А затем мы оказались у него дома. В маленькой однокомнатной квартире с минимумом мебели и пространства. Я таяла в его объятиях, закрывала глаза и ощущала мурашки по коже от его поцелуев. Я в него влюблялась, черт возьми. Всю ночь до рассвета мы наслаждались друг другом. К утру мне удалось уснуть в его теплых объятиях.
Я проснулась от запаха котлет, витавших по квартире. Раскрыв глаза, я увидела, что Вани рядом нет. Из-за стенки доносился шум, кто-то гремел посудой и кастрюлями. Я поднялась с дивана, надела нижнее белье и вышла на кухню. Иван не обратил на меня никакого внимания, в это время на одной конфорке жарил котлеты, на другой варил картошку, а на третьей готовил оладьи.
Боже мой, такие ароматы не встретишь в общежитии, - сказала я, сложив руки на груди.
Доброе утро, - сказал Иван и на секунду отвлекся, поцеловав меня в губы.
Очень доброе, - сказала я. – Подожди минутку, я приведу себя в порядок и вернусь.
Мы молча завтракали за столом, иногда улыбаясь друг другу. Последний раз я так вкусно и сытно ела дома, когда была жива мама. Где-то глубоко в сердце болезненно укололи воспоминания о ней, я подавила в себе слезы и продолжила трапезу. Папа... точно, папа. Я все забываю позвонить своему родному человеку.
Куда ты отправляешься сегодня? – спросил Ваня.
В дом ребенка, - ответила я.
Я с тобой, можно? – спросил он.
Я одобрительно кивнула и поблагодарила его за вкусный завтрак. Надев на себя вчерашнюю одежду, я расчесывала волосы перед зеркалом в прихожей. Ваня остановился и посмотрел на меня.
Знаешь, я очень хотел бы, чтобы ты переехала ко мне.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я пристально взглянула на него, не веря своим ушам.
Специализированный дом ребенка номер три находился за чертой города. Я была очень удивлена, когда увидела старое ветхое здание, находящееся в аварийном состоянии. За ограждением гуляли дети, качались на качелях и съезжали с горок. Воспитатель то и дело успевала кричать в сторону детей, оберегая от опасностей.
«Ваня, брось палку, ты сейчас выколешь глаз Лизе!»
«Лиза, хватит есть песок!»
«Андрей прекрати обижать Свету!».
Я остановилась на миг у ворот и мысленно поблагодарила Бога за то, что у меня была любящая семья – мама и папа, были бабушки и дедушки, у которых я проводила каникулы, были воспоминания и счастливое детство. Так же я мысленно пожелала каждому ребенку обрести семью. Я почувствовала, что еще совсем немного, и я расплачусь, хотя никогда не относила себя к сентиментальным девушкам.
Пойдем, - сказал Иван и тронул меня за руку.
Да-да, иду, - ответила я и перешагнула порог детского дома.
Внутри здания положение казалось совсем критическим. Стены были в полопавшейся краске, куски шпаклевки готовы были вот-вот свалиться на голову. Зато в помещении витал прекрасный запах вкусной еды. Время как раз близилось к обеду. Я с легкостью нашла кабинет директора. На табличке было написано — Ванникова Алла Владимировна. Я решительно постучала и, услышав разрешение, вошла, попросив Ваню пока подождать за дверью.
В кожаном кресле сидела довольно молодая с виду женщина. Лет тридцать, не больше. В строгом деловом костюме, с собранными волосами и в очках с черной оправой. Ее глаза хитро прищурились при виде меня, а пальцы нервно забарабанили по столу.
— Здравствуйте, Алла Владимировна, — сказала я, улыбаясь во весь рот.
— У меня обед, между прочим, - ответила она, забыв поздороваться.
— Я бы хотела, чтобы вы помогли мне, — сказала я и протянула ей конверт, наполненный долларовыми купюрами. – Я готова заплатить за одну очень деликатную информацию.
— Простите, кто вы такая? — спросила строгим тоном Алла Владимировна.
Она не спешила брать конверт, он так и лежал одиноко на ее письменном столе.
— Мне нужно узнать данные об одном воспитаннике.
— Подробнее, — торопила Алла Владимировна.
— Земляков Александр, 1962 года рождения. Родился в Воронеже, но позже, переведен в Московскую больницу, а затем к вам. Я бы хотела узнать его дальнейшее будущее. Усыновили ли его, или он остался жить в приюте?
А, тайна усыновления, - Алла Владимировна намеренно протянув эту фразу, делая акцент на том, что это видимо, стоит дороже. – Вы знаете о том, что разглашение тянет на приличный срок лишения свободы. Оно мне надо? Как думаете?
Ту сумму, что я предложила – это аванс. Остальное доплачу после.
Алла Владимировна недовольно фыркнула и поднялась из своего кресла. Ни слова не говоря, она вышла из кабинета, оставив меня сидеть в гордом одиночестве. Я, было подумала, что она вызовет охрану и прогонит меня из детского дома. Спустя десять минут томительного ожидания она вернулась, с серой бумажной папкой в руках. Мои руки дрожали от нетерпения, пока Алла Владимировна неспешно просматривала листы с документами.
— Значит так. Прибыл мальчик, Земляков Александр 6 февраля 1962 года рождения. А ушел от нас с другой фамилией и датой рождения, — сказала директор.
— Такое возможно? — удивилась я.
— Естественно. Для обеспечения тайны усыновления, по просьбе усыновителей, допускается изменение места рождения, а также даты рождения ребёнка, но не более чем на 3 месяца, — деловито сказала директор. - Поступил Александр с множеством различных диагнозов. Но практически сразу же, его захотели усыновить. Думаю, об этом заранее кто-то побеспокоился. Далее… Мы поменяли ему дату рождения, слегка сдвинув — 15 апреля 1962 года, по просьбе усыновителей. Фамилия у него стала — Красновский. Красновский Александр Анатольевич. Усыновители — семья Красновских — Анатолий и Валентина. Семья довольно-таки положительная, с отличной характеристикой, условиями для жизни. Даже странно, что они захотели взять такого слабенького мальчика. Семья проживала в другом регионе, адрес здесь указан, я сейчас быстро перепишу Вам его на листочек.
— Простите, — перебила я директрису заплетающимся от шока языком. — А о мальчике, кто-то, кроме меня узнавал данные?
— Дайте подумаю. Вроде да. Только давненько, года два назад.
Я достала мобильный и нашла нужную фотографию, немного увеличив и протянув ее Алле Владимировне.
— Это он? – спросила я.
— О, нет. Память на лица у меня отличная. Этого мужчину я вижу впервые, — уверенно сказала Алла Владимировна.
Я доплатила деньги директрисе и вышла из дома ребенка на подкашивающихся ногах. Детей уже завели в группы, на улице вдруг стало тихо и пустынно. Шоркая ногами по асфальту, я не понимала – та правда, которую я узнала – это чья-то глупая шутка?