Сколько раз я проделал путь от реки до дома, не имеет больше никакого значения. Помню лишь, что замотался изрядно. Растянувшись в предбаннике на грязном полу, я проклинал все, что видел вокруг себя. Вошла хозяйка. С дебильной улыбкой на средневековом лице, она принесла мне какое-то подобие безразмерных вещей с неизвестной половой принадлежностью:

– На вот, переоденешься потом.

Кой хер тебя просил, дура. Все что мне надо, всего лишь сон.

Радушная хозяйка села рядом на скамью. Получилось так, что я оказался лежать у её ног.

– Раздевайся. Я растоплю пока.

Её голос звучал монотонно, хотя и с явными чертами превосходства.

По выражению её лица я понял сразу, уходить куда-либо она не собирается. Наблюдать за таинством обнажения, есть важная для неё цель.

– Да ты меня не бойся. Я ведь здесь одна живу. Мужика-то никогда и не видела.

Как зачарованный я начал раздеваться. Медленно стягивая с себя штаны, рубаху, майку кидал всё на пол. Когда на мне остались одни лишь только трусы, ещё более замедлился. Мадам с любопытством наблюдала за мной. Подняв мои грязные вещи, стала перебирать их, подносить к носу и втягивать терпкий мужицкий аромат. От вида этого действа, мне стало не по себе. Я снял трусы, со злости кинул их ей в рыло и прошел в холодную, не протопленную баню, сильно хлопнув дверью… Пусть расценивает это за бунт.

Как же холодно здесь. Интересно, она сама хоть моется, подумал я. Такое ощущение, будто здесь веками не топили.

Снаружи было слышно хозяйскую возню. Хлопотала видать, чтоб не примёрз я тут, к хуям собачьим, окончательно.

Вскоре пришла хозяйка, с тазом не известного мне раствора, природного, по всей видимости, происхождения. Пахло, надо признать, не плохо. На спирту. И где она его только достать смогла, в таких-то безлюдных местах. Самогонщица.

– Ложись на спину, – уже мягче звучал её голос, – это полезно.

Конечно, полезно, подумал я, какой нормальный мужик от перепиха откажется. Тем более что баба мужика отродясь не видела. Оголодала, наверное, по ласке, как сука последняя.

– Меня Агафья зовут, – представилась женщина, – а собаку мою Карлубаем кличут. Он из простых собак, не из породистых. А выгонять то я его и не стала, пущай скулит себе, животина.

Про то, что мне абсолютно пох на них двоих, я говорить не стал. Сказал лишь:

– Константин.

Так состоялось наше первое знакомство, в скором времени ставшее для меня и последним. О, сколько мне открытий чуждых, готовит сей знакомства миг…

*****

Я не знаю, каким приворотным зельем пользовалась эта сука, но вынесло меня напрочь. Ей же хоть бы хны. Моё сознание и разум не покидали меня в течение всего процесса, в то время как тело отказалось повиноваться. Агафья натирала мой вопиюще стоящий член своим эликсиром. От адской боли сводило яйца. При этом я продолжал, как заговоренный, отвечать на все её вопросы и рассказывать истории из своей жизни.

– Какое хорошее имя – Константин, – Агафья без труда перевернула меня. Видимо вся процедура с натиранием неимоверно доставляла ей.

На шконаре, где я лежал, было отверстие. Мой жезл попал аккурат в него. Агафья будто доила меня. Странное дело, но я так и не кончил. Семя всё продолжало скапливаться в мошонке, не имея возможности выйти наружу.

Женщина встала, потянулась, достала с полки ножницы.

– Что ж ты делаешь то, тварина?

Кричать от боли – моя защита. Будучи предательски обезоружен, тело хоть и было не подвижно, но болевые рецепторы, по ходу, работали на все сто. Сука. Мои уговоры не производили на мучительницу никакого воздействия и она продолжала священный ритуал.

Агафья нащупала одной рукой мошну, а другой рукой, крепко сжимающей раскрытые ножницы, проткнула плоть. Затем она сложила ножницы вместе и принялась резать тонкую ткань, словно бумагу.

От адской боли я был вне себя.

– Сам виноват. Уйти ведь мог. Вот хату мне и посторожуешь.

После этих слов Агафья засунула пальцы в образовавшийся разрез и вытащила мои яйца.

– Хороши малыши, – её последние слова, которые смог я разобрать, находясь при памяти.

Ножницы сошлись, перерубив мои семенные канальцы.

– Так-то оно лучше будет. Кто знает, когда следующего ждать.

После этого хозяйка тайги взяла иглу с грубой нитью и кусок собачьей шерсти. Собачью шерсть она вставила мне вместо яиц, предупредив, что ей так, якобы, спокойней будет, да и убежать уж не смогу. Сделав несколько стежков, пригнулась и зубами откусила нить.

Одно моё яйцо Агафья затолкала себе в пизду, другое же скормила Карлубаю…

Не знаю, сколько времени я провел без сознания, но, очнувшись, не узнал себя. Мой дом теперь – собачья конура… Да и сам я из простых собак, не из породистых…

Перо седой бороды

Помимо Антохи в комнате был ещё кто-то. Этот кто-то бесчинно топал по полу маленькими зловещими ножками, скрежетал чем-то и стремился залезть под одеяло. Кто-то маленький, покрытый колючей и жёсткой шерстью, лазил по нему, да так, что нельзя было не почувствовать. Несколько раз даже Антоха пытался скинуть это неведомое существо на пол. Удачно. Звук грохнувшегося на пол тела был не из приятных. Тело ворочалось, чем-то кому-то угрожало своим писклявым языком, переворачивалось на живот и вновь и вновь стремилось взять штурмом одеяло, словно неприступную крепость.… Каждая новая попытка отличалась всё большей настойчивостью  и уверенностью в своей безнаказанности.

– Да что ж ты делать-то будешь, а? Ебучий случай, – выругался Антоха в кромешную тьму. При этом он очередной раз спихнул ногой с кровати маленький пушистый комочек, встал и включил свет. Огляделся.

– ****ь! Что это ещё, сука, за ***ня то такая! – отсутствующие волосы на голове встали бы дыбом от увиденного, но их не было. Потому он лишь пригладил густую бороду своей могучей рукой.

На полу, везде, во всех уголках, там и тут сновали противные, огромных размеров, пауки. Их было много. Откуда взяться им в таком количестве у него в квартире оставалось загадкой, но факт их присутствия оставался фактом, причём мало приятным. Один из пауков, оборзев окончательно, подлез к ногам Антона и, выставив вперёд свои волосатые лапки, стал карабкаться по нему.

– Да иди-ка ты на ***, мудило членистоногое! – Антон сбросил его, схватил лежавший на столе журнал, скрутил его и принялся неистово бить орудием по вражьим кудрям. Вскоре весь пол был покрыт кроваво-чёрными следами, что ступить было негде.

Мельком бросил взгляд под кровать. Огромная серая мышь с огромными зелёными глазами командовала отрядом паукообразных, возвышаясь на каком-то подобии деревянного щита на колёсиках. Те, кто знают или видел нищих попрошаек-инвалидов без ног или смотрел фильм «Открытые ладони» понимают, о чём я. У мыши так же не было задних лап, а передние были длинные и сильные. На её короткой шее висел золотой медальон на цепочке. Завидев его, мышь осклабилась всей своей пастью и, поняв, что проиграла, быстрыми размашистыми движениями передних лап покатила на своей коляске во всю свою мышиную прыть, что было сил.

– Стой, сучья морда, кому говорю!

Антоха бешено орал и на корячках полз за мышью, колотя своим свёртком по полу. Но трижды проклятая зеленоглазая мышь-инвалид, как ни странно, оказалась проворней. Она забилась под шкаф и скрылась из виду.

От стуков, возни и отборного громкого мата проснулись соседи снизу. Они застучали по батарее, напоминая, что уже поздняя ночь и завтра им на работу.

Антоху окончательно добило это:

– Да пошли вы тоже в ****у все, ублюдки! Да я вас в рот **** и вашу работу!