидеть с ним рядом и спокойно поговорить – с отцом, которого у вас никогда не было. И это в обмен на то, что вы зададите разным людям несколько вопросов. Мне кажется, это честная сделка.
Я посмотрела на нее долгим испытующим взглядом. Я сделаю то, о чем она просит, – мы обе это знали. Она думала, что убедила меня разговорами о семье и моем отце, но я решила ей помочь не из-за этого. Ненависть, оказывается, может быть не менее сильным стимулом, чем более благородные чувства.
А потому я ей улыбнулась, скрыв в этой улыбке сотню разных смыслов, и откинулась в кресле.
– Ну хорошо, расскажите мне все подробнее.
Принцесса Луиза немного помолчала, и я ощутила ее облегчение. Теперь, когда я согласилась играть по ее правилам, она отбросила почти все притворство и заговорила искренне.
– Я всегда старалась исполнять свой долг по отношению к семье и стране, – медленно начала она. – Но как вы и сами заметили, я художник. И как художник я всегда настаивала на том, чтобы иметь право заводить друзей среди себе подобных. Клетка, в которой я жила всю жизнь, может быть, и позолоченная, но все же клетка, – продолжала она, скривив губы в тонкой невеселой улыбке. – И я не раз билась до крови о ее прутья. Со временем я добилась некоторых послаблений, среди них – моя работа и друзья. Артемизия была одной из самых близких подруг.
– Любопытное имя.
По ее лицу было видно, что она погрузилась в воспоминания.
– Это псевдоним. На самом деле ее звали Мод Эресби. Ей казалось, что оно слишком приземленное для художника, и она выбрала себе другое. Вы знакомы с творчеством Артемизии Джентилески?
– Нет.
Она пожала плечами.
– Мало кто знаком, и это очень печально. Она была художницей итальянской школы барокко, последовательницей Микеланджело. В своих работах она часто изображала женщин: Юдифь, Вирсавию, Далилу. От ее картин веет силой и решительностью. Моя Артемизия стремилась к тому же, потому и взяла ее имя.
– Как вы с ней познакомились?
– Полагаю, вам знакомо имя сэра Фредерика Хэвлока?
Едва ли во всей Англии был человек, не знавший этого имени. Самый утонченный художник нашего времени, прославленный изысканными композициями и свободным, неожиданным обращением с цветом. Он основал новую художественную школу, решительно английскую и абсолютно современную, с влияниями эстетизма и неоклассицизма. Он также был известен дурным характером и затворничеством, предпочитая обществу компанию преданных учеников, которые жили с ним в Холланд-парке, в особняке, построенном по его собственному проекту. Редко появляясь на публике, он совершенствовал свое мастерство и превратился из enfant-terrible, который когда-то пытался превзойти Данте Габриэля Россетти, в эксцентричного легендарного персонажа, стремящегося создать собственную утопию.
– Он почти так же знаменит, как ваша мать, – невежливо ответила я.
Принцесса Луиза не обратила внимания на мое замечание и продолжала.
– Артемизия была протеже сэра Фредерика. Она жила в Хэвлок-хаусе и встретилась с Майлзом Рамсфортом на одном из приемов, организованном сэром Фредериком. Эти джентльмены приходятся друг другу свояками, и Майлз всегда обращался к сэру Фредерику, когда хотел познакомиться с людьми искусства и, возможно, предложить им покровительство.
– Как именно связаны между собой джентльмены?
– Сэр Фредерик был женат на Августе Тройон, которая умерла несколько лет назад. А Майлз женат на ее младшей сестре, Оттилии. Они до сих пор довольно близки с сэром Фредериком, даже после смерти Августы Хэвлок.
– И полиция считает, что именно из-за брака с Оттилией Майлз решился убить Артемизию?
Она нетерпеливо махнула рукой.
– И они ужасно ошибаются! У Оттилии и Майлза очень благоразумный союз. Он основан на дружбе и в некоторой степени на партнерстве. Они поженились, потому что у Майлза был дом, разрушавшийся прямо на глазах, и родословная длиной в восемь веков. Оттилия принесла в этот союз состояние своего дяди, нажитое на производстве печенья. Они использовали ее деньги, чтобы перестроить Литтлдаун, путешествовать по свету и коллекционировать предметы искусства и всевозможные древности. Они прекрасно жили вместе, и Оттилия Рамсфорт – очень разумный человек, она не обращала внимания на периодические авантюры в личной жизни ее мужа.
– Периодические авантюры? – Я приподняла бровь в удивлении. – Значит, были и другие?
Ее губ коснулась легкая улыбка.
– Вы видели фотографии Майлза? Нет? Ну, в любом случае в газетных снимках это сложно передать. Он очень обаятельный мужчина, хотя и не красивый в классическом понимании. Для этого у него недостаточно правильные черты лица. Не хотела бы я изображать его в камне, – добавила она, нахмурившись. – В его лице есть что-то неуловимое, оно постоянно меняется. Но он прекрасный друг. Понимаете, он умеет слушать. Мужчинам это почти не свойственно.
Она отвела глаза и унеслась куда-то в мыслях – ее взгляд стал рассеянным. Мне было интересно, думает ли она сейчас о своем муже. Судя по всему, маркиз Лорн был не самым внимательным из мужчин.
– И Оттилия Рамсфорт не возражала, – напомнила я.
Принцесса Луиза вернулась к реальности и вновь сосредоточилась на нашей беседе.
– Нет, конечно, нет. Она занималась тем, чем мы все занимаемся: обставляла дом, покупала новые шляпки или отправлялась в Баден. Она достаточно умна, чтобы не относиться к этому серьезно, но ведь властям этого не объяснишь. Следователи из столичной полиции страдают отсутствием воображения. Они заключили, что такой человек, как Майлз Рамсфорт, должен был хотеть скрыть от своей жены Артемизию и ее беременность, и им вся история кажется простой и понятной. Они даже не удосужились рассмотреть другие варианты. И вердикт был точно таким, какого они ожидали.
Она замолчала, а когда вновь заговорила, в ее голосе явственно слышалась горечь.
– Я говорила с сэром Хьюго, по крайней мере, попыталась. Он считает, что все художники – моты и развратники. Конечно, он не мог этого сказать, не мне, по крайней мере, но его отношение было очевидно. Он не собирался тратить ресурсы на поиски человека, убившего ничем не примечательную девушку, ведь его заботам вверена вся империя, а для повешения уже имеется прекрасный подозреваемый.
Я подумала, что это можно назвать правдой лишь с большой натяжкой. Сэр Хьюго был лишь главой Особого отдела в Скотланд-Ярде, который занимался делами, связанными с королевской семьей. Но не нужно было обладать слишком живым воображением, чтобы поверить, что сам он видел свою роль гораздо более важной.
– Это он предложил вам прийти ко мне со своей проблемой?
Она медленно покачала головой.
– Сперва нет. Он пытался разубедить меня. Но я знала о ваших попытках… этим летом… выяснить правду относительно вашего происхождения. А также что сэр Хьюго считает, будто вы нам очень признательны.
