— Мы подключим магов полиции, Мерри.

— Последний раз, когда мы с тобой работали вместе, одним из плохих парней был такой же маг, — напомнила я.

— Это не честно, Мерри.

— Возможно, но это правда.

— Хочешь сказать, что больше не доверяешь полиции?

— Нет, я хочу сказать, что, даже чувствуя себя в безопасности, ты скорее всего ошибаешься.

— Веет безнадежностью, — заметила она.

— На мой взгляд реализмом.

Она улыбнулась, но эта улыбка не была счастливой.

— Мы выставим дополнительные патрули в вашем районе. Один звонок — и мы на месте.

— Я знаю, — сказала я.

— Пообещай, что в случае чего, вы позвоните в полицию и не станете пытаться справиться самостоятельно.

— Я не могу обещать этого.

— Потому что не можешь лгать, — сказала она.

Я кивнула.

— Вы разберетесь со всем сами, если получится, не так ли?

Я снова кивнула, прижав к себе Брилуэн.

Она повернулась к Дойлу.

— Ни тебе, ни кому-то еще из тех, кого она любит, не нужно играть в героя, чтобы в итоге погибнуть, если этого можно избежать.

— Мы приложим все усилия, — ответил он.

— Очень надеюсь. Мерри вас любит, и я не желаю держать ее за руку, пока она будет оплакивать тебя или Холода, или Галена, или кого-то другого. Мы копы; служить и защищать, рискуя жизнью — это наша обязанность.

— Это также и наша обязанность, когда дело касается Мерри и детей.

— Да, но если мы будем ранены, Мерри не будет опустошена, и если погибнут при исполнении копы, малыши не останутся без отцов.

Дойл едва заметно кивнул.

— Я запомню твои слова и благодарю за то, что ставишь наши жизни выше своей ради счастья Мерри.

— Я не хочу умирать, никто из нас не хочет, но не дать этому ублюдку снова причинить ей боль — наш долг.

— И наш, — сказал он.

Она нахмурилась и взмахнула руками.

— Вы же все равно поступите так, как решили. Скажу им, что я пыталась.

— Мы правда ценим, что ты пришла к нам, Люси.

Она улыбнулась мне.

— Я это знаю. Я просто очень хочу добраться до этого парня.

Я поняла, что мое изнасилование затронуло Люси лично, потому что мы были подругами. Она еще более стала мне дорога, и я от всего сердца сказала:

— Спасибо, Люси.

Она улыбнулась чуточку шире.

— Оставлю вас, чтобы вы могли подготовить к выписке своих крошек, и пойду помогу копам сдерживать толпу.

— Прессу, я так полагаю, — предположила я.

— И простых людей, желающих увидеть маленьких принца и принцесс. Не каждый день в Америке появляются на свет члены королевской семьи.

— И то верно, — согласилась я, улыбнувшись ей.

Она улыбнулась в ответ, а затем оставила нас, заметив:

— Обычно я детей не слишком жалую, но она очаровательна.

Мы поблагодарили ее и, как только двери за ней закрылись, переглянулись с Дойлом. Он подошел ко мне, и мы вместе посмотрели на Брилуэн.

— Больше не зачаровывай людей, — велела я ей.

Она моргнула своими необычными глазками. Маленькая вязаная шапочка прикрывала большую часть ее рыжих локонов и полностью скрывала зарождающиеся рожки. Она была крошечной и совершенной, и уже обладала магией.

— Думаешь, она понимает? — спросила я.

— Нет, но у нас есть ответ на один вопрос.

Я взглянула на Дойла.

— На какой?

— У ребенка Мэйв Рид человеческая няня, но мы так рисковать не можем.

— Хочешь сказать, мы не можем рисковать тем, что наши дети зачаруют няню-человека?

— Да, это именно это я и хотел сказать.

Я посмотрела на наш маленький сверток счастья.

— Она наполовину фея-крошка или слуа, одни обладают самым мощным гламором из всех фейри, а другие — последней дикой магией, что еще осталась в Фэйри.

— Это связано с дикой магией, моя Мерри, — сказал Дойл, указав на дерево и лозы дикой розы.

Я улыбнулась.

— Верно, но я никогда не видела, чтобы ребенок зачаровывал кого-то так быстро и так хорошо. У Люси сильная воля, и, похоже, она носит какой-то защитный амулет против гламора фейри, просто на всякий случай. Большинство полицейских, что имеют с нами дело, тоже их носят.

— И все же Брилуэн затуманила ее разум и чувства, как будто на Люси ничего не было, — заметил Дойл.

— Это было очень быстро и хорошо сделано. Я знаю сидхов с многовековым опытом, которые на это не способны.

Он с нежностью коснулся макушки Брилуэн ладонью, такой темной по сравнению с разноцветной шапочкой. Малышка моргнула на нас.

— Они будут очень могущественными, Мерри.

— Как научить их контролировать свои силы в таком нежном возрасте, Дойл? Брилуэн еще не отличает хорошее от плохого.

— Нам придется защищать людей от них, пока они не подрастут настолько, чтобы научится контролю.

— И как долго это будет продолжаться?

— Я не знаю, но едва они появились на свет, уже неосознанно пользуются магией, им не нужно ждать половой зрелости, чтобы проявилась их сила.

— Было бы значительно легче, если бы их магия подождала, — сказала я.

— Было бы, но не думаю, что наш путь будет легким, моя Мерри. Чудесным, красивым, восхитительным, захватывающим, даже пугающим, но не легким.

Я приподняла Брилуэн, чтобы поцеловать ее щечку. Я уже ее любила; она была моей, нашей, но сейчас я была немного напугана. Если она уже может заставить людей желать держать ее и укачивать, то на что она ещё способна? Детские психологи утверждают, что дети рождаются социопатами, и совесть в них развивается постепенно. Обычно она появляется в возрасте около двух лет, а до тех пор они не могут руководствоваться совестью, чтобы понять, что хорошо, а что плохо.

Я держала нашу красивую маленькую социопатку и молилась Богине, чтобы она никому не навредила, прежде чем мы не научим ее, что это неправильно.

Запах роз наполнил комнату, и это была не тонкая сладость дикой розы, а более насыщенный густой аромат садовых растений. То был пьянящий аромат ответа Богини. Обычно этого было достаточно, чтобы развеять мои страхи, но сейчас в моей душе осталась капелька тревоги. Как могла я сомневаться в ней после того, как она показала мне все, что пробудила вокруг меня? Но я не сомневалась в Богине, просто тревожилась. Я стала матерью, а мамы тревожатся.

Глава 9

Мэйв Рид, носившая титул Золотая Богиня Голливуда примерно с 1950-ого года, приехала в больницу, чтобы сопроводить нас в свой дом. Когда мы только переехали к ней, то поселились в ее гостевом домике, но после того, как к нам начали присоединяться все больше фейри, Мэйв переселила нас в главный дом к себе, а гостевой оставила для новоприбывших изгнанников из земель Фэйри, с кем она не была близка. Она сама находилась в ссылке, так что понимала замешательство тех, кто был изгнан и попал в современный мир. Лишь несколько изгнанников так же успешно, как и Мэйв Рид, адаптировались к этому превосходному новому миру.

Охранники снаружи открыли двери, и я услышала Мэйв:

— Я так рада, что вам понравился мой последний фильм. Поздравляю с малышом, он очарователен.

Ее голос звучал с теплотой и абсолютной искренностью, что отчасти было правдой, но Мэйв еще была и великолепной актрисой на протяжении десятилетий и могла включить совершенную искренность или выключить ее, как хорошо отлаженный переключатель. Вряд ли я когда-нибудь буду столь же искусна во «включении» на публике, поскольку я простая смертная, и у меня не будет столетий практики, за которые она смогла отточила это умение.

Мэйв впорхнула в палату с характерным для нее взмахом руки, жестом, который для этой комнаты был слишком широк, но отлично смотрелся бы на фото, как и сверкающая на лице улыбка. На ней был устрично-белый брючный костюм, струящийся с каждым ее движением. В шёлковой блузке глубокого, но приглушенного синего цвета, она не выглядела на все свои метр восемьдесят, потому что взгляд так и скользил с блузы к её длинным ногам. Она улыбнулась и мне, но на мгновенье я уловила ту улыбку, что была предназначена для поклонницы за дверью. Это была хорошая улыбка и по-своему сердечная, потому что Мэйв была искренне рада тому, что женщине понравился ее фильм, и она от души ее поздравила, но… едва за ней закрылась дверь, улыбка растаяла, и мгновенно словно какое-то невидимое бремя легло ей на плечи. Ничто не могло умалить великолепие ее совершенного светло-золотистого загара, прекрасных голубых глаз с не ярким, но подчеркивающим их идеальным макияжем, этих скул, этих пышных, чувственных губ, но прямо сейчас она выглядела уставшей. А затем Мэйв выпрямилась, и ее высокая упругая грудь, которой никогда не понадобится пластическая хирургия, снова натянула синюю ткань блузки.