- Полно за чарку хвататься! Запрещаю, - сказал атаман жениху. - В старое время тебе бы ни капли не позволили взять в рот на свадьбе. Закусывай. Тьма добра на столе!
Угощение и впрямь было обильное. Тесть не поскупился, зарезал к свадьбе двух баранов, наварил самогона... Гости насытились, приустали от песен и пляски. Завязалась беседа. Вспомнили утреннее происшествие в заольховской церкви. Тамошний священник поначалу уперся: не хотел венчать. Опасаюсь, мол, властей. Однако Галкин настаивал, и поп, вздыхая, открыл двери скромного сельского храма.
В разгар венчания с улицы крикнули, что едут жандармы. Возникла сумятица. Галкин, жених и остальные лесовики встали к окнам и к выходу с пистолетами. Но тревога оказалась напрасной. По деревне проскакал какой-то военный гонец. Обряд продолжили, правда, атаман посоветовал батюшке поторапливаться.
Теперь в лесу давешний переполох казался потешным. За свадебным столом о нем вспомнили и посмеялись. Вместе со всеми улыбался и атаман. Однако увидев вошедших в землянку проводника и мальчика, посерьезнел. Выбравшись из-за стола, Галкин повел Петра и Фешку в соседнюю землянку и там спросил о том, какие принесли вести об Орлике, что в городе.
- В Тобольске без перемен, - отвечал Фешка. - Новых войск не прислали. Омские драгуны скучают, домой хотят. Живут они в нижнем городе, в пехотной казарме, а некоторые расселены на постой по избам. Орлика я видел, он мне записку дал...
Мальчик нагнулся, достал из-за голенища свернутую бумажку. Атаман прочел и спросил о Северьяне Кожевникове, каковы отцовы думы по этому делу.
- Батя так мыслит: Орлика освободить можно, - горячо откликнулся сын кузнеца. - Только нападать на конвой возле базара нельзя. Жандармы уже кое-что проведали. У них в вашем отряде, видно, свой человек есть. Жаль, я его фамилию не расслышал. Отец советует сделать засаду в другом месте. Хорошо бы на Завальном кладбище. Арестантов туда гоняют снег разгребать. Там и лес близко, вам уходить будет легче.
- Мы о северьяновом предложении подумаем, - ответил Тарас Федорович. Велика ли охрана, когда острожных в город выводят?
- Раньше два солдата с ними ходили и унтер. А ноне стражу удвоили. Однако в конвой посылают гарнизонных инвалидов, среди них совсем старые есть. С ними совладать нетрудно...
- Все-то ты знаешь! - усмехнулся атаман. - Нетрудно? А ты пробовал? Ладно, шучу... Мои ребята и с молодыми справятся. Отцу передай благодарность и наказ в лес ко мне больше тебя не посылать. Пусть сам приезжает или моих людей ждет. О нашей встрече никому ни слова в городе. В дороге остановят, будут допытываться, где был, отвечай, мол, у крестного в Чукманке. Запомнил, герой? Ну, иди, отдыхай!
Фешка переночевал в одной из землянок. Перед тем, как заснуть он размышлял о нелегкой жизни атамана и его людей, о том, что их ждет в будущем. В Тобольске о них рассказывали страшное, называли "разбойниками", а они оказались обыкновенными, даже хорошими людьми, хотели добра народу и ради этого рисковали жизнью...
В землянке истопили печурку, стало тепло. На соседних нарах похрапывал Петр. Утром проводник разбудил мальчишку. Они наскоро поели и верхами отправились до Чукманки. В деревне их встретил Серафим, который посадил мальчика на большаке в попутные сани.
... Розвальни скользили по укатанному зимнику. Пожилой возница косил глазами на хлопца, потом стянул с себя тулуп и укрыл пассажира. Фешка согрелся и уснул. Под головой у него лежала котомка, в которой он вез из отряда шмат сала и плотно закрытый туесок с медом. Перед тем, как заснуть, он подумал, что Галкин относится к нему по-доброму: распорядился дать гостинец. И это мальчишке понравилось, а еще больше понравилось намерение атамана освободить Орлика. Друга в беде не оставляет...Славный человек Галкин.
Есть на свете и другие хорошие люди. Например, крестный или даже этот молчаливый возница, уступивший свой тулуп. Выходило, что добрых людей больше, чем вредных. Утешенный этой мыслью, Фешка заснул. Дыхание его выровнялось. Он погрузился в тот особенный, глубокий сон, какой бывает лишь у детей на свежем морозном воздухе...
21. Качурин сердится
За окном подвывает декабрьская метель. На улице - студено, а в доме Менделеевых прохладно: печи протоплены, но еще не прогрелся воздух, охладившийся за ночь. Утренний свет сочится в комнаты сквозь оконные занавеси, сшитые из синего штофа.
Еще рано, но уже пробудились и занялись делами скотница, кухарка и кучер. Одновременно с ними поднялась Марья Дмитриевна: всюду нужны ее хозяйский глаз и умелые руки. Чуть позже встали Иван Павлович и Полинька, вскоре ушедшая к заутрене в церковь Семи Отроков. Начали новый день Лиза и Маша. Яков за воротами уже счищал лед с тротуара. И только Паша и Митя еще досматривали у себя в мезонине последние сны. Скоро поднимут и их...
Марья Дмитриевна уже помогла Прасковье испечь хлеб, послала на базар за провизией Лизу. Когда дочь выезжала на бричке со двора, госпожа Менделеева окликнула кучера и осведомилась: не пора ли перековать лошадей.
- Как прикажете, - ответствовал Ларион. - Однако копыта по льду скользят...
- Так отведи коней к кузнецу.
- Можно. Только Никиту с Кузнечной жеребец зашиб: в больницу отвезли мужика. А Ванюха Королинский в запой ударился. Теперь неделю гудеть будет.
- Кто же работу выполнит?
- Есть еще мастер. На Большой Спасской - Северьян Кожевников. Его сынок еще к нашему Мите шастает...
- Как же! Знаю. Так ты переговори с его отцом. А пока счастливый путь!
Бричка уехала, Марья Дмитриевна поднялась в мезонин и стянула с сыновей одеяла:
- Поднимайтесь, лежебоки! Мыться и завтракать!
Мальчики уловили категорические нотки в голосе матери и быстро встали. А потом - обычная утренняя спешка. Марья Дмитриевна поторапливает сыновей за завтраком, спрашивает, взяли ли нужные учебники и тетради, помогает в передней одевать шинели, шапки, повязывать шарфы. Она делает это по давней привычке с тех пор, когда дети были еще маленькие, и не думает о том, что они вполне могут одеться сами.
...Братья Менделеевы прибежали в гимназию, когда до построения на утреннюю молитву оставалась минута. И вот служба отца Льва. Развод по классам... Гимназисты идут строем, попарно. Впереди Мити оказывается Амвросин. Менделеев нарочно наступает ему на пятку:
- Ты, Харя, за что вчера на Курдюмке лежачего пацаненка бил? С тобой Егор Саханский был.
- Кончай, Джунгар! А пацана били за вредность. Егор ему в ухо въехал, тот упал, а лягается, зараза. Вот и добавили...
- Но лежачих не бьют?
Вместо ответа Амвросин пихнул Митю локтем, и получил сдачи подзатыльник. Ближайшие пары гимназистов не обратили внимания на этот "обмен любезностями". Экая невидаль! В классах постоянно задираются и толкаются. Однако конфликт был замечен, и никем иным, как самим директором, случайно вошедшим в сей момент в зал.
Ага, Менделеев стукнул Амвросина! Качурин немедленно вмешался:
- Подойдите ко мне, забияки! Стой прямо, Менделеев. Разве можно бить товарища?
- Серый волк ему товарищ, - набычившись, ответил Митя.
- Оскорбляешь Амвросина даже в присутствии директора? Иван Осипович, проводи молодца ко мне в кабинет. Пусть на него посмотрят учителя. Они там собираются на педсовет.
Малые советы бывали два раза в неделю, перед началом уроков. На них Качурин обычно оглашал циркуляры, полученные из Омска, объявлял изменения в расписании уроков, распекал нерадивых учеников и делал замечания педагогам, вызвавшим его неудовольствие. В этот раз, как и всегда, учителя, ожидая Евгения Михайловича, беседовали, проверяли тетради гимназистов, делились новостями. Католинский пересказывал Семашко анекдот...
Петр Павлович Ершов, стоя у окна, постукивал пальцем по раме, задумчиво смотрел на заснеженную Богоявленскую, оледеневшие склоны Панина бугра. Он был недоволен тем что, директор опаздывает и тем самым крадет время у учителей. С недавних пор инспектору постоянно не хватало времени. Весь день - суета, а вечером не займешься литературным творчеством: голова тяжелая, хочется спать и к тому же завтра рано вставать...
