Рота обеспечения в две шеренги выстроена у входа в подъезд. Приближаясь, Жулик сбавляет шаг, а затем останавливается. Все они дружно лают. Пискляво заливается Ляшенко, угрюмым басом отрывисто лает Иванез, со смачным рыком, ощерившись по звериному лает Мармонов. Зажмурившись по щенячьи подвизгивает Аликин. Звуки не свойственные человеку, смешиваются, сливаются в единое целое, заполняют весь периметр училища и выплёскиваются за забор. В удивлении останавливаются прохожие. Молодые мамаши укачивают в колясках проснувшихся и разоравшихся младенцев. Застывший старик смотрит на отштукатуренный бетонный забор то снимая то одевая очки, как будто сквозь толщу бетона пытается увидеть, что же там происходит.

В каптёрке, прижав к ушам огромные наушники плеера, и уставив глаза в стену сидит капитан Томилов.

Лай не прекращается. Курсанты и солдаты, как заворожённые, продолжают издавать гортанные звериные звуки. Они чувствуют, как сливаются в одно целое, как образуют один мощный устрашающий звук. Они чувствуют огромную силу и неуязвимость, которую придаёт им этот звук. Теперь их не остановить. Они вошли в раж.

Жулик оказывается в самом центре этого кошмарного звука. Ему нужно предпринять всего лишь несколько простых действий: сделать несколько шагов, подойти к строю и начать ломать рёбра этим лающим псам одному за другим, пока не заткнутся все. Но он не может пошевелиться. Сейчас прямо здесь, на глазах десятков человек он может погибнуть. Его вот-вот начнёт бить истерика, и всё закончится тем, что он нассыт себе в штаны как тогда, возле того проклятого забора. И всё-таки он находит в себе силы действовать.

Переставляя ватные ноги, он быстро направляется к КПП и пропадает за его дверью. Лай не стихает, но теперь он звучит торжественно, победно. На плац выбегает лейтенант Корчагин, который сегодня дежурный по училищу. Корчагин в расстёгнутом кителе из под которого торчит жёлтая футболка, почему то в спортивных штанах и в домашних тапочках.

“Курсанты смирно!” - его голос захлёбывается в волне непрекращающегося звука. Лай продолжает грохотать, носиться над плацем, вдоль бетонных зданий учебных корпусов.

Корчагин, то и дело теряя тапочек, бежит вдоль корпуса, не зная, что в точности повторяет путь Жулика. Во дворе он так же натыкается на лающую роту обеспечения.

“Прекратить!” - его голос срывается на визг. Он пробегает мимо грохочущего строя и залетает в подъезд.

Медный переглядывается с Монтаной “Получилось!”

“Получилось!” -видит Кир в пьяных, горящих азартом глазах Афони.

“Ну что, брат, ты понял?” - говорит ястребиный взгляд Кацо адресованный Кубе.

Оглушённый лаем, Куба смотрит на раскрывающиеся рты и горящие азартом глаза сослуживцев. Теперь он понял, о чём говорилось в той маляве. Он видит, что система есть, и она работает, но пока не понимает, зачем она нужна, и для каких целей создана.

Сейчас здесь этого не понимает никто. Достаточно того, что родилось что-то новое, и оно живое, оно сильное, оно издало свой первый звук. И этот звук поистине потрясающ.

Внешне серьёзное, но просто лучащееся счастьем лицо Кира говорит о том, что результат превзошёл его ожидания.

Первым из транса выходит Медный. Он понимает, что это пора останавливать.

“Отставить голос!” - орёт он. Лай стихает постепенно, не сразу, сменяется оживлённым гомоном и смехом. За ротой обеспечения постепенно утихают курсанты. Над училищем повисает звенящая тишина.

Корчагин, взлетающий через две ступеньки не замечает, что лай на улице сошёл на нет. Он забегает в казарму. На тумбочке никого. Он не сразу замечает дневального, который высунулся в окно по пояс. Но сейчас это интересует его меньше всего.

“Серёга!” - орёт он истошным голосом. - “Капитан Томилов!”.

Дневальный Попенко как ошпаренный отлетает от окна и стоит с замешательством человека, попавшего впросак. Из каптёрки выходит Томилов, одетый в спортивный костюм. Лицо его безмятежно, в руках он держит плеер, а на ушах объёмные наушники. Он с растерянным видом глухонемого, до которого чудом донёсся какой-то звук, опускает наушники на шею.

- Серёга, это чё такое происходит? - Корчагин смотрит на капитана, как будто пытается понять, не является ли тот участником этого массового помешательства и вдруг понимает, что тот мертвецки пьян.

- А чё-ё случилось? - спрашивает капитан, едва двигая челюстями.

- Серёга, только не говори, что не слышал. Всё училище лает как бешенные собаки.

- Училище лает? - Томилов смотрит на товарища с видом опытного психиатра.

- Да посмотри ты в окно, - раскрасневшийся Корчагин раздражается всё сильнее.

Томилов вялой походкой идёт к окну. Корчагин замечает, что дневальный незаметно переместился на тумбочку.

- И чё ты там увидел? Гуляющих курсантов? Так сегодня вроде суббота.

Корчагин смотрит в окно через плечо Томилова. Действительно, на плаце осталось несколько мирно болтающих курсантов.

- Да они только что лаяли и завывали так, что наверное весь город теперь на ушах стоит. И твои тоже, там во дворе.

- А я вот ничего не слышал, - Томилов почему то потрогал наушники. - А ты слышал? - как то очень душевно он обращается к дневальному.

Попенко пожимает плечами - нет ничего не слышал товарищ капитан.

- Ты чё солдат, из меня дурака хочешь сделать? Я тебе мигом мозги вправлю! - Корчагин дёргается в сторону дневального, но Томилов хватает его за руку и начинает заговорщицки шипеть.

- Пашка, а ты я смотрю вчера тоже хорошо приложился, - он показывает на трико и тапочки лейтенанта. - Тебя нужно срочно лечить! - утвердительно кивает он и тащит щуплого лейтенанта к каптёрке.

- Да я не…

- Давай-давай, щас быстро всё поправим, - запихивая лейтенанта в дверь Томилов подмигивает дневальному.

- Серёга, да ты…

- Тсс… - Томилов прикладывает палец к губам, осаживая бурный темперамент товарища. - На вот, сначала. - Он наливает доверху гранёный стопарик из початой бутылки водки.

Корчагин покорно принимает стопарик из рук Томилова и проглатывает его содержимое с обречённостью больного, которого вынуждает принять лекарство строгий доктор.

- Серёга! это.. - Враз осипшим голосом пытается что-то сказать Томилову, но тот уже протягивает большой пупырчатый огурец и пихает ему прямо в рот.

- Закуси.

Корчагин с хрустом жуёт огурец, и глаза его слезятся. А капитан тем временем наполняет с горкой второй стопарик. - Давай, выпусти пар.

Вторая порция водки даётся Корчагину гораздо легче, и он мгновенно чувствует приятное облегчение, в котором растворяются проблемы.

- Серёга, это чё за хуйня? - наконец-то ему удалось сформулировать вопрос.

- Ну вот, ты сам нашёл этому объяснение. Сегодня выходной. Пацаны прикалываются, веселятся. Они молодые. Пашка, ты чё себя молодым не помнишь? - он пихает лейтенанта кулаком в грудь.

- Се-рё-га! Это военная часть, режимное заведение. - Машет огрызком огурца, как микрофоном быстро опьяневший на старые дрожжи Корчагин.

- Забудь Пашка, не будь занудой, - Томилов в очередной раз наполняет стопарики. - Иногда нужно расслабляться и на что-то смотреть сквозь пальцы.

- Что-то я тебя не узнаю, Серый. - Корчагин смотрит на стопку, которая гуляет в его руке. - Ты чё не понимаешь, если мы им один раз это с рук спустим, они из нас верёвки вить начнут.

- Ещё раз говорю, забудь. Ребята пошалили и разбежались. Ты забыл про это их тяфканье, они забыли что ты тоже сегодня не по форме. - Томилов дёргает товарища за подол футболки. - За-будь!

Жулик вернулся в роту уже ночью. Весь день он бродил по парку, который находится рядом с училищем. Сейчас он проголодался, замёрз и уже устал гонять в голове одни и те же мысли. Агрессивный настрой постепенно сменился смирением и обречённостью. Давно он уже не чувствовал жалости к самому себе. Сейчас он абсолютно один, его кинули все. Даже Ник, который зачем то ушёл в увольнение. Ему придётся смириться, придётся принять их условия. Это не потому что он испугался, просто устал немного. Нужно подкопить силы и тогда он ещё со всеми поквитается. Зайдя в подъезд он поднимает голову и смотрит наверх. Голова “фишки” пропадает в квадрате лестничного пролёта. Пока он поднимется все уже будут знать, что он вернулся. Он осторожно заходит в казарму. Дневальный приветствует его, молча поднеся руку к голове, как будто ничего и не было. В казарме тихо; кто-то спит; кто то видимо смотрит телик в ленинской, откуда слышны негромкие звуки. А вот в сушилке оживление, оттуда слышны пьяные возгласы. Пересилив себя, Жулик открывает дверь в сушилку.