– И где же я его мог видеть? – начал бы чесать затылок Валентинчик, терзая себя и свою память, в попытке вспомнить то, чего никогда не было. – Наверняка, с ним связано что-то такое важное, раз он пришёл сюда. Но что? – краем глаза поглядывая на Свята, а объёмным зрением по сторонам, холодея внутри от той, однозначно страшной тайны, которую несёт в себе этот незнакомец, Валентинчик начал впадать в отчаяние от этой безответности.
Но как часто бывает, стоит только человеку приблизиться к тому жизненному краю, за границами которого начинается отчаяние, как он начинает видеть то, что до этого не видел и придавать значение тем вещам, которыми ранее не дорожил. И Валентинчик, оказавшись в подобной ситуации, только со своей специфичностью, в один из отчаянных моментом вдруг увидел или заметил то, чему до этого он не придавал особого значения. – И точно. – Наконец-то догадался Валентинчик о том, где он мог познакомиться с этим незнакомым типом. – В прошлую субботу, я до состояния невменяемости перебрал в клубе, и там скорей всего, и познакомился с этим типом. – От облегчения Валентинчик глубоко вздохнул, дружески улыбнулся этому знакомому незнакомцу и спросил его: Как дела?
Но это Валентинчик, и с него взятки гладки, чего не скажешь об Андроне, чьё административное положение в этом заведении обязывает его смотреть и видеть людей со своих административных позиций, а в каждом их обращении выискивать подвох. Так что вполне понятно, что Андрон не поверхностно отнёсся к этому обращению незнакомца, а принялся тщательно его анализировать на предмет того, что его знание или незнание будет ему или кафе нести. И тут ошибиться совсем не хочется, а то, кто знает (только этот незнакомец знает и от этого у него преимущества), что это будет ему и заведению стоить.
Вот, к примеру, вдруг окажется, что этот тип не просто какое-то известное только в ограниченных своей бесцветностью и бедностью кругах лицо, а он очень известное в некоторых непубличных кругах, ограниченных своим аристократическим цензом и мильярдами на душу населения во дворцах, наследное лицо принца Уотского, и что тогда делать и как быть?
И тут нечего говорить, что такого не может случиться и такое только в кино про золушек или в чьей-то больной фантазией голове может быть. При нынешней-то тяге принцев к глобализации и в народ, даже вполне может быть. – А не выйти ли мне в народ?! – задаваясь этим риторическим вопросом, даже и не испросил никого из здравствующих королевских особ, и себя в том числе, всегда сам себе на уме, принц Уотский, а всё за всех упомянутых выше особ решил (А некоторые из них, из этих, из королевских особ, между прочим, в это время, хоть и царствовали, но не бодрствовали – король спит, а царствование всё равно идёт. От таких истин некоторым особо насчёт себя мнительным династическим тиранам даже становится обидно. Они то думали, что мир в их королевстве так устроен, что без их на то позволения ничего в королевстве не происходит, а как оказывается, очень даже происходит).
И вслед за этим, взял и не заметил, как вышел в народ. А как вышел, то и не заметил, как заблудился. А как заблудился, то сразу же проголодался. И что же дальше делать? И как быть?
При этом надо понимать, что он привык к тому, что ему по первому звонку в колокольчик всё самое вкусное и питательное поставляют к его столу, а по щелчку его белоснежных пальцев, всё к его услугам в постель – первые красавицы королевства, в случае если принц настроен проявлять щедрость, и первые министерские зады, в случае если принц сегодня не в духе и ему требуется на чьём-то заде выпустить пар (но только носком ботинка, а то ещё подумают, что он даёт им толерантные поблажки).
Ну а в таком сложном положении, в каком оказался всё тот же принц Уотский, почему-то всегда в первую очередь идут навстречу неприятности. И даже предсказывать не надо, что принца Уотского вначале вокруг пальца обвели сказками о своём знании путей к уму разуму (что отчасти верно), затем завели в глухую подворотню, где и забрали всё, что при нём было в единственном числе или последнее – золотые часы из последней коллекции его друга и кореша Филиппа Патека, в единственном числе брильянтовую заколку на галстуке, с таким же каменным обрамлением запонки из последних новинок дома Картье, ну и как без того, чтобы оставить без последнего значимого предмета, его, с геральдическими вензелями на обложке, портмоне, который впрочем, тоже был забран – после чего принцу Уотскому, чьему возмущению не было предела, убедительнейшим образом, с применением подручного средства типа ножа, под ребро посоветовали так сильно не вздыхать. И со словами: «С вещами нужно расставаться легко, с улыбкой и непринуждённо», – добившись от него не совсем искренней улыбки, поддав ему ногой под зад, избавили его от последнего – иллюзий на свой исключительный счёт. Как оказывается, с принцами не везде считаются, а в некоторых, в таких как эта подворотня местах, вообще пошли дальше, и видят в принцах себе ровню.
И вот с такими мрачными мыслями, а что уж говорить о подавленном настроении, принц Уотский, сам того не заметив, оказался в этом кафе. Ну а как только от местных запахов пришёл в себя, то сразу же оголодал и решил сегодня себя ни в чём не ограничивать и заказать всё меню сразу и при этом в двойных порциях. А как решил, то вдруг вспомнил, что там, в неизвестной подворотне, у него забрали последнее, а без этого последнего, даже и на одну порцию картошки фри нечего рассчитывать (прямо-таки умнеет на глазах). Но как тут же выясняется, то с этими, за скобками выводами мы поспешили – непоколебимая самоуверенность, стоящая в его глазах и его взгляд сверху вниз на всех, говорил, что он всех тут, по-своему знает, а вот они его ещё его не знают (хотя обязаны знать).
С чем (с самоуверенностью), он и направился прямиком к Андрону, в ком он сразу же увидел близкое себе по духу лицо, которое просто обязано войти в его необычное положение и поспособствовать всему тому, чем он пожелает удовольствоваться.
И если смотреть на подошедшего незнакомца с его странным вопросом с этой стороны, то вполне объясняется, почему он так, через этот вопрос представился. Ведь все очень важные и представительные люди, только так: «Ты знаешь, кто я такой?», и представляются. И Андрон с такой версией представления этого незнакомца вполне бы мог согласиться, ведь он и сам не раз вёл себя таким представительным образом. Как, например, в общении с сотрудниками дорожно-постовой службы, где он частенько прибегал к подобного рода блиц-опросам. Так после того как они смели его остановить провокационным способом, с помощью оказавшегося на пути его автомобиля фонарного столба, он задавал им весьма интригующие вопросы: «Да ты знаешь, кто я такой?» или косвенный «А ты знаешь, кто мои друзья?».
Но что-то Андрону подсказывало (да хотя бы эти его руки, так нездорово поглядывающие на него со своего кулацкого положения – а у принцев ручки всегда такие белоснежные, без всяких видимых следствий на них от несвойственного им трудолюбия, а здесь прямо одна грубость), что этот тип точно не принц, а вот проходимец, который решил ввести его в заблуждение и, прикинувшись тем, кем он не является, чтобы за его, Андрона счёт, здесь как следует потрескать за обе щёки, то это куда как ближе к истине. Правда и эта версия пока что никаких обоснований не имеет и Андрон, дабы не ошибиться в своей правоте и не правоте на счёт этого скорее проходимца, чем принца, даёт ни к чему не обязывающий ответ.
– Мол, не знаю я тебя проходимец и, вообще, вижу в первый раз. – Красноречив взгляд Андрона на этого проходимца. Ну а так как Андрон не совсем уверен в том, что этот проходимец достаточно разумен, чтобы прочитать этот его лицевой посыл, то он к своему выразительному посылу добавляет. – Извините, но что-то я вас не припомню.
Ну а Свят, а в глазах Андрона совсем даже не принц, а проходимец, выказывает себя настырным малым, и вместо того, чтобы, наконец-то, обозначить себя и сказать, кто он есть таков, берёт и опять задаёт не понятно к чему обязывающий вопрос:
