Литмир - Электронная Библиотека

Учеников в школе было много, и учиться приходилось в две смены.

В маленькой, неказистой школе передо мной сидели девочки в платочках, мальчики в стоптанных сапогах, залатанной одежонке, тихие, послушные[19].

Не раз в своих описаниях Окуджава повторял, что школа была «маленькая, неказистая» – и это очень обижало его бывших коллег. Ничего себе «маленькая» – 600–650 человек учились, пусть даже и в две смены! Это была самая большая школа в районе, даже в Перемышле не было подобной. Но Булату Шалвовичу она запомнилась почему-то «неказистой». Может быть, в первой повести он специально нарисовал её такой, какой она была в большинстве деревень, ибо, кроме добротных стен, похвастаться школе было нечем.

Отапливалось здание плохо. Зимой в классах иногда стоял такой лютый холод, что на уроках замерзали чернила и приходилось пробивать лёд перьями. В повести «Новенький как с иголочки» Окуджава привёл даже такое сравнение, очень удачное для школы, находившейся в бывшем монастыре:

А школа холодна, как склеп…

Нет, дрова, конечно, завозили, но, видимо, на всю зиму их не хватало. Поблизости от деревни леса не было, и заготавливали дрова так: в лесхозе за несколько десятков километров лесу навалят и в речку Жиздру покидают, а в Каменке, что уже близко от Шамордина, встречают и вылавливают.

Вера Яковлевна Кузина вспоминает:

– Дрова когда привезут, а когда и нет, в рукавицах писали. А вторая смена – одна лампа семилинейная керосиновая на весь класс, чуть-чуть доску освещает, а кельи длинные, сидит там тридцать человек…

Об этом же есть и в повести:

Меднолицые мои ученики плавно приближаются ко мне из полумрака классной комнаты. Ко мне, ко мне… Они плывут в бесшумных своих лодках, и красноватое пламя освещает их лица. И я, словно бог, учу их простым словам, самым первым и самым значительным.

Водопровод и электричество в Шамордино ещё не пришли, несмотря на давние и громкие обещания лидера большевиков Ленина об электрификации всей страны. Впрочем, водопровод здесь когда-то был, до революции, конечно, но после «победы трудящихся» трубы потихоньку стали приходить в негодность и ко времени приезда Булата были уже полностью разрушены.

Мы уже говорили о разграблении шамординского кладбища. Но тогда, сразу после победы большевизма, кладбище полностью уничтожить не удалось – процесс разрушения трудный, требует времени. Завершить «работу» удалось лишь в 1956 году, уже после того как семья Окуджава покинула Шамордино. Вот маленький документик – письмо жителей Шамордина в районную газету, выходившую в Перемышле:

«В с. Шамордино было хорошее кладбище. Но за последние годы сюда стали пускать скот, который могильные холмики все затоптал, а зелень объел. По распоряжению председателя сельсовета Големинова зимой с кладбища срезали деревья для отопления сельсовета.

Жители возмущены таким надругательством над их чувствами и просят местные организации кладбище привести в порядок. Для этого много не надо – огородить его и рассадить зелень. Жители примут в благоустройстве самое активное участие»[20].

Проблема небольшая, казалось бы, всего-то и надо – огородить кладбище и «рассадить зелень». Но ко времени моего первого приезда в Шамордино в конце девяностых местные жители не только не смогли мне показать, где была могила сестры Толстого, но и место, где было кладбище, затруднились найти.

Ученики из дальних деревень после второй смены, в девять вечера, шли домой в пургу, в грязь, в любую погоду восемь-десять километров, а завтра – снова в школу.

– Дороги не было, ходили в снег, в дождь в резиновых сапогах. Пока дойдёшь, полные сапоги воды натечёт, так и высушивали на себе, – продолжает рассказ Вера Яковлевна.

Бывшие монашеские кельи под классы были приспособлены плохо: длинные и узкие, они с трудом вмещали по двадцать учеников. Но и этих классов не хватало, поэтому приходилось использовать и коридор. Перегородили его в конце фанерой и сделали класс физики, а потом ещё и от этого класса кусок отделили для первоклашек. Учитель физики Гудков был хоть и строгим, но остроумным человеком, и фанерная стенка часто сотрясалась от хохота.

Учитель начальных классов Елена Александровна Зайцева вспоминает:

– Гудков такие примеры приводит, – ребята его как грохнут все со смеху, так мои малыши глазки испуганно таращат…

Просуществовала школа до конца восьмидесятых годов, пока монастырь не вернули церкви. После этого школа переехала в деревню Каменку в полутора километрах от монастыря. Это, конечно, удобнее и для учителей, и для учеников, потому что Каменка располагается внизу вдоль шоссе – добираться до школы из окрестных деревень значительно легче. Вот только учиться в ней некому стало. В некоторых классах по одному, по два ученика. Впрочем, у меня устаревшая информация – 2002 года. С тех пор я там не был. Теперь, может быть, и в Каменке уже школы нет, а может, и по-другому – она расширилась, разрослась и не школа уже теперь, а университет. Хотя из всезнающего интернета можно узнать, что Каменская школа и ныне существует под мудрёным названием МБОУ Каменская СОШ и обучаются в ней 98 учеников. Но мне лень копаться в интернете – останусь лучше в неведении.

От прежних обитателей после возвращения религии во власть в Шамордине оставался один старый бывший учитель физики Николай Михайлович Гудков. Ему уже трудно было ухаживать за собой, поэтому летом его подкармливали сёстры из вновь действующего монастыря, а зиму он проводил в больнице в деревне Подборки, в нескольких километрах от своего дома, где и умер.

6.

…Директора школы Булат нашёл быстро. Михаил Тихонович Солохин (в повести «Новенький как с иголочки» – Шулейкин) встретил его радушно, провёл по всей территории бывшего монастыря, показал школу и квартиру, где предстояло жить молодым учителям.

Булат устроился на месте и вернулся в Калугу за женой и братом. На следующий день приехали в Шамордино все вместе, и Булат с Галей сразу пошли гулять, осматривать местные красоты.

Николай Михайлович Гудков вспоминает первую встречу с ними:

– Я ловил на речке пескарей. Вижу, сверху спускаются двое, незнакомые молодые мужчина и женщина. Идут, разговаривают, и вдруг до меня донеслось: «Смотри, Булат, как тот дядька похож на Маяковского». Вечером познакомились, – оказывается, это новые учителя…

Неудивительно, что высокий стройный Гудков показался Галине похожим на Маяковского – они тогда были им увлечены, Булат даже дипломную работу делал по его поэмам.

Семья получила две комнатки в небольшом домике буквально в пяти метрах от Казанского собора. Одни рассказывают, что в этом доме некогда жил монастырский казначей, другие – что игуменья.

В соседних комнатах жили ещё несколько учителей: в одной учитель математики и завуч школы Клавдия Ивановна Громова, в двух других – физрук Михаил Илларионович Гончаров, его жена, учительница начальных классов Екатерина Ермолаевна Лантьева, их сын Слава и дочь Женя. И в последней комнате жили Емельян Михайлович и Наталья Ивановна Амелины. Они не были преподавателями – он работал в школе завхозом, а она была «педслужащая» (так в школе называли технических работников). Наталья Ивановна приходила в школу ночью, часа в три, и до утра топила печь, чтобы к урокам школа хоть немного прогрелась.

Местный коммунальный быт был совершенно непривычен новоявленным шамординцам.

В коридоре висели умывальники, у каждого свой, только у Громовой его не было, – она просто из кружки умывалась в своей комнате, и Амелины держали свой у себя в комнате. У Булата возле умывальника висела полочка с зеркалом, на которой лежало мыло. И вот однажды мыло пропало…

– Мыло духовитое было. Не туалетное, а духовитое, – уточняет Евгения Самохина (Лантьева). – Мать меня спрашивает: «Женя, ты не брала мыло Булата Шалвовича?» Я говорю: «Нет, зачем мне?»

вернуться

19

Окуджава Б. Если бы учителем был я: Небольшой монолог в канун первого сентября. // Лит. газ. 1995. 30 авг. (№ 35). С. 6.

вернуться

20

Колхозный труд. 1956. 13 июня (№ 48).

7
{"b":"648001","o":1}