Я бы получал от этой беседы искреннее наслаждение, если б не тревожное утро, оставившее неприятный осадок.
После обеда начался дождь, и мы с Магиллври перебрались в библиотеку.
– В три тридцать я должен уехать, – сказал он, – так что у меня чуть больше часа, чтобы рассказать о своем деле.
– Стоит ли начинать? – усомнился я. – Повторяю: ни при каких условиях я не приму никаких деловых предложений. Я отдыхаю, у меня отпуск. До конца лета поживу здесь, потом переберусь в Мэчри.
– Ничто не помешает тебе отправиться в Мэчри в августе, – заметил он, многозначительно подняв брови. – Работа, которую я хочу тебе предложить, будет закончена задолго до этого.
Это заявление застало меня врасплох, я и не стал его останавливать. А позволив приятелю продолжать, и сам увлекся. Магиллври хорошо знал о моей почти мальчишеской любви ко всяческим россказням и беззастенчиво этим воспользовался.
Начал он примерно с того же, о чем накануне толковал доктор Гринслейд. Большая часть человечества окончательно спятила, и это породило всплеск необъяснимых и непредсказуемых преступлений. Моральные устои расшатались, а за время войны люди привыкли к смерти и боли. В то же время у преступников появилось куда больше возможностей, а поскольку большинство из них весьма смышленые субъекты, им удается поставить себе на службу собственное безрассудство и порочную изобретательность.
Если еще в начале века, продолжал мой приятель, совершенно аморальные субъекты были явлением более или менее исключительным, то теперь они встречаются повсюду и, можно сказать, цветут пышным цветом. На свет появилось новое, страшное и необузданное племя: жестокое, совершенно лишенное чувства юмора, упрямое и легко опьяняющееся риторикой. Такие люди сплошь и рядом встречаются в среде молодых большевиков, в недрах еще более радикальных коммунистических сект и кружков и, что примечательно, среди левой ирландской молодежи.
– Несчастные! – вещал Магиллври. – Пусть их судит тот, кто их породил, но мы, те, кто пытается заштопать расползающуюся ткань цивилизации, обязаны просто стереть их с лица земли. И неважно, что они сторонники того или иного движения, с виду хорошего или очевидно плохого. Это моральные невежды, и они готовы войти в любое движение, если обнаружат там своих единомышленников. Они – неофиты и глашатаи преступного мира, и относиться к ним следует как к преступникам. Главное в другом: всем этим ловко заправляют несколько человек, которых никак не назовешь невеждами и слабоумными. Нет, они умны и расчетливы, и главное зло – в них. Еще никогда со времен сотворения мира мерзавцам всех мастей не жилось так комфортно!
Затем он выложил передо мной факты, которые не подлежат разглашению, во всяком случае, при нашей жизни. Все они свидетельствовали о существовании неких злонамеренных умов, которые сумели использовать в своих целях самые взрывоопасные течения в обществе. Все современные проявления анархизма и радикализма, утверждал Магиллври, тесно связаны между собой, а за ними стоят некие «антрепренеры», наживающиеся на страданиях законопослушных людей и мучениях несчастных жертв. И сам он со своими людьми, и американские полицейские силы давно уже шли по следу одного из самых жестоких и хорошо организованных преступных сообществ, и, благодаря счастливому стечению обстоятельств, в конце концов сумели взять его в кольцо, и это кольцо в любую минуту могло начать сжиматься.
Но тут возникла проблема. Главы преступной группировки не знали, какая конкретно опасность им грозит, но понимали, что тучи над ними мало-помалу сгущаются, поэтому и приняли меры предосторожности. Начиная с Рождества они стали захватывать заложников.
Тут я прервал Магиллври, поскольку это показалось мне уж чересчур неправдоподобным.
– По-моему, после войны мы привыкли слишком сложно объяснять простые вещи. Тебе придется очень постараться, чтобы я в самом деле поверил в этот твой всемирный преступный заговор.
– Могу поклясться, что сумею тебя убедить, – с глубокой серьезностью произнес он. – Ты получишь самые веские доказательства, и если ты не слишком изменился с тех пор, как мы с тобой познакомились, твои выводы окажутся в точности теми же. Но вернемся к заложникам…
– По крайней мере, об одном из них мне кое-что известно, – вставил я. – После завтрака меня посетил мистер Джулиус Виктор.
– Ох, бедолага! – воскликнул Магиллври. – И что ты ему сказал?
– Посочувствовал, но ясно дал понять, что не намерен заниматься этим делом.
– И он принял такой ответ?
– Не сказать, чтобы принял, но с тем и удалился. А кто еще?
– Двое. Первый – молодой человек, наследник крупного состояния. В последний раз друзья видели его в Оксфорде семнадцатого февраля в предобеденное время. Он был студентом Крайст-Черч[9], но жил вне колледжа, снимая апартаменты на Хай-стрит. Выпив чаю в клубе «Решетка», он отправился домой переодеться, поскольку вечером обедал в «Зимородке». Слуга встретил его на лестнице, когда молодой человек поднимался в спальню, но оттуда он так и не вышел. С того дня его больше никто не видел. Тебе, должно быть, известно его имя: лорд Меркот.
Я вздрогнул. В самом деле, имя было мне знакомо, я даже встречался с этим юношей на местных скачках. Он был внуком и наследником старого герцога Элстера, самого уважаемого из английских политиков старой школы.
– Однако они выбирали жертв со знанием дела, – заметил я. – Кто же третий?
– Это самый скверный случай. Ты ведь знаешь сэра Артура Уорклиффа? Он вдовец, потерял жену перед самой войной, и у него всего один ребенок, мальчик лет десяти. Отец души в нем не чает. Дэвид – так зовут мальчика – учился в частной школе недалеко от городка Рай в Суссексе, и сэр Артур снял дом неподалеку, чтобы быть поближе к сыну. По воскресеньям мальчику разрешалось обедать дома. И вот в одно из воскресений, когда они с отцом, как обычно, отобедали, Дэвида отправили обратно в школу на двуколке. Он, как говорит сэр Артур, очень любил птиц, поэтому время от времени выходил из двуколки и шел короткой дорогой по тропе через болота, чтобы понаблюдать за пернатыми. И вот таким образом, покинув грума, он ступил на тропу – и бесследно исчез.
Эта история заставила меня вздрогнуть. Я хорошо помнил сэра Артура Уорклиффа. На лице этого видного полководца и государственного деятеля всегда лежал отблеск искренней доброты. Можно только вообразить, в какой ужас повергло его известие о случившемся. Если бы что-то подобное случилось с Питером Джоном, я был бы вне себя от горя. Молодая женщина-путешественница и студент, наверняка неплохой спортсмен, вполне могли постоять за себя. Но десятилетний мальчишка! И, тем не менее, все три события выглядели слишком разрозненными и отдаленными во времени, чтобы оказаться связанными между собой.
Именно об этом я и спросил Магиллври.
– Но что, черт побери, заставило тебя связать эти исчезновения? Три человека пропали с разницей в несколько месяцев в отдаленных одна от другой частях Англии. Мисс Виктор могли похитить ради выкупа, лорд Меркот мог по той или иной причине утратить память и заблудиться, а Дэвида Уорклиффа могли украсть какие-нибудь местные бродяги. Почему ты считаешь все это частями единого плана? Да и вообще, с чего ты взял, что хотя бы один из этих случаев – дело рук преступного синдиката? У тебя есть хоть одно доказательство, что они захвачены в качестве заложников?
Магиллври на секунду задумался.
– Да, – наконец произнес он. – Во-первых, общие соображения. Если б банда мерзавцев задумала похитить троицу заложников, они не смогли бы выбрать лучших кандидатур: дочь самого богатого в мире финансиста, наследник древнего и прославленного герцогского дома, единственный сын национального героя. Но есть и прямая улика…
Он снова умолк, колеблясь в нерешительности.
– Ты хочешь сказать, что у Скотланд-Ярда нет ни единой зацепки по этому делу?
– Мы проанализировали минимум сотню, но все они вели в глухой тупик. Будь уверен, мы учли каждую мелочь, просеяли каждую частность через мелкое сито. Нет, Дик, беда не в том, что мы оказались недалекими и туповатыми, а в том, что нам противостоит дьявольски изощренная хитрость. Вот почему без тебя и твоей уникальной способности обнаруживать истину там, где бессильна обычная следственная логика, нам не обойтись. Полсотни моих коллег работают днем и ночью, и единственное, чего нам, к счастью, удалось не допустить – это утечек в газеты. Поэтому у нас не путаются под ногами всевозможные доморощенные детективы. Но результата пока нет. Ты готов помочь?
