Разве кто-нибудь когда-нибудь догадывался, что истинная любовь продлевает Жизнь супругам, ибо в 92 года бороться со смертью в одиночку почти невозможно.

А вот моя мама не пожелала выйти замуж второй раз, она гордо заявляла, что ей никто не нужен и «стирать чужие штаны она не намерена». Хотя поклонники были – друзья юности и сослуживцы, и очень даже симпатичные и не старые, но моя мама предпочитала путешествовать…

Сердечный приступ прокрался ночью в её одинокую квартирку в Бибирево…

А если бы рядом был внимательный друг, может быть, прожила бы не 75 лет, а все 90?

А вот фрау Геллерт постоянная деятельная забота о муже вовсе не мешает быть элегантной, а сколько в ней живой и весёлой энергии, ведь она «гоняет» в нашем Доме буквально всех: уборщиц и работников кухни, электрика, и инженера, и медсестёр – но никто на неё никогда не злится, потому что никому в голову не придёт упрекнуть её или назвать её требования чрезмерными. Нет, просто она понимает, что нужно каждый день придумывать что-то новое, необычайное: или вкусное блюдо на обед для немощного супруга, или подобрать для него новую настольную лампу, чтобы было удобно читать, и вообще всё время искать что-то, чтобы отодвинуть невидимую границу между Жизнью и смертью… Воистину она не хочет быть одна в этом мире, и я старательно выглаживаю пижамы старика Геллерта…

Я тоже борюсь ежедневно за право жить в чужой стране, куда я попала не по своей воле. «Перестройка» сыграла плохую шутку с нашей семьёй. Мой муж внезапно провалился в бизнес, будто вошёл в другое измерение, но когда я его спрашивала, зачем ты это делаешь, он мне отвечал: «Надоело быть нищим учёным…» В догорбачёвское время у нас не было даже нормального холодильника, не говоря уже о машине. Мы привыкли к давке в автобусе и метро, жили на зарплату от получки до получки, и я лично никогда не мечтала ни о какой другой жизни, ведь в юности мне пришлось умудряться жить и на рубль в день…

Итак, была организована фирма, а через год я получила к Новому году в подарок от мужа машину с шофёром. Но не в моём характере сидеть на месте пассажира, пришлось быстро окончить курсы водителя легковушки, и я сама села за руль. Увы, с инструктором мне не повезло; видя мои волнение и страх, он без конца твердил: «Ты никогда не поедешь, смотри, как ты трясёшься!» Действительно, первое время просто умирала от страха, но я знала точно, что не трусиха, недаром свою молодость потратила не только на философию, но и спорт, в котором лошади занимали не последнее место, ведь я регулярно ходила в манеж на Ленинградском проспекте, но… И тут я на практике поняла, что правильный психологический настрой делает чудеса! «Мой шофёр», им оказался милейший человек Пётр Васильевич, говорил мне ласково: «Ну что вы, Наталья Львовна! Посмотрите, вон какие люди сидят за рулём, а вы у нас и умница, и красавица, ну вы-то уж точно будете отличным водителем!» Услышав такие слова, я приосанилась и, получив от Петра Васильевича главные инструкции по вождению автомобиля по проспектам и переулкам г. Москвы, ведь важно понять, где какие развязки, чтобы избавиться от страха неизвестности, но рядом сидел Пётр Васильевич и не только убедительно доказывал мне, что я просто прирождённый водитель, но чётко объяснял, куда и как надо ехать. Через две недели я почувствовала себя заправским шоферюгой…

Сидя в подвале в Вене, вернее, работая не покладая рук, я изнывала от шофёрской тоски, представляя себе широкие проспекты и улицы Москвы как на ладони, ведь, проездив по ней три года, я изучила столько маршрутов: к подруге Наташке на Сущевку, Юго-Запад – к Ведерниковым, Бибирево – к маме, в Тарасовку – к Тане Губер…

Однако через полгода (по австрийским законам, если ты работаешь более 6 месяцев, то можешь получить справку с работы на кредит в банке) мы купили первую подержанную машину, сняли дорогую квартиру, на которую уходит почти вся моя зарплата, и постепенно стали осваивать пространство на другой планете под названием Вена… При этом мне удаётся стоически не замечать промахов моего мужа, а сына я пытаюсь научить радо ваться жизни несмотря ни на что.

В своём подвале я борюсь с потоком вещей, которые, как волны во время наводнения, всё прибывают и прибывают, и сколько бы их ни стирал, сколько бы ни отправлял в Karitas[5], приходится барахтаться изо всех сил, чтобы выплыть и не задохнуться.

Меня так и подмывает пойти к нашей директрисе и предложить устраивать ежемесячные распродажи или предложить наши тряпки какому-нибудь театру, как у нас было принято при социализме – «взять шефство». Но после некоторых «столкновений» с нашей шефиней я поняла, что идеи по улучшению работы нашего Дома её совершенно не занимают, а вся энергия уходит на то, чтобы найти себе нового любовника лет на 20 помоложе и чтобы властвовать над такими безропотными работницами, как я, которые даже ответить не могут на её презрительные замечания.

«Неужели так приятно унижать людей?» – думаю я, когда она врывается в мой подвал и лихорадочно ищет, к чему бы придраться. Потом я догадалась: она ищет мужчину в кипах вещей, которые сложены в маленькой кладовке! Ведь в этом подвале я работаю «соло», а она, как женщина очень даже заинтересованная в молодых мужчинах, даже представить себе не может, что я не пользуюсь случаем, чтобы заманить к себе в подвал молодого повара или электрика.

Кстати, если бы я была нормальной бабой, а не идеалисткой, с музыкальными наклонностями, наверно, я могла бы действительно увлечься нашим молодым Яном – он поляк и очень симпатичный, но главное – сильно отличается приличными манерами от нашей разношёрстной команды кухонных рабочих, где главную скрипку играет серб Михай, изрядный хам и пошляк. От его разговоров и жестов мне порой становится плохо, он откровенно предлагает себя, хвастаясь своей необыкновенной мужской силой.

Что мне остаётся? Но я понимаю, что главное – отвлечь малокультурного мужика от сексуальной темы, лучше всего играть роль замученной или очень озабоченной бабёнки, а поскольку я часто вижу его жену, она встречает его после работы вместе с дочкой, то я постоянно расспрашиваю его о том, где работает его красавица-жена, как учится его замечательная дочка, и эти отвлекающие маневры мне помогают сохранить с ним видимость дружеских отношений.

Итак, меня спасает природный артистизм, недаром я училась пару лет на режиссёрских курсах в Вахтанговке у Катин-Ярцева. Но неплохо действуют и подарки. В мешках, что присылают для старичков, я старюсь найти что-нибудь для Михая – свитер или пиджак, и подношу ему эти вещи с льстивыми улыбками… Так мне удаётся удерживать его в рамках приличия… Но надолго ли хватит моей сложной игры в кошки-мышки?..

В нашем Доме отсутствие хозяйского глаза сказывается во всём, например, закупаются тонны продуктов, которые старики не успевают съесть, и большая их половина гниёт в подвале – в очередной аврал всё это выбрасывается на помойку нашими рабочими, которые не преминут рассказать об этом в подробностях.

Совсем недавно наша новая «Hausfrau»[6], полнотелая Кристина, развешивала почти два месяца картины во всём Доме. Судя по её ловким и энергичным движениям, было ясно, что картины она различает по их тяжести и формату, а поскольку большие картины тяжелее, то все они остались висеть в вестибюле, ну кому охота тащить их наверх?

Почему-то самые фривольные сюжеты художников-авангардистов попали в отделение тяжелобольных стариков. Разумеется, никто из них на эти картины никогда и не взглянет. По-видимому, эти картины смогут облегчить труд медсестёр и «Pfleger»[7], которые занимаются нелёгким делом – кормить ничего не понимающих стариков и содержать в чистоте их упрямые, а порой и злобные тела. Те старики, которые соблюдают правила гигиены, как правило, остаются в семье, хотя исключения бывают и здесь.