– Цели слева! Слева, твою мать!

Одного взгляда хватило, что бы понять – не жилец. Казак, дежуривший у счетверенного пулемета был мертв, он находился выше всех их в момент взрыва и ударная волна не пощадила его – не спас даже большой, самодельный щит. Он нелепо свисал с сидения, что-то мерно капало вниз, на пол и пулемет молчал – а по кузову градом стучали пули.

А вот водитель был жив – именно он и кричал. Приоткрыв дверь, он лупил в сторону склона из пистолета-пулемета с барабанным, емким магазином, хрипло крича и матерясь во весь голос. Он не знал, жив ли кто в кузове, возможно, он остался в живых один, защищенный броней – но он дрался до конца, намереваясь продать свою жизнь подороже. И ему, хорунжему войска Донского не дело отлеживаться…

Хорунжий, подползя на коленях к установке, толкнул мертвого казака, удивляясь, какой он тяжелый – но он не поддался.

– Твою мать!!!

Он крикнул больше для того, чтобы убедиться, что у него есть голос и он может кричать. Еще толчок, хорунжий налег всем телом – и спихнул-таки неподатливое тело с сидения. Бабицкий неподвижно скорчился у левого борта, было непонятно – жив он или нет. Так, стоя на коленях, хорунжий развернул установку – по щиту сразу ударило несколько раз, быстро и сильно, как молотком. Но весь огонь велся слева, со стороны склона – и щит защитил его…

А потом он нажал на спуск – и счетверенный пулемет заговорил, разрезая свинцом пространство…

– Shit!

Капитан уже считал эту машину, идущую второй в конвое мертвой или почти мертвой – один казак все же стрелял, снайпер никак не мог нащупать его – когда стоявшая в кузове счетверенка вдруг развернулась и…

Он испугался. Впервые в жизни капитан испугался. Он никогда и ничего не боялся с тех пор, как себя помнил – ни когда он верховодил компанией хулиганов в нищем районе доков – они ходили в порт каждый день на охоту. Ни когда перед ним поставили выбор – либо военное училище, либо тюрьма. Ни когда он схватился с двумя ублюдками с четвертого курса – их было двое, и каждый из них был едва ли не вполовину тяжелее его, мелкого и тощего беспризорника с лондонских улиц. Но у него был осколок стекла, он всегда, в любом месте первое что делал – это доставал какое-нибудь оружие, любое, просто для того чтобы выжить или по крайней мере подороже продать свою жизнь. А против него в этот раз были не такие же, как он уличные, против него были аристократы голубых кровей – и он в эту ночь убедился, что их кровь такая же красная, как и кровь других людей. Он не побоялся и набора в SBS – туда набирали как раз таких как он, кто не ценил свою жизнь ни на соверен, а чужую жизнь ценил еще меньше…

А вот сейчас он по-настоящему испугался. Милтон почему то медлил с залпом, колонна продолжала отстреливаться. Им так и не удалось нормально подорвать первый заряд – надо было подорвать головную машину охранения, а они подорвали проклятый грузовик, чадящий сейчас на всю дорогу. И эта проклятая счетверенка это зенитный пулемет, который так и не подавили…

Струя свинца прошла правее, его осыпало каменной крошкой, выбитой пулями из склона горы – а он лежал, боясь даже пошевелиться, и перечислял все проклятья, какие только помнил и какие выдумал только что. Все шло намного более хреново, чем они предполагали – и возможно, настало время делать ноги.

И тут сработало. Несколько шаровых молний рванулись со склона горы, разрезая пелену дыма – и почти одновременно врезались в борта еще плюющихся огнем машин казаков. Та, на которую смотрел он, не загорелась – русские делают машина на дизелях, проклятые дизели им передают немцы, их так просто не подожжешь – но оба пулемета, в том числе и эта проклятая, так напугавшая его счетверенка, едва не отправившая его в края доброй охоты, моментально заглохла…

Вот так вот… Разом – накрылись все. Новое оружие и впрямь действует – и действует как надо. Интересно только – сможет ли эта штука остановить танк. Но это уже не его проблема – полевое испытание проведено, результаты получены (в числе британцев был даже кинооператор, снимавший бой на восьмимиллиметровую пленку) – и теперь надо было сматываться.

Он встал в полный рост – настоящий британский джентльмен, ступивший на землю, которую у них подло и вероломно отняли, воспользовавшись их слабостью – и бросил последний взгляд на догорающую колонну. Он приказал не добивать грузовики с товаром – черт с ними, его интересовали только казаки и их машины. Это была честная игра, игра без поддавков, игра с очень сильным, опытным противником – и он выиграл ее. Завтра, когда он будет уже на борту корабля Ее величества – он поднимет бокал за души павших здесь – и своих и чужих, без разницы. Но это завтра, а пока… пока надо быстрее сматывать удочки.

Человек сделал шаг, потом еще шаг – и понял, что тот шум, который он слышал уже несколько секунд и не придал ему никакого значения – это вой двигателя пикирующего на них самолета.

– Сэр?

Человек в серо-буром, пятнистом тропическом камуфляже, прикрывшись накидкой, лежал на каменистом склоне – примерно в двухстах метрах дальше по дороге от головной машины, сейчас лежащей на боку и чадно горящей – и жадно, старясь не упустить ни единой подробности, смотрел в морской, старого образца бинокль на разгорающийся внизу бой.

– Что?

– Сэр, они накрыли четвертого. Случайно – прямо в установку. Доусон мертв.

– Убрать все – приказал человек, не отрываясь от бинокля. Начинайте отсчет. Ничего не оставлять, ни единого осколка.

– А Доусон, сэр?

– Если не сможем утащить – бросим его.

Таковы были правила SBS – жестокие, бесчеловечные – но альтернативы им не было. Каждый знал, на что он идет.

– Есть, сэр.

– Крибли – обеспечить отход. Надо с этим заканчивать.

– Да, сэр.

Нарастающий с каждой секундой вой появился внезапно и обрушился на них подобно лавине. Самолет заходил со стороны солнца, они даже не видели его. Только пули, перепахавшие враз их позицию и их самих.

В пулеметах было еще достаточно свинца, чтобы кусануться как следует – что и сделал князь Шаховской. Он заходил слева – поэтому, после разворота ему оказалось выгоднее и удобнее пропахать именно правый склон холма. Что он и сделал, щедро полив его из двух крупнокалиберных пулеметов, два он отключил, экономя боезапас – все же он не ожидал столкнуться с противником, расстреливающим колонну, тут нужна была как минимум пара тяжелых штурмовиков, чтобы все причесать как следует. Вихрем пройдясь над позициями противника, он ушел в зенит, развернулся – и кинулся уже на левый склон, строча из двух других пулеметов. Патроны сейчас кончатся– но казакам, колонновожатым он поможет…

На приборной панели загорелась лампочка, свидетельствующая об исчерпании боезапаса, он исчерпался раньше, чем он рассчитывал, и на половину склона не хватило. Но тут, прямо рядом с кабиной пронеслось что-то, подобное молнии, стукнуло по крылу, самолет тряхнуло, и только тогда капитан понял, что дело совсем худо…

Резкий рывок в сторону… давай, только не рассыпься в воздухе… педали трясутся, но самолет все-таки подчиняется. Подчиняется.

Снизу забарабанило, сыпануло горохом – но он выровнял таки машину, по нему почему то не стреляли. Оглянулся – никого, только чистое небо. И только оглядевшись как следует, понял – дрянь дело…

Это были СиФьюри. Два проклятых серебристых СиФьюри, взлетевших с авианосца, видимо по сигналу и моментально достигшие места боя. Ну да, что им – у них скорость на форсаже почитай в два аза больше, чем у него. Потому-то они и долбанули по нему без подготовки, не прицелившись как следует, потому-то сейчас он и не увидел их у себя на хвосте – проскочили, у них скорость сваливания[30] едва ли не больше, чем у него максималка. Сейчас развернутся, сделают вираж, и парой его добьют, вон куда пошли… твари…

Две серебристые рыбки, держась парой, действительно разворачивались влево, заходя на широкий вираж. Что будет дальше – не надо быть гадалкой, чтобы предсказать, зайдут сверху в хвост и все. Отлетался