Вячеслав Климов
Литературная премия
Не скажу, что на шармачка, но мне от жизни неожиданно перепало 200 тысяч рублей – выражаться культурно меня обязывает теперь новый статус – писателя, к которому я так и не привык. Да и о каком писательстве может идти речь у, так сказать, нежданно-негаданно, даже для себя, вломившегося в литературное сообщество. У меня и по русскому-то языку в старших классах средняя оценка была между тройкой и четвёрткой, хотя начальную школу вообще-то окончил круглым отличником. Но поскольку эго моё, словно радужный мыльный пузырь, распирает новость краевого масштаба, оставим былое.
...Звание лауреата Губернаторской премии присвоили за автобиографическую повесть «Сон весёлого солдата». Ласкающее слух известие, приподнимая и без того торжественное настроение, настигло меня в подмосковных Химках в штабе общественной организации «Боевое Братство». Туда мы прибыли из Ставрополя с моим давнишним другом Саней Андреевым на празднование 30-летней годовщины вывода советских войск из Афганистана.
В связи с плохой погодой в Москве вылет из Минеральных Вод задержали, однако в Шереметьево нас все равно встретил Виктор, Санин командир, действующий офицер ГРУ, по этой самой причине не позволивший назвать свое ФИО. Вроде как мы и не очень опаздывали, но по вине снегопада и автомобильных пробок все же не успели на автобус с ребятами, прибывшими на наше мероприятие со всей России. Устроившись втроем в безлюдной кафешке, мы ждали дополнительного транспорта, пили зелёный чай и, конечно, вспоминали, вспоминали землю Афганскую. Тогда и раздался звонок на Санькин телефон – мой говорящий айфон умер по причине разряженного аккумулятора. Разведка из Ставрополя докладывала: писательская комиссия единогласно одобрила мою повесть как заслуживающую Премии губернатора.
Вскоре, минут через сорок, мы ехали в полупустом комфортабельном автобусе по направлению к Звенигороду – там предполагалось место нашей дислокации. Подсоединив свой телефон с помощью шнура к разъёму USB, предусмотрительно расположенному в спинке переднего сиденья, сразу отзвонился домой. Очень мне хотелось оживить новостью тихое домашнее болото, и, к моему удовольствию, это удалось. В трубке в ответ на сообщение прозвучало дружное девчачье «Ураааа!». В тот момент жена Елена и доченька Настя, сидя за кухонным столом, распивали чай с вкусняшками и смотрели по ноутбуку сериал «Сваты». Причина таких домашних посиделок была банальна и до соплей обидна. Анастасия, съездив на студенческих каникулах в гости к подружке, подцепила там ветрянку. Сия болезнь, обычно протекающая в раннем возрасте, доставляет массу серьёзных проблем не переболевшим в детстве.
Девчачья радость же по поводу премии была понятна. Во-первых, мы все переживали за судьбу книги, а во-вторых, в случае победы, на премиальные им было обещано каждой по дублёнке.
Пожелав своим девочкам спокойной ночи, откинул спинку кресла и наконец-то расслабился. Убаюкиваемый монотонным автобусным гулом и теплом пуховика, вскоре уснул.
...Празднование 30-летия проходило организованно и дружно. Первый день – ознакомительно-координационный. На второй – автоколонной из нескольких десятков автобусов двинулись на Москву. Дисциплинированно и чётко, под звуки духового оркестра, полуторатысячной колонной прошагали по городским улицам к парку Победы. На Поклонной горе, у памятника Воину-интернационалисту, – короткий митинг и возложение цветов. Звуки военного марша, развевающиеся красные знамёна, честно заработанные боевые ордена и медали на свежепошитых формах, по цвету и фасону схожих с теми, в которых мы воевали в Афганистане, – всё в большой степени походило на демонстрацию силы, что, в общем-то, неудивительно для военных. Нам хотелось показать себя во всей красе, в том числе и высокому начальству. А еще нам хотелось продемонстрировать, что прибывшие в сердце России солдаты и офицеры, сполна вкусившие горький опыт войны и беспредел перестройки, в глубине души против революций и войн. В этом родное государство на нас может положиться. Однако, если что... Мы всегда готовы... Как говорится, раздражённого не раздражай...
Но, как это ни печально, за высокими кремлёвскими стенами высокое начальство отсутствовало. Несмотря на выходные дни, оно трудилось где-то вне нашей видимости и съезда афганцев не посетило.
...Ну да ладно, вернёмся к приятной новости – премии. Хоть меркантильность – не самое лучшее человеческое качество, и желание жить ради себя любимого не красит гомо сапиенса, и всё же... Приятна оценка твоего творчества и в денежном эквиваленте!
Месяц спустя после возвращения из Москвы позвонили из министерства культуры и попросили срочно принести пакет документов, а ко Дню работников культуры, 24-го марта, пообещали премию вручить. Сей праздник, ранее остававшийся нами незамеченным, теперь навсегда запал в мою память. Мы послушно прибыли в назначенное время в соответствующий кабинет здания на улице Булкина.
Сложив ручонки поверх лежавшей на коленях дорожной компьютерной сумки, я сидел тихо и смирно. Что на меня, можно сказать, не похоже. Жена и доченька обычно умоляли молчать в незнакомых местах. Они наставляли: «Даже если из-за отсутствия человеческой речи тебе кажется, что мы одни, всё равно молчи и веди себя прилично». А мне всегда думалось, что если моего слуха не достигают голоса и шорох телодвижений, значит, посторонних рядом нет. И эта ошибочная уверенность довольно часто приводила к конфузам. Но на сей раз, согласно девчачьей инструкции, сидел себе спокойно и думал: «Где тебя, Слава, в твои 52 только не носило, но в минкультуре ты еще не бывал». В то же время Елена писала заявление от моего имени (так бывает у нас регулярно, ведь из-за нулевого зрения на меня надежды мало, но расписываюсь всегда сам). Выводила она своим аккуратным почерком буквы, шурша бумагой в тихом и, как ни странно, прокуренном кабинете, и всячески скрывала недвусмысленную улыбку по поводу документа. А документ гласил, в частности: «... известному и заслуженному деятелю культуры...».
Лена писала и думала: «Ну, Климов, теперь ты почти что ЗАСРАКУЛЬ». То есть, Заслуженный работник культуры. Выйдя на свежий уличный воздух, поделившись друг с другом мыслями и новыми ощущениями, мы рассмеялись.
...В пятничный полдень той же недели мы сидели в актовом зале министерства и ждали начала торжественной церемонии. Мои душевные переживания были разнообразными, но доминировало одно – чувство стреляного воробья в стае важных голубей. Организаторы заботливо устроили нас в первом ряду. По левую руку от меня сидел Николай Борисенко, помощник губернатора по делам ветеранов. Справа важно сопел писатель со стажем (как выяснится позже). За спиной, в третьем ряду, расположилась группа поддержки: поэт Николай и прозаик Галина Тузы и, естественно, Елена с профессиональным фотоаппаратом «Никон» в руках. Она с давних времён, ещё с начала нашей супружеской жизни, столкнувшись с навязчивой бестактностью журналистов, старалась избегать общения со СМИ и фотографировала все сама.
Доченька Анастасия отсутствовала. После болезни ей приходилось, помимо текущих лекций, сдавать «ушки», что на студенческом сленге означает «уважительные пропуски». Некоторые из преподов юрфака Северо-Кавказского универа считали, что больничный – это не уважительная причина. Возникал вопрос, а зачем тогда он нужен, этот больничный? Надо было идти на учебу и заразить всех инфекционным заболеванием.
...В небольшом уютном зале тихо играла оркестровая музыка. Я сидел в тёмно-синем костюме и медленно закипал. Мою шею сдавливал воротник нежно-фиолетовой сорочки, плюс еще и подарок наших друзей Андреевых, – серебристый, в мелкую крапинку германский галстук (будь он неладен). В левое ухо, совсем некстати, бубнил Борисенко: «Ты почему орден не надел?». «А ты говорил, что так надо?». «Мог бы сам догадаться». «Сюда-то зачем?». «Вот как раз сюда и надо. Пусть знают, что мы не только солдаты, но и писатели». «Ну, ты-то к светскому обществу не примазывайся, солдафон». «Да пошёл ты...», – улыбаясь, ответил он. «Вы, Иваныч, в чиновничьих кругах – человек уважаемый, но, как известно, мне пофиг, и послать могу куда дальше твоего. Сиди да помалкивай и не делай мозги. Ты здесь всего лишь как сопровождающий».
