И только-только Андрон осознал, как бывает больно, когда на стул всем весом наваливается не склонный к самообману насчёт своей стройности объёмный тип, а металлическая ножка стула при этом находится на твоей ноге, как вслед за этим он получает новый, полный коварства удар со стороны этого Свята. Как оказывается, всё это стало не результатом его не осмотрительности – и не мудрено ошибиться, ставя стул под стол, когда там, в темноте ничего не видно – а всё было наоборот, и Свят намерено так действовал, чтобы добиться от Андрона понимания своего, по настоящему сложного положения.
И всё это Андрон понял, как только Свят весь свой вес переместил на эту ножку стула и, придвинувшись к Андрону, обратился к нему. – Теперь ты, надеюсь, понимаешь. Насколько будет значим вес каждого тобою сказанного, – Свято жёстким взглядом посмотрел на Андрона, – и не дай бог (а я, если хочешь знать, насчёт этого вегетарианец), умолчанного и не сказанного слова. – Ну и пока Андрон, сбитый фразой Свята о вегетарианстве со всего, что только можно, пытается собраться хоть с какими-то мыслями, Свят, кто единственный в курсе, что сейчас с Андроном происходит, – а этого он скорей всего и добивался, – начинает ему задавать какие нужно вопросы.
– Давай уж, облегчи свою боль. Ответь мне, что же тебя так взволновало вчера на смене? – глядя на Андрона, спросил Свят. И на этот раз Андрон не задерживает себя с ответом.
– Одна девушка. – Говорит Андрон.
– Понятно, что не две. – Усмехается Свят. – Хотя в наше запасливое время, вдруг одна тебя будет недостойна и бросит, одной редко кто ограничивается. – Свят после этого небольшого отступления, где он, отодвинувшись от Андрона, бросил взгляд в сторону сидящей за одним из столиков женской компании, возвращает своё внимание к Андрону и спрашивает его. – И чем тебя таким особым, – а тебя как я понимаю, нелегко удивить, – эта девушка зацепила?
И, наверное, не находись Свят в столь близких и местами больных отношениях с Андроном, то он в свойственной ему манере принялся бы молотить всякую романтическую чушь. Типа, такого рода вещи, вот так, в двух словах не объяснишь, их мол надо прочувствовать и пережить. А так как Свят проявил весьма кстати предусмотрительность, и Андрону за это надо ему сказать спасибо, а не истерическим взглядом на него смотреть, то Андрону и двух слов хватило, чтобы всё объяснить.
– Она была внимательна ко мне. – Сказал Андрон.
– М-да. Это, конечно, всё объясняет. – С рассудительным видом ответил Свят. – Но не настолько, чтобы я смог составить для себя всю картинку произошедшего между вами. Если сюда не добавить один весьма важный стришок. Она была уступчива? – посмотрев исподлобья на Андрона, спросил его Свят. И одного блеска глаз Андрона хватило Святу, чтобы понять, что он идёт по ложному пути. – Ладно уж, с этой дамой твоего сердца. («Ничего подобного», – хотел было возразить Андрон, но ничего подобного он не возразил) Оставим этот пикантный момент в стороне. – Махнул рукой Свят, и слегка облегчил страдания Андрона, переместившись на другой край стула. После чего Свят берёт чашку с кофе, делает на неё перерыв, затем возвращает её на место и возвращается уже к Андрону.
– Кроме этого, я не сомневаюсь, что важного для тебя события, разве больше ничего такого вчера здесь не произошло? – спросил Свят. Но видимо Андрон действительно ничего не соображает, раз он в ответ так поспешает и допускают такую явную ошибку. Так вместо того, чтобы сделать хотя бы вид, что он думает, а для этого, надо-то всего лишь с умным выражением лица выдержать паузу (правда в его оправдание можно сказать, что умного выражения лица ему при данных обстоятельствах практически добиться невозможно) и только после этого, с глубоким сожалением пожав плечи, сказать, что ему очень жаль, но он ничего такого не смог припомнить. Но Андрон вечно спешит и сразу же даёт ответ:
– Да нет, всё как обычно и ничего такого сверхъестественного не случилось.
Ну а Святу уже одного такого поверхностного отношения к своим гражданским обязанностям со стороны этого Андрона, который даже не удосуживается, как следует подумать, прежде чем лепить такой ответ, достаточно, чтобы не поверить ни единому его слову. А тут ещё такой, полный противоречий ответ Андрона – рядом стоящие «да» и «нет» сводят на нет весь его ответ – и отсылок к необъяснимому – им упоминается некое сверхъестественное, когда можно было сказать, необычное – наводит Свят на мысль о том, что этот Андрон несомненно темнит.
А такое противоречащее здравому смыслу поведение Андрона – так всегда себя объясняет Свят это упрямство – заводит Свята, и он вновь усиливает давление на Андрона, увеличив свой вес с помощью пару глотков кофе и всё в прикуску с булкой с сосиской внутри. Ну а чтобы Андрон сразу понял, что его ответ совсем не устраивает его, Свят принялся жевать откусанный им кусок булки мучительно долго для него.
Когда же Свят подобным способом надавил на Андрона, он, давая ему возможность исправить создавшуюся ситуацию недоверия, прищурив один глаз так, чтобы Андрону было понятно, что он готов на многое закрыть глаза, если он, конечно, будет откровенен с ним, с дальним посылом спрашивает его:
– А ты в этом уверен?
Ну а Андрон, что за несносный человек и самоуверенная бестолочь, которая от кого-то там услышала, что при любых обстоятельствах никогда нельзя терять самообладания и всегда нужно демонстрировать уверенность в своей правоте, теперь пытается так себя вести и в таком качестве себя показывать. Правда Андрон не настолько самоуверен в себе, чтобы со всего маху дать кулаком по столу так, чтобы вся посуда с него подлетела вверх, а затем, когда чашка с кофе зацепит собой нос Свята, крепко ему заявить, – Да мол, уверен я, козлина!
Но он не может так себя повести, а всё потому, что Андрону уже частично указали на то, что бывает с такими слишком самоуверенными типами и его хватило только на одну обтекаемую фразу. – Насколько мне позволяет память. – С сожалением за то, что больше ничем помочь не может, сказал Андрон.
– Ладно. Не хочешь говорить, пусть будет по-твоему. – С таким глубоким разочарованием за Андрона сказал Свят и при этом так для него тревожно на него посмотрел, что у Андрона похолодело в душе и ему непременно захотелось доказать Святу, что это всё не так и что он не совсем пропащий человек, как о нём думает Свят. – А с чего это ты взял, что я так про тебя, сволочь, думаю? – спросит его Свят, после того как Андрон попытается убедить его в обратном. – Ну а что я ему на это скажу? – задался вопросом к себе Андрон, после того как предположил, что ему ответит Свят и решил, что лучше будет того ни о чём не спрашивать.
Свят же тем временем ещё раз глубоко по пропащую душу Андрона вздохнул и, переведя своё внимание от него (типа, что я здесь не видел кроме самообмана и бесконечной глупости) в зал, принялся там смотреть на что-то такое, до чего же для смотрящего на лицо Свята Андрона интересное, что тому так и подрывалось обернуться назад и посмотреть на то, что там такого, может даже напрямую касающегося его интересного, увидел Свят. Но Андрон каждое мгновение помнил и на своей ноге ощущал невозможность такого своего самовольного поведения и поэтому был вынужден претерпевать эти, самые страшные на всём белом свете мучения – испытание любопытством, которые в своё время свели на нет пребывание человека в раю (что и говорить, а Свят страшный человек).
Что же касается Свята, то судя по тому, что он своё внимание к чему-то там интересному в зале разделял с вниманием к Андрону, то он не случайно себя повёл таким образом. А это был один из его психологических приёмов в работе со слишком самоуверенными гражданами, разум и глаза которых затмевало собственное я. Он таким образом, всем им, а в частности Андрону, показывал, что мир спокойно и без его участия существует, и если он будет и дальше упираться в своём упрямстве, то так можно надолго остаться на краю жизни, и при этом что обидно, то этого никто не заметит.
