Одни в ночи. Пустота небес непроизвольно утягивала мысли в заповедник запретных желаний. Звезды подхихикивали и с намеком подмигивали. Тьма подзуживала. Обнимала. Настраивала на чувственность, заставляя ощутить себя единственными людьми на планете, а старавшийся растянуться миг прямым текстом вопил, что больше не повторится. Романтическая атмосфера бодрила кровь и звала к приключениям. Нику показалось, что девушка рассчитывала именно на это. Да он и сам рад бы… если бы не Луиза.

Они отошли достаточно, чтоб не быть заметными из палаток. Спутница остановилась, спокойно расстегнула джинсы и стянула до колен вместе с трусиками. Здесь романтика и закончилась. Успевая заметить, как Анфиса присаживается на корточки, Ник отшатнулся.

– Было у падишаха два прорицателя, – донеслось сзади, – один объявил: «Повелитель, все близкие тебе люди умрут». Прорицателя казнили. Второй сказал: «Владыка, ты переживешь всех близких». Его наградили. – Фоном рассказу служило легкое журчание. – Ты слишком хмурый, Ник. Слишком серьезный. Будь проще.

Ник передернул плечами.

– Я пойду.

– Подожди. – Анфиса повозилась с одеждой и появилась рядом уже в приличном виде. – Мне плохо. Я чувствую, что тебе тоже плохо. Обоим не спится. Давай погуляем. – Кивок указал на береговую линию, откуда только что пришел Ник.

Отрешенно и почти безвольно он зашагал рядом. Нужно уйти, но в палатке компания не лучше, там новые вопросы и проблемы. Анфиса правильно сказала: им обоим плохо. Этим и зацепила.

– В чем смысл жизни? – огорошил тихий девичий голос.

Вот оно, проклятие умников – сыплются глобальные вопросы, обращенные как к последней инстанции. А когда начнешь отвечать, в ответ лишь посмеются или унизят. Например, на заданную тему Ник мог философствовать бесконечно, но нынешняя спутница – не тот человек, с кем приятно дискутировать о непознаваемом. Просто невозможно. И ненужно. Он ответил просто:

– Родить детей, а там пусть они с этим вопросом мучаются. Священные писания о том и говорят: и сотворил Бог человека по образу Своему; мужчину и женщину, и благословил их, и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами и зверями морскими, и над птицами небесными, и над всяким скотом, и над всею землею, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле. И увидел Бог все, что Он создал, хорошо весьма. – Ник выждал небольшую паузу. – Наполняйте землю, и обладайте ею – вот и весь завет. И весь смысл.

– То есть, кроме «плодитесь и размножайтесь» ничего другого человеку в обязанность не вменили? – Анфиса еще больше замедлила шаг, который при желании обогнала бы черепаха.

Ник помрачнел. Вспомнился ровный пол сложенных сидений внедорожника. «Плодитесь и размножайтесь». Ничего больше. Почему же забравшаяся в сердце зубная боль не дает дышать?

Он не ответил и ускорился. Не хотелось, чтобы спутница увидела позорный блеск в глазах. Совсем не тот блеск, который должен быть у мужчины.

Анфиса нагнала и взяла под руку. Поняла и сочувствует? Скорее, задумалась о чем-то своем. Говорила ведь, что ей тоже плохо.

Они шли, подстраивая шаг, бедро касалось бедра, лица глядели вперед. Озеро прочертила лунная дорожка, трава под ногами приглашающе расступалась и что-то нашептывала. Все располагало, чтобы наслаждаться моментом.

Анфиса заговорила:

– В детстве как-то попросила родителей рассказать про религию. Зря. Из долгих объяснений запомнилось лишь поразившее до глубины души: за безупречную праведность Марию наградили беременностью. Мне это очень не понравилось, и я изо всех сил старалась не попасть в похожую ситуацию. – Она остановилась, а перехватившая локоть Ника рука заставила замереть и его. – Резинка есть?

Ник запнулся.

– Н-нет.

– У меня с собой кончились, а в палатку к этому идти не хочу. – «К этому» Анфиса выделила брезгливо-презрительно, будто речь о мокрице. – Возьми у друзей.

– Нет. – Ник высвободился.

Партнерша, кажется, поняла, что отказ – вовсе не от нежелания ставить приятелей в известность.

– А как же «плодитесь и размножайтесь?» – В ночи ее вкрадчивый голос втекал в мозг минуя уши, оплетал и обездвиживал. – Сам сказал, что ничего другого человеку не заповедано.

Сопротивляться было трудно, но надо.

– Это обязанность искренне верующего.

– А ты, наверное, что-то вроде Толика, если судить по его разговору с Аскером: не веришь, но в качестве гипотетической возможности допускаешь? – Дождавшись кивка, она улыбнулась: – Если допускаешь, и однажды это окажется правдой – с тебя спросят за отлынивание.

Анфиса победно выпрямилась.      Для нее все звучало логично, но Ник видел брешь в рассуждениях. Он ударил в слабое место:

– Готова исполнить заповеданное здесь и сейчас?

К его удивлению девушка приняла вызов.

– А ты?

Ник не ожидал. Или она не конца поняла смысл?

– В исконном библейском смысле? Если это дело принципа – готов.

С минуту два взгляда сверлили друг друга. До Анфисы, наконец, дошло.

«Плодитесь и размножайтесь».

– Дети – это здорово, – улыбнулась она, – но сначала, думаю, надо потренироваться.

– Юрец для этого уже не подходит?

– Мы поругались. Точнее, я поругалась. Знаешь, из-за чего? Скачу себе в светлое будущее, а эта довольная обезьяна сложила руки за голову и с ухмылочкой рассуждает: уже сегодня ему перепадет с новенькой или «придется ждать до завтра». – Анфиса осеклась. – Прости, не подумала.

Хорошо, что тьма скрыла, как Ник побледнел. Он считал, что о душевной драме догадывалась только Фаня – она была в такой же ситуации и почувствовала родственную душу. Оказалось, его симпатия на лбу написана.

– Ведь Луиза тебе нравится?

Ник выдавил:

– Мы просто друзья.

– Видел бы свои глаза, когда на нее смотришь. Даже когда о ней говоришь.

– Как же получается, что Юрец тоже рассчитывает на Луизу?

Выталкивалось это предложение, да еще с дорогим именем, сложно и больно. Анфиса с дружеским участием прижалась к Нику:

– У них с Толиком нечто вроде пакта. Когда попадется что-то интересное, один помогает создать ситуации, второй скидывает ему отработанный материал. Юрец не против секонд-хэнда, сам по себе он – убогое ничтожество, даже заняться спортом себя заставить не может. Без Толика и денег он никто, лишь языком болтает.

Деньги и подвешенный язык – это немало, Ник не мог похвастаться ни тем, ни другим. Как и любовью к спорту. Если выбирать между спортом и знаниями, выбор очевиден, потому и сделан. Выбор спорта тоже перед глазами, храпит неподалеку в отдельной палатке. Правда, в отличие от любителей знаний, почти никогда не храпит в одиночку. Утешало, что мышцы – на время, а знания – навсегда. Ну, «навсегда» – громко сказано, маразм и склероз никто не отменял. Зато у любителей спорта – возрастная дряблость перекачанных мышц. Один-один.

– Ты тоже прошла через условия их пакта? – грубо спросил он.

Девушка чуть отстранилась, в голосе прозвучали гордые нотки:

– Это я раскрутила Толика, а не наоборот. Но Толик – козел.

С последним Ник не спорил. И все же добавил:

– Он коллекционер, его интересует только новое.

– Он игрок, – поправила Анфиса. – Гоняется исключительно за недоступным.

Они стояли впритирку, обоим стало ясно: нужно или разойтись, или что-то сделать. Исчерпанная тема, уходя, уронила настроение ниже первоначального. Ник оглянулся на темнеющие вдали палатки. Пожалуй, пора возвращаться.

– Искупаемся? – Анфиса указала на озерную рябь.

– У меня нет плавок.

– У меня тоже.

– Не хочу.

– А еще спрашивал, не видела ли чего непонятного. Все могу понять, только не тебя. Это из-за Луизы? Будешь ждать очереди? Я была о тебе лучшего мнения.

Она скинула блузку, под которой действительно ничего не оказалось, бедра и ноги избавились от тесноты джинсов, затем горку одежды украсил последний элемент, ажурный и полупрозрачный.

Ник не успел уйти – во тьме что-то хлюпнуло.