Но Трансер был крепким орешком, и хотя он не мог полностью контролировать свое лицо, его голос звучал с безразличием:

— Изгнанники есть почти в каждом виде фейри. Один ночной летун в западных землях ничего не доказывает.

— О, раз так, — сказал я. — Дойл, пожалуйста.

Он снова открыл дверь, и ночные летуны хлынули в комнату извивающимся мясистым потоком, пока не заполонили потолок и большую часть стен.

Я взглянула на Люси и детектива Ивана, их обоих познакомили с ночными летунами и нашим планом. Одной из причин, почему из местных полицейских именно детектив Иван присутствовал в комнате, было то, что контакт со слуа у него вызывал наименьший дискомфорт. Люси бывала с нами в главном доме, поэтому она знала, что фейри бывают разных форм и размеров.

Трансер не побледнел, а посерел от страха. Он дважды облизнул губы, прежде чем ему удалось напряженно произнести:

— Не могли они так быстро сюда прибыть.

— Думал, раз Шолто мертв, никому другому не удастся открыть путь для его слуа, не так ли, Трансер?

Он просто уставился на них, и возле его здорового глаза задергался нерв.

— Это невозможно.

— Кто является королевой слуа? — спросила я.

Они ответили свистящим хором:

— Ты, королева Мередит, — и последний звук моего имени с шипением разошелся по комнате.

— Ждешь, что Таранис спасет тебя, лорд Трансер? — спросила я.

На его лице на миг отчетливо промелькнуло подтверждение, быстро спрятавшись за страхом и последней каплей высокомерия, которую он мог показать.

— Он единственный король, которого я признаю.

— Но, видишь ли, Трансер, тут у нас проблемка.

— У меня нет проблем, ведь я благородный сидх Благого двора, и ни у людей, ни у вас нет власти над мной.

— Вообще-то мы связались с Благим двором, и им наплевать, что мы с тобой делаем. Похоже, всевозможные фракции слишком заняты тем, что отрицают свою просвещенность в твоих действиях.

Он нахмурился.

— О чем ты болтаешь? Все фракции склоняются перед нашим истинным королем.

— Если ты имеешь в виду Тараниса, то он больше не является королем ни Благих, ни кого бы то ни было, — сказала я.

— Ты меня не обманешь своей ложью, — сказал он.

— Таранис был абсолютным правителем своего двора, это правда, и однажды взойдя на престол — это на всю жизнь, а в его случае — навсегда.

— Твои собственные слова доказывают, что ты лжешь, — сказал Трайнер.

— Только по двум причинам можно свергнуть короля Благих, — продолжила я.

Он моргнул, и я могла наблюдать за ходом его мыслей.

— Король является отцом хотя бы одного из твоих отродий, это доказывает, что он не бесплоден.

— Вот же ирония, — сказала я.

Он восстанавливал свое самообладание, пряча страх за придворными манерами, отточенными веками.

— Король Таранис знает, кто ему верен.

Я улыбнулась чуточку шире.

— Возможно, но поскольку он больше не король, его лояльность никак тебе не поможет.

— О чем ты болтаешь, девочка?

Ночные летуны беспрестанно шевелились, и казалось, что потолок и стены дышали и изгибались. Это тревожило даже меня, а ведь они были на моей стороне.

— Ни моим подданным, ни мне ты не нравишься, Tрансер. На твоем месте я бы попыталась с нами сотрудничать.

Он с таким трудом сглотнул, что я это услышала, а затем гораздо мягче спросил:

— Что ты имеешь в виду, говоря, что Таранис больше не король?

— Я же сказала, что правитель Благих может потерять свой престол по двум причинам. Первая — бесплодие, но есть и другая. К ней не прибегали очень давно, но она по-прежнему безотрывно связана с властью Благого двора. Ты помнишь, о чем я? Потому что я помню. Вспомнила, когда Таранис вторгся в мой сон в больнице.

— Он по-прежнему физически совершенен; его рука не деформировалась на самом деле, только во сне. Он сказал, что краем глаза видел, как она искривилась, но больше никто из двора этого не видел, потому что это не было реально.

— В первый раз нет, — согласилась я.

— Ты лжешь, никто не может по-настоящему навредить во сне. Эту способность мы утратили очень давно.

— Таранис смог сделать этот сон более реальным. Я не могла освободиться от него. Возможно, из-за лекарств, что мне дали в больнице, чтобы помочь справиться с шоком, в котором я находилась после того, как мой король умер у меня на руках, или, возможно, к Таранису вернулась его власть над сном. Думаю, мы никогда не узнаем, но поскольку он сделал сон более реальным и более пугающим, я так же смогла сделать свою магию более реальной.

— Ты не… Ты не могла.

— Могла и сделала. Какую бы силу или услугу Таранис ни предложил тебе за убийство Шолто, он не может отплатить тебе сейчас, поскольку, как у бывшего короля, у него нет доступа к сокровищнице, он не может дать политическую должность или наградить титулом. Все, что он может предложить — это свою дружбу. Этого достаточно, лорд Трансер? Дружба свергнутого короля достаточная плата за убийство другого короля?

— Ты пытаешься манипулировать мною, чтобы я сделал какое-то признание.

— Я хочу знать остальных участников заговора с целью убийства короля Шолто, принца Дойла и принца Мистраля, это так.

Его высокомерие испарилось, и цвет его лица стал не просто серым, а нездоровым, как будто он вдруг заболел.

— Интересно, откуда я узнала, кто из моих мужчин под угрозой? Я могла бы притвориться, что кто-то из соучастников признался мне, но правда намного лучше. Сам Таранис рассказал мне об этом. Он признался во всем, как злодей в фильме о супергероях, потому что думал, что после его любовных чар я обо всем забуду или буду так одурманена, что мне станет все равно.

Пробудился мой гнев, а с ним и моя магия, отчего кожа начала сиять, совсем немного. Трудно было это заметить в люминесцентном свете, но Трансер увидел, потому что от страха у его целого глаза показался белок, как у лошади, что во-вот попытается удрать. Я медленно глубоко вдохнула, чтобы взять под контроль свой гнев и силу, и взглянула на двух полицейских в углу. Люси чуть качнула головой, как бы говоря, чтобы я успокоилась. Детектив Иван широко распахнул глаза и потянулся рукой к пистолету на бедре, где его не было, потому что в комнате для допросов запрещено оружие. Судя по ним, загорелись мои глаза, и, возможно, волосы начали светиться рубиновым сиянием. Я работала над контролем, пока не смогла поглотить большую часть этой магии, а затем сделала все возможное, чтобы говорить спокойно:

— Таранис подсадил бы меня как наркомана, и он был бы моим наркотиком. Он хотел контролировать меня, контролировать моих детей, и за эти злые козни он заплатил тем, что ценит больше всего на свете: своей красотой и своим королевством.

Я встала и наклонилась через стол.

— Будь осторожен, лорд Трансер, как бы и ты не заплатил самым дорогим для себя.

— Что ты… имеешь в виду?

— Если ты не назовешь мне имена сообщников, я предположу, что и твоя жена, леди Фенелла, тоже была активным участником убийства моего мужа.

— Она ничего не знает, я клянусь.

— Сделай так, чтобы я тебе поверила, лорд Трансер.

И он заставил меня поверить ему, потому что действительно любил свою жену. Он торговался за ее безопасность и даже не пытался торговаться за свою, потому что знал, что это было бессмысленно. Я смотрела в его глаза и видела, что он любил свою жену, он же в моих глазах видел свою смерть. Мы оба были правы.

Глава 43

Признания Трансера хватило, чтобы человеческие власти ограничили перемещение Тараниса ситхеном Благого двора, не всей Фэйри, а именно холмами Благого двора. На самом деле они велели Национальной гвардии, которая все еще следила за Кахокией на случай, если разразится еще одна битва, сообщить, если Таранис покинет ситхен. Он был Королем Света и Иллюзии, но его рука силы была деформирована, поэтому он больше не мог использовать свет как оружие. Уцелевшей рукой он все еще мог создавать такие иллюзии, что, как бы он себя ни изменил, вы почти во все поверите, во всяком случае так сообщают наши друзья из Благого двора, правда они так же говорят, что он не может изменить руку, которую я повредила. Как бы совершенна ни была его иллюзия, рука остается деформированной, укороченной, наполовину вывернутой до локтя. Он смог остановить действие моей руки плоти и избежал полного выворачивания на изнанку, но от локтя вниз он был ходячим примером того, что моя магия могла сделать даже с самыми сильными среди сидхов. Все стали гораздо более уважительными. Как говорит Андаис, люди последуют за тобой из любви, уважения или страха. Я предпочитаю любовь, но страх тоже подойдет.