Фух, с Вами все в порядке, - сказала я, увидев Зою Степановну в хорошем расположении духа.

Да, как видишь, еще жива, - улыбнулась она.

Я прошла в кухню и поставила чайник.

Зоя Степановна, вам чай? – крикнула я, доставая заварку.

Женщина въехала на кресле в просторную кухню с тем же альбомом, усыпанным фотографиями.

Продолжим рассказ прямо на кухне, хотя ужасно не люблю мешать готовку и личные дела, - скривилась Зоя Степановна.

Ладно, - я села рядом и навострила уши, ожидая новой порции рассказа.

Подмосковье. 1961 год.

Дни без отца в доме проходили мрачно и без лишних разговоров. Все что я хотела спросить у матери, заканчивалось ее раздражительностью и слезами. Она наполняла прозрачный хрустальный бокал темно-красной жидкостью и пила наедине с собой. Пила до тех пор, пока не начинала блевать прямо посреди гостиной. Из опрятной женщины, которая всегда и везде «держала лицо» она превращалась в запойную алкоголичку, пока наконец поздно вечером у ворот не остановилась наша белая Волга с отцом на заднем сидении. Он курил, приоткрыв окно. Сделав последнюю затяжку, он выбросил бычок из окна и вышел на улицу. Мама стояла и смотрела на него, боясь подбежать, боясь спугнуть. Отец открыл калитку и вошел на территорию дачи, сжимая свой кожаный коричневый портфельчик в правой руке. Когда он миновал тропинку и подошел к дому, мама бросилась к нему на шею со всех ног.

Они отпустили тебя? Все же будет хорошо, правда? – плакала она, сжимая руками его шею и осыпая поцелуями.

Все будет хорошо, Аня. Будет, - сказал отец и прижался к матери.

Они стояли, не разжимая объятий, а я впервые видела их искренние чувства, их любовь, которую они не боялись показать здесь и сейчас. Когда мама отстранилась от него, отец раскрыл свои объятия для меня. Я тогда еще не понимала, насколько все было серьезно, и что я с легкостью могла его потерять навсегда.

В тот вечер я решила остаться рядом с семьей – Дарья приготовила утку с яблоками и картошку по-деревенски. На нашей подмосковной даче вкусно пахло, было уютно и тепло как никогда. На улице лил сильный ливень, порывистый ветер обрывал провода на улице, и вскоре света не стало по всему поселку. Мы ужинали при свечах – я, мама и отец. Его глаза лихорадочно блестели, он уминал свою порцию за обе щеки. Запив ужин бокалом красного вина, он немного расслабился и заговорил.

Зося, будь другом – не водись больше с Ниной, - сказал отец, подкуривая сигарету и подвигая к себе серебряную пепельницу с гравировкой.

Вилка упала из рук, с грохотом опустившись в тарелку. Я медленно дожевывала ужин, мысленно думая, что такого могла сделать Нина? Чем она или ее семья могла насолить отцу?

Почему? – произнесла я не глядя ему в глаза.

В комнате воцарилась полнейшая тишина, мать отставила тарелку в сторону и принялась за вино, большими глотками осушая бокал. Казалось, струны на гитаре натянуты до предела от длительной и трудной игры. Они с минуты на минуту лопнут, и все полетит к чертям.

Зося, я не сказал, что мне нужно задавать при этом лишние и глупые вопросы. Просто нужно сделать, как я прошу, разве не ясно?

В тот момент я была не намерена молчать. Мне хотелось узнать правду, хотелось спросить, что за несправедливость, и почему я должна бросить свою единственную подругу в поселке? Почему я не имела права узнать хотя бы причину всему этому?

Я подумала, что вы неплохо общались с отцом Нины – товарищем Ивановым, - сказала я. – В тот вечер, ты же помнишь?

Я подумала, что отец забыл тот вечер под белым шатром – море мяса, выпивки, много гостей. Ивановы в тот вечер долго разговаривали с отцом и матерью, я так обрадовалась, что мы будем дружить семьями. А теперь отец предлагает мне все забыть и разорвать?

Зоя! Марш в свою комнату! Если ты не понимаешь человеческих слов, сказанных русским языком, значит, я буду применять к тебе более строгие меры! Ты наказана – три дня сидишь дома и не выходишь из своей комнаты, ясно тебе? И никогда больше я не хочу слышать эту дурацкую фамилию в своем доме!

Я убегала в комнату вся в слезах. Бросившись на кровать, я горько плакала в подушку. Спустя несколько минут почувствовала легкие поглаживания по голове и приятный запах корицы с яблоком. Подняв свое заплаканное лицо, я увидела сидящую на краешке кровати Дарью. Она успокаивала меня, как могла, слушая мои истерические крики непонимания и обид. Она коснулась указательным пальцем своих губ и заговорила:

Тссс, не плачь. Я расскажу тебе, Зося, что произошло на самом деле, но пообещай, что не выдашь меня никогда?

Честное пионерское! – сказала я шепотом и села на кровати рядышком с ней.

Дарья уложила меня к себе на колени и стала гладить мои волосы.

В тот день, когда твой отец достал белый шатер и протянул его по периметру дачи, приехали многие знатные люди. Я тогда накрывала на стол, подавала горячие блюда, закуски. Заметила, что пришла твоя подруга Нина вместе с родителями. Все рыжеволосые как на подбор, заметно выделяющиеся среди толпы своей внешностью и количеством детей. Я увидела, как отец Нины во время разговора протянул твоему папе книгу. Степан Федорович поблагодарил его и оставил книгу в прихожей, на столике у зеркала. Кто-то из гостей узнал в Иванове-старшем очень нехорошего человека, который подпольно собирал и организовывал встречи в Москве и готовился к покушению на действующего секретаря ЦК КПСС. Кто-то из гостей тут же доложил куда нужно о связях твоего отца с Ивановым. Твоего отца вызвали на допрос и стали узнавать, каким образом он познакомился с Ивановым, часто ли они встречались, ходил ли Степан на собрания организованные Ивановым. Я не забыла о той подаренной книге и спалила ее в печке, где стоит летняя кухня, как только отца вызвали в Москву. Среди страниц я обнаружила приглашение на одну из встреч тайных лиц. Я рассказала сегодня об этом Степану, а он в свою очередь поделился со мной тем, что происходило в эти дни в Москве. Зося, не злись на отца, а радуйся, что он вернулся домой целым и невредимым.

Я обняла Дарью за талию и вдохнула вкусный запах ее вещей. В этот раз она пахла шарлоткой.

Ты у нас самая лучшая, - сказала я. – Спасибо тебе. Я обещаю, что никогда и никому не расскажу о нашем разговоре.

Дарья уложила меня в кровать, причесала мои длинные волосы, накрыла пушистым одеялом и даже спела колыбельную. Я почувствовала себя маленькой девочкой, которой мама поет песни перед сном. Закрыв глаза, я провалилась в спокойный длинный сон.

Утром я все размышляла, как буду избегать встреч с Ниной, как сказать ей, что не могу больше дружить с ней, но все решилось само собой. Нина уехала из дачи следующим же ранним утром, вместе со всей семьей, близнецами и Алексеюшкой, не прощаясь. Проходя мимо их дачи я с грустью заглядывала в пустые окна, которые не так давно были наполненны детским смехом и озортсовом. Я тогда просто вздохнула с облегчением. Так даже лучше, что они съехали спонтанно, не предупредив. Теперь единственной моей отрадой в поселке стал Борис. Вот только встречаться с ним часто как раньше уже не получалось.