в искусстве – мера банальности, бесцветности, обилия клише, отсутствия оттенков и изысканной утонченности, невозможности овладения материалом, мера дурного вкуса, мера бедности содержания и формы выражения;
в игре – мера потери первоначального инстинкта остроумия, догадливости, находчивости, простодушия;
в аскезе – мера неспособности примирения духа и природы, слабости в противостоянии биофизическим и социальным вызовам, а также эгоистическим ограничениям;
в онтологии – мера примитивности модуса существования, организации бытия;
в обществе – мера подверженности внешним фактам, мера застоя, отчуждения, овеществления и эксплуатации, несвободы выбора, погружения в мир, в котором мы подчинены социально-экономическим и культурно-историческим событиям, мера исчерпания общесоциального потенциала, сужения пространства для маневров ради действия в системе, мера уничтожения традиционного образа жизни и стабильных общественных отношений, ухудшения условий репродукции рабочей силы, несостоятельности образования и здравоохранения, бесконтрольной приватизации природных ресурсов и их объективации в денежных эквивалентах;
в действии – мера человеческого неумения владеть ситуацией, совокупность факторов, которыми субъект действия не управляет (т. е. которые от него не зависят, но влияют на результат);
в повседневной жизни – мера наглости, хвастовства и пренебрежения ценностями ради копеечных выгод, в которых, по необходимости, форма превращается в сущность и наоборот;
в аппликативно-инструментальном плане социальной организации – мера дезинформации о состоянии системы, непоследовательности в осуществлении усвоенных целей, отступления системы или какого-то ее сегмента от принятого эталона нормального, ожидаемого состояния, что проявляется в снижении уровня организации, эффективности функционирования, темпа развития, в исчезновении объективного знания о состоянии среды, в увеличении ошибок управления, во все ухудшающемся планировании;
в основном (базисном) плане социальной организации – мера несогласованности производительных сил и производственных отношений, мера подавляющего доминирования, неготовности общества направить свои силы на преодоление социальных противоречий;
в общем плане духовности – мера смешения и рассеяния творческой силы, сбрасывающей оковы необходимости;
в мифологии – мера забвения святого ради мирского, а тем самым обессмысливание ритуального;
в метафизическом плане – власть страха, глубина абсурда, мера экзистенциальной пустоты, отсутствия нуминозного опыта, понимания высшего смысла и значения;
в общефилософском плане – мера удаления от мудрости;
в религиозном плане – мера отступления от Бога.
В связи с феноменом энтропии перед философией встает множество вопросов. Является ли энтропия действительным свойством вещей или представлением субъекта измерения об измеряемых вещах? Иными словами, в какой степени теория энтропии универсума является эксплицитным, а в какой степени имплицитным знанием? Какова связь непосредственно измеряемых величин и того, к чему они относятся? Какое количественное выражение энтропии делает возможным непосредственное измерение ее значения для реальных систем? В каком соотношении находятся рост энтропии и рост сложности внутри одной и той же системы? Всякое ли упорядочение материи на высших уровнях структурной организации требует дезорганизации материи на низших уровнях?
Если проблема энтропии будет детально рассмотрена, усилится потребность в критическом исследовании каждого сегмента бытия, а также в новом обосновании всей философской конструкции, которая должна влить новую, иную силу в мышление, становясь примером ответа на вызов духа времени. Для человека это является способом встать на путь освобождения из оков небытия.
Трудности в понимании энтропии
Энтропия – это крайне сложный, многозначный и многосторонний процесс, поэтому неудивительны трудности в ее понимании.
Наше понимание порядка, а также степени разрушения обусловлено системой ценностей, метафизическими рамками мышления, физическими и духовными, частными и публичными потребностями, размытыми целями действия. Сложность и значение воспринимаемой нами информации зависит от сложности и значения созданных нами парадигм. Способ нашего мышления определяет мир, о котором мы говорим. Всякое описание интертекстуально связано с более широкими интерпретационными контекстами. Невысказанное знание является совокупностью убеждений, которые редко по-настоящему отстаиваются[1].
В своей многовалентности и искусственности энтропия становится феноменом, формирующимся в процессе интерпретации[2].
Непросто ответить на вопрос, противопоставлено ли явление эволюции человека энтропии. Например, судя по способности к адаптации, человек все еще не доказал, что он находится на высшей ступени эволюции, даже, скорее, выглядит неприспособленным существом, склонным к уничтожению глобальной экосистемы и жизни как таковой. Он неприспособлен, а потому требует сложных условий для своего существования. В этом смысле организмы с более простыми потребностями приспособлены к жизни лучше. Но если противостояние энтропии связано со сложностью генома и количеством генов, то эволюция является прогрессом[3]. Существо, которое в состоянии открыть, понять и представить закономерности процессов энтропии, настолько материально, информативно, энергетически и животворно сложно, что должно было бы возникнуть в результате длительных процессов, противопоставленных энтропии. Осознание всеобщего разрушения является следствием развития. Более развитые объекты имеют возможность более глубокого и полного понимания единства всех процессов по сравнению с менее развитыми.
Более простые физические, химические, биологические, социальные и прочие структуры, с меньшей способностью вмещать энергию и информацию, а тем самым с меньшими способностями противостоять энтропии, более устойчивы по отношению к внешним вызовам внутри собственного пространственно-временного промежутка.
Например, насекомые легче переживут некий планетарный катаклизм, чем млекопитающие; деревня легче справится с последствиями краха инфраструктуры, чем город.
Качество, которое привносит и подразумевает непосредственная адаптивность простых структур, оплачивается уменьшением претензий: но если этот принцип довести до абсолюта, можно прийти к заключению, что жизнь является фактором, препятствующим отсутствию жизни, что бытие является фактором, мешающим небытию, т. е. самое желательное состояние вещей – термодинамическое равновесие. Такой подход привел бы к утверждению энтропии, триумфу пустоты, инерции, небытия. В условиях термодинамического равновесия энтропия не действует, но не потому, что она побеждена, а, напротив, потому, что она является победителем.
С другой стороны, в человеческом мире, когда речь идет о чувственных, инструментальных потребностях, с учетом их энтропийных свойств, принцип уменьшения претензий следует поставить во главу угла. Равнодушие к материальному богатству, являющемуся самоцелью и исполняющему лишь функцию временных «ценностей», направлено против энтропии. Такой подход открывает путь оптимальному использованию энергии в духовных целях.
Существование сложных структур обеспечивается большими энергетическими и информационными затратами, но рамки этих структур шире, и успех в борьбе против энтропии больший. Больший порядок требует больших знаний, большие знания требуют большего количества энергии, большее количество энергии требует еще больших знаний, еще большие знания требуют большего порядка и т. д. Если порядок длительный, такой ход вещей обеспечивает больше возможностей для принятия глобальных решений.
