- Не понимаю, о чём ты говоришь! - Ширдяев вскакивает и начинает ходить вокруг стола.

- А ты представь себе, Гена такую картину. 9 мая, солнечный весенний день, птички поют. Съехались все твои дружки генералы, гости из министерства пожаловали, репортеры с камерами и всё такое. И вот начинается парад. Маршируют наши архаровцы и напевают “Гоп-стоп”, или “Мурку”. Ты представляешь себе, пятьсот вооруженных долбоёбов хором поют “Мурку”.

- Мне кажется, ты преувеличиваешь.

- А мне не кажется. Ты как думаешь, что может грозить этим пятистам долбоящерам?

- Ну, не знаю, курсантам отчисление, солдатам статья. Это всё зависит от степени вины…

- Вот именно, ни хуя им не грозит. Отчислить всё училище разом? Ты хоть слышал о таком? А вот, что грозит руководству, в частности нам?

Ширдяев останавливается, а потом начинает ходить в обратную сторону.

- Да сядь ты, не мельтеши, у меня голова кружится на тебя смотреть. Налей лучше ещё. - Ширдяев послушно садится и берёт в руку бутылку.

- А нам грозит министерская проверка и это как минимум. Если репортёры это дело раструбят, здесь ещё и прокуратура нарисуется. Ты же знаешь, как сейчас с военными училищами обходятся. Избушку на клюшку и весь разговор.

- Думаешь, так всё серьёзно?

- Я очень хочу, Гена, чтобы это было не так, ну а если всё-таки так?

- Что тогда делать? - Ширдяев дошёл до своего любимого вопроса.

- Думать, Гена, - Манюров опрокидывает в себя очередную рюмку и встаёт. - Ну всё, главное я до тебя донёс. Ты глаза открой пошире, и моргай пореже. - Он направляется к выходу.

- Ты куда?

- Работать Гена! Есть такая работа, Родину защищать.

В приёмной Манюров видит сидящего на табуретке капитана Томилова.

- А я к Вам товарищ полковник.

- Ко мне? - удивляется Манюров, и открывает дверь в свой кабинет, жестом приглашая капитана войти.

- Я на минуту, - Томилов останавливается возле входа, не проходя к столу.

Манюров вскидывает голову, чтобы заглянуть в глаза высокому капитану.

- Кажется я знаю, как решить нашу проблему, - чёрные глаза капитана спокойны и источают уверенность.

- Нашу проблему? - Тут же поняв о какой проблеме идёт речь, Манюров оживляется. - И как?

- Долгий разговор, не хочется здесь. Давайте после пяти встретимся за периметром.

Глава 8. ПЕРЕГОВОРЫ

5 мая 1994 г.

Спустившись по узкой лестнице на цокольный этаж, Манюров открывает тяжёлую дверь с надписью “Кафе Русь” и попадает в небольшое прокуренное помещение с низкими потолками. Пробежав взглядом по хаотично расставленным столам, он замечает поднятую вверх руку в дальнем правом углу. Протиснувшись сквозь узкие ряды между столиками, заполненными веселящимся людом, он находит Томилова одиноко склонившимся над меню.

- Вы что будете? - с ходу задаёт вопрос капитан, когда то успевший переодеться в зелёный спортивный костюм. - Тут пельмени неплохие, есть ещё цыплёнок табака, антрекоты…

- Я пожалуй ограничусь пельменями. - Сейчас Манюрова мало интересуют закуски, поэтому он выбирает первое, что услышал.

Подозвав официанта, Томилов заказывает две порции пельменей, салат и бутылку водки.

- Дружище, только водку и салат тащи моментально, - по-хозяйски распоряжается капитан.

По старой привычке, Манюров первым делом водит глазами вокруг, изучая обстановку. Пьяные морды, ржавые вентиляционные трубы, обшарпанная стойка и громко орущая магнитола, производят на него удручающее впечатление.

- Так себе забегаловка. Нас здесь не отравят? - спрашивает он, продолжая обшаривать помещение цепкими маленькими глазками .

- Место проверенное, я здесь не в первый раз.

- Любишь по злачным местам мотаться, капитан? - блуждающий взгляд чёрных глазок фокусируется на капитане. - Ты уже смотрю, переодеться успел, - он оценивает добротный польский, или даже немецкий костюм, ладно сидящий на спортивной фигуре Томилова.

- Да я всегда домой по гражданке хожу.

- А чего так?

- Так спокойнее. Времена сейчас такие, не модно быть офицером, - виновато улыбается Томилов.

- А мне вот не стыдно быть офицером и форму не западло носить, - в голосе Манюрова слышатся жесткие авторитетные нотки.

Томилов не стал отвечать на упрёк старшего по званию, тем более подоспела водка и салат.

- Ну, давайте за встречу, - он разливает водку в пузатые рюмочки.

- Так вроде каждый день встречаемся. Так себе тост… - Манюров улыбается, но стеклянный блеск глаз говорит о серьёзной сосредоточенности.

- А у нас сегодня особенная встреча. Надеюсь, она принесёт нам пользу. - Рюмка капитана пытается соприкоснуться с пятящейся назад рюмкой полковника.

- Я тоже надеюсь, что не зря теряю здесь время, - Выпив полрюмки Манюров морщится, но не притрогается к закуске. - А песенка, я смотрю, кстати. - Он кивает головой в сторону стойки, где из магнитолы раздаётся:

“Младший лейтенант, мальчик молодой,

Все хотят потанцевать с тобо-ой…”

Толстая бабёнка в натянутой поверх лосин кожаной миниюбке, виляет в проходе огромным тазом и выдёргивает из за стола худосочного кавалера в красной олимпийке и зелёных слаксах. Кавалер уже настолько пьян, что ему не нужна музыка, чтобы танцевать. Его ноги словно вросли в пол, а верхняя часть тела ходит ходуном, отчего он походит на танцующую кобру.

- А ты говоришь, не модно офицером быть, - Манюров улыбается, глядя на танцующую парочку. - Твоих рук дело? - вдруг спрашивает он, не отводя глаз от танцоров.

- Песня то? Да нет, кто-то из них заказал, - смеётся Томилов и вдруг замечает, что полковник уже развернулся и смотрит на него в упор.

- Все эти представления в училище ты устроил? - Полковник смотрит исподлобья прямо в глаза Томилову, и тот уже через секунду отводит взгляд.

- Я? Нет, товарищ полковник, Вы что? Это курсантики балуются. У них же ещё детство в жопе играет, - Томилов пытается отшутиться, водя глазами по сторонам.

- Да я уже понял, что ты это. Чё, ты виляешь, как проститутка, - сквозь зубы цедит Манюров.

- Ну хорошо, не буду вилять, - Томилов прикуривает сигарету и кладёт на стол пачку “Мальборо”. - Только я здесь не для того, чтобы изобличать зачинщиков, а для того чтобы решить проблему.

- Я весь во внимании, капитан! - Манюров отодвигает в сторону, только что поставленную официантом на стол тарелку с дымящимися пельменями и поставив локти в центр стола хищно наклоняется к собеседнику.

Томилов теряется и вместе со стулом отодвигается дальше от стола, словно опасаясь удара.

- В общем, в моих силах сделать так, чтобы беспорядки в училище прекратились раз и навсегда. Для Вас ведь это сейчас самое важное?

- Почему ты так думаешь?

- Так ведь парад скоро, а тут такие чудеса происходят, тем более в масштабах всего училища. Как бы не выкинули, какой-нибудь фокус.

- На это ты и рассчитывал. Думал я обоссусь, как девочка? Пугать меня задумал, щенок, - из глаз Манюрова летят искры. Он не говорит, а шипит, как змея, готовящаяся к броску.

Прижатый к стенке, Томилов понимает, что терять ему уже нечего.

- Я сейчас могу встать и уйти. Завтра Вы меня отправите гулять с волчьим билетом в зубах, но я Вам скажу, что на этом ничего не закончится. Машина уже запущена, и Вы её не остановите. Поймите, что я здесь не для того чтобы угрожать Вам. Если Вы сейчас меня выслушаете, то поймёте, какие возможности открываются…

- Возможности? - Манюров подносит ладонь к уху, словно не расслышал последней фразы капитана.

- Да, возможности. Я пришёл поговорить не о проблемах, а о возможностях, и если мы найдём с вами общий язык, то выйдем из этой забегаловки в хорошем настроении. Вы можете хотя бы послушать то, что я предложу?

Манюров пальцем отодвигает край кителя на правой руке и демонстрирует крупные часы на массивном позолоченном браслете.

- Знаешь, что это за часы? Сэйко, двадцать лимонов стоят. Когда одеваешь на себя такие дорогие часы, начинаешь ценить время. Понимаешь насколько дорога каждая минута твоего времени. А ещё понимаешь, что люди, которые носят “Электронику” не могут ценить своё и чужое время, так как его ценишь ты… - Манюров косится на треснутый корпус электронных часов капитана. - Так вот, если ты уверен, что этот разговор не будет просто потерей времени, можешь начинать.