Оказалось, Мишкины апартаменты -- комната в малосемейке, удобства в коридоре. Перечень остальных измеримых достоинств моего друга на данный момент -- телефон, чистый паспорт... Сам Мишка -- верзила двухметрового роста, параметры баскетболиста. Тронутый ранней сединой, подернутый мужественными морщинами, потасканный женщинами. Я пошутил, что если через пару десятков лет ему обзавестись стареньким дорожным велосипедом и назвать его Росинант, то из Дон Жуана получится вполне современный Дон Кихот. Сам я сошел бы для роли Санчо Пансо, но мне некогда... Правда, для полноценного рыцарства нужно еще и свихнуться на женщинах, что, впрочем, с убежденными холостяками весьма нередко приключается.
-- Сам знаю, что пора жениться, -- оценил мою наблюдательность и витиеватое красноречие, рожденное радостью встречи, Мишка, -- да все некогда. А если серьезно -- что-то я перестал разбираться в женщинах. Чем больше с ними сплю, тем больше они сливаются в одно, вернее, в одну. Знаю, на что "она" способна, чего хочет... Не смейся. Быть уверенным, это и значит -- не понимать. Философия. Сам ты, небось, как встретил, так и женился? Я этот момент упустил -- когда ничего не понимаешь. -- Он рассмеялся, не давая себе сойти на серьезный тон, что для нашего с ним общения было нетипичным. -- Короче, как это, оказывается, скучно -- все знать. Откупоривай!...
-- ...Вот так, значит, бизнес мой и не удался. Та стерва тут же отнырнула к своему первому -- разбогател. И ведь знал, что не я ей нужен, а то, что у меня было. А все же держал возле себя, как красивую игрушку. Что поделаешь, друган, я не обижаюсь, это ведь соль жизни -- расчет. Основа порядка в мире. Иначе -- хаос. Ладно, ладно, о присутствующих не говорю. Но... не дай бог тебе обеднеть. Короче, долги отдал, купил эту клетушку. Пока ничем не занимаюсь, наелся, да и стимула нет, -- закончил Мишка рассказ о послеармейских перипетиях. -- Наливай!...
Я был не согласен с Мишкой. Стал рассказывать ему, что мы с моей будущей женой представляли из себя, когда решили расписаться, -- голы, как соколы. Уж какой там расчет! Он перебил, довольно тонко дав понять, что мир, конечно не без дураков, встречаются "экспонаты":
-- Кстати, неделю назад на одной вечеринке познакомился с одной подругой: во!... Все при всем. Сидим рядом. Я клинья подбиваю, она только слушает, не успевает слово сказать, -- ты же меня знаешь, если я заведусь... В общем, все по нормальной схеме. Танцуем... Тут, сам понимаешь, следующая фаза, ближе к телу -- ближе к делу, когда подруга обязана любым способом дать знать -- да или мимо денег... Ты знаешь -- ни то, ни второе! Башку задрала, в глаза смотрит, как будто стенгазету читает. Что я запомнил, -вздохнула и говорит: "Эх, Миша, вам нужен доктор..." И все, слиняла куда-то. И там, на этом сабантуе, и после у друзей моих, хозяев, спрашиваю, кто такая? А они мне, как попугаи: ты о ком? не знаем. Ты о ком?? Не знаем!!!.... Я им говорю: у вас тут что, в самом деле, в конце концов, -кто попало, что ли, заходит-выходит?... Полнейший проходной двор! Ну, это, конечно, не мое дело, что я действительно... Да по мне, конечно, и черт бы с ней, но вот чисто спортивный интерес: дура или фригидная?...
-- ...Такая, знаешь... Ну, словом, сам знаешь, -- во! И смуглая, как мулатка. Буквально черная. А волосы... Ну ворон! Смоляные. Серафима, кажется...
Я предположил, не влюбился ли мой армейский друг Мишка?
-- Да ты что!... -- он смешно замахал на меня безобразными великанскими ладонями с разбухшими в суставах пальцами, фрагмент из фильма ужасов. -Хорошо, что напомнил. Сейчас к подругам поедем.
Я запротестовал, сказал, что не сдвинусь с места. А если Мишка их приведет сюда, то выпрыгну в окно. Из чего мой друг еще раз заключил, что мир не без дураков.
-- Ладно. Я пошутил. Вообще-то у меня уже все запланировано с того момента, как ты позвонил. Сейчас едем к одной близкой подруге. У нее квартира как раз возле вокзала. Там и посидим по-человечески. Ванну примешь. Утром проводим к поезду. Идет?
Я обрадовался перспективе поесть по-человечески -- у Мишки ничего не было, водку мы больше занюхивали, чем заедали.
Он позвонил по телефону:
-- Ирэн! Все по прежнему плану. Минус подруга. Так надо, подробности письмом. Свистай ключ, и вниз. Мы идем. -- Бросил трубку, пояснил: -- Ирэн. Живет с родителями. Они для нее квартиру держат. Пустую. Условие: выйдешь замуж -- ключи твои. Нет -- сиди рядом. Из доверия вышла. Собирайся, канистру не забудь.
Еще бы я забыл канистру...
По дороге попытался уточнить относительно доверия, из которого вышла Мишкина знакомая. Мишка отмахнулся, лишь коротко охарактеризовав родителей Ирэн: держиморды.
В квартире Ирэн Мишка снял рубашку, остался в майке, надел большие комнатные тапочки. Вдруг сразу превратился в Мишку, которого я еще не видел. Стал похожим на солидного главу семьи, мужа, уставшего после работы. Может быть, даже слегка прибаливающего. Исчезла легковесность, бравада. Куда-то делся Мишка-балагур. В чем дело? Я мысленно представил его в прежней одежде -- то же самое. Значит дело не в майке и тапочках. Он чувствовал себя здесь как дома. Тут ему, наверное, было спокойно и хорошо. Очевидно, пришла мне в голову рациональная мысль, скоро Мишка возьмется за ум и бросит якорь. Тогда у него появится стимул. Который родит цель... Ну и так далее.
Однокомнатная квартира на четвертом этаже. Ирэн с матерью приезжают сюда раз в неделю, делают уборку. К моему "Черному доктору" в работающем холодильнике нашлась кое-какая закуска: консервы, сыр, колбаса. Мне за время дороги такая пища изрядно надоела, но выбирать не приходилось. Вспомнилась супруга, фланелевый халат, запах борща... Однако очень скоро Ирэн отодвинула на задний план возникшие было в голодном мозгу образы, перебила знакомые запахи.
От нее вкусно пахло духами и сигаретами. Я едва удержался, чтобы не закурить, хоть никогда в жизни не курил. Скажи мне Ирэн: закури или, положим, научите меня курить, -- и я, скорее всего, задымил бы. Что значит женское обаяние, подумал я, и вспомнил некогда услышанное о чарах прекрасной половины: не мы их выбираем, а это они все выстроят так, чтобы мы выбрали их.
Это была полноватая дева с мальчишеской челкой и пухлыми детскими губами. Пожалуй, на этом приметы, выдававшие почти школьный возраст, заканчивались. И вот почему... На первый взгляд, тело как тело: белое и наверняка мягкое, как сдобное тесто. Его было много для глаз наблюдателя. Даже если иметь ввиду только обнаженные руки и ноги, демократично свободные от мини-халата, больше напоминавшего набедренную повязку. К слову, казалось, халат жил своей жизнью, которая полностью гармонировала с характером хозяйки. Нижние бахромчатые полы его раздвигались и приподнимались при малейшем движении Ирэн, даже когда она просто медленно опускала тяжелые крашеные ресницы, не говоря уже о том моменте, когда эти ресницы, как два крыла, вскидывались к самой челке. В глубоком вырезе, как будто с целью не давать дремать наблюдателю, появлялись, сменяя друг друга, половинки аккуратных белых дынек. Во время отпуска на море я на многое посмотрел и, как мне кажется, имел право на определенные выводы о качестве женских телес. Так вот, при всей привлекательности, это тело, по каким-то неявным слагаемым, в результате было лишено полагающейся возрасту свежести. И глаза, точнее, все то, что под ресницами фасона "Споткнись, прохожий!", -- будто по ошибке ребенку прилепили старушечьи глаза...