– Какого цвета у нее платье? – интересуется мама.

– Зеленого, – одновременно отвечаем мы с Алексом.

Он удивленно приподнимает бровь, а я прикусываю губу.

– Я видела вас, – шепчу я. – Не подошла потому, что…

Секунду он изучает мое лицо.

– Я понял, – он прячет глаза.

Мама не чувствует напряжения между нами. Она слишком зла на Мано.

Я разворачиваюсь, но Алекс ловит меня за локоть.

– Извини за сегодня, – тихо говорит он, и на его лице сменяется множество чувств: стыд, неловкость, страх, полная растерянность.

Где озорство и самоуверенность? Что происходит? Как ему помочь? Эти вопросы не дают мне покоя.

Я обнимаю его.

– Все хорошо, Алекс, – твердо произношу я, стараясь передать ему свою уверенность. – Мы найдем ее.

На самом деле мне хочется одного: чтобы он снова обрел себя и чтобы мне никогда не пришлось снова стать свидетелем бурных эмоций старшего брата.

Пробираясь сквозь людской поток, я не могу перестать думать о сложившейся ситуации. Я не верю в идеальные отношения и росла не на сказках. Видела, как два человека могут любить друг друга и при этом не способны находиться в одной комнате. Мои родители были для меня примером – и хорошим, и плохим. Но происходящее между Мано и Алексом похоже на пытку. Я знаю, порой люди мучают друг друга, хотя не имею понятия, зачем они это делают… Однако в жизни бывает всякая любовь: больная, ненормальная. Она существует наравне с исцеляющей. И никто не знает, какой билет ему выпадет.

Все эти разговоры об отношениях, здоровых и полноценных, всегда казались мне изначально ненормальными. Мне кажется, в какой-то момент люди заменили понятие «любить» на «быть удобным». Ведь все психологи учат одному: быть с человеком, с которым тебе удобно. Никто не говорит о чувствах, эмоциях и жертвенности ради любви. Ромео и Джульетта в нашем мире сошли бы за психически нестабильных подростков, а не за отчаянно влюбленных. Нас учат быть эгоистами, полностью сосредоточиться на себе и своих желаниях, быть с человеком, который точно так же самозациклен. Нам объясняют, что страдание – слабость, и, если мы страдаем из-за любви, с нами что-то не так. Значит, мы не до конца уверены в себе, нас подавляют комплексы. Проблемы вытекают из раннего детства: кто-то будет обвинять родителей, школу, детсад, утробу матери – весь мир. Люди стали слишком умными, чтобы чувствовать, и слишком эгоистичными, чтобы любить.

Но иногда происходит чудо. Ты встречаешь парня, вы начинаете разговаривать, и в следующую секунду он целует тебя. Целует аккуратно и нежно, но этого достаточно. Твое сердце трепещет, дыхание сбивается. Возможно, я не до конца познала этот мир, но сегодня в моей душе произошел переворот. Если и нужно цепляться за что-то в жизни – так это за подобное чудо. Больше не за что.

Коридоров на втором этаже много, как и дверей, ведущих в комнаты. Я беззастенчиво стучу и открываю одну за другой. Если натыкаюсь на людей, быстро бормочу «пардон» и двигаюсь дальше.

В какой-то момент я останавливаюсь – не зная почему и зачем. Мои ноги сами застыли посреди коридора. Я оцепенела. Что-то подсказывает мне остановиться и бежать в обратном направлении, не поворачивать. В душе растет тревога, каждый нерв напряжен. Кажется, я слышала голос. Шагнув вперед, я снова останавливаюсь. «Не ходи, не смотри, беги», – кричит мой внутренний голос. Мне становится не по себе, страшно и любопытно. Я вижу дверь в конце коридора и точно знаю: за ней что-то есть. То, чего я не должна видеть.

Выпрямив спину и отгоняя наваждение, я медленно направляюсь к коричневой лакированной двери с золотой ручкой. Не могу смотреть ни на что другое, кроме нее. Мое сердце бешено бьется в груди.

Я останавливаюсь перед ней и перевожу дух. Я стучала абсолютно во все двери, прежде чем зайти. Но в этот раз крепко хватаюсь за ручку и тяну ее на себя. Приоткрыв дверь, вхожу внутрь. В комнате пусто. Мое внимание привлек гобелен на стене с изображением рыцарских подвигов. Я смотрю на зловещего дракона, прекрасную даму в башне и доблестного рыцаря. На его щите вышито сердце, проткнутое стрелой. Знак того, что все свои подвиги он посвящает любимой. Возможно, Вселенная посылает мне знак. Глупо, конечно, но я улыбаюсь как последняя дурочка.

Затем я слышу женский голос. Он кажется мне знакомым.

– Ты все еще любишь меня, – говорит девушка.

Я готова громко позвать Мано, сообщить ей о своем присутствии. Затем понимаю, что Алекс нашел ее первым, и решаю молча удалиться. Но звук бьющейся вазы заставляет меня замереть.

– Ты все еще любишь меня! – громкий отчаянный крик. – Кто-то же должен любить меня! Кому-то есть до меня дело, черт побери! Я нужна тебе! Скажи, что нужна!

– Не кричи, – слова звучат тихо, спокойно, отчужденно.

Мое сердце останавливается. Голос. Это не он. Мне не хватает воздуха.

Я заставляю себя дышать и беззвучно иду к арке, ведущей в смежную комнату. Останавливаюсь, не зная, что делать дальше. Перед Мано стоит Квантан. Она злая, красная и запыхавшаяся. Одной рукой придерживает выпуклый живот, второй вцепилась ему в руку. В ту самую, которую держала я. Квантан выглядит растерянно, в его глазах читается борьба с самим собой.

– Мне страшно, Квен. Страшно, что я сделала неправильный выбор.

– У тебя не было выбора. Для тебя всегда существовал только он.

Мано вытирает ползущую по щеке слезу:

– Он не любит меня и никогда не полюбит. Моей любви не хватит на нас двоих.

– Чего ты хочешь от меня, Мано?

Он отводит взгляд в сторону. Она берет его за подбородок.

– Посмотри мне в глаза, – нежно просит она, и он повинуется, не сопротивляясь. – Если бы это был твой ребенок, ты был бы счастлив?

– Какая разница, ведь он не мой.

– Просто ответь. Пожалуйста.

– Да, – хрипло произносит он. И в этом ответе столько эмоций, столько желания!

Ощущение, что кто-то дал мне со всего маха в живот. Хочется согнуться на корточках. Тошнота подступает к горлу.

– Я бы плевал на весь мир, женился на тебе и постарался бы сделать тебя счастливой. Но это было раньше, Мано. Раньше…

Мано сладко улыбается ему и проводит рукой по его каштановым волосам.

– Ты мой хороший, – от ее приторно-ласкового тона меня корежит.

– Проблема в том, – шепчет Квантан, – что одной моей любви тоже было бы недостаточно.

Она грустно кивает. Слезы текут по ее щекам:

– Поцелуй меня.

И он вновь не противится, лишь на секунду мне кажется, что он скажет «нет». Но выражение его лица меняется. Он так смотрит на нее… мне становится не по себе от этого взгляда. Ревность обхватывает горло.

– Это в последний раз, – словно пытаясь убедить самого себя, произносит он и, взяв в руки ее лицо, притягивает к себе.

Их губы сливаются в поцелуе. Нет, не в нежном и еле уловимом, а в настоящем, страстном, эмоциональном, чувственном поцелуе.

В моих глазах стоят слезы, все вокруг теряет очертания и сливается. Но я беру себя в руки. Я могу смотреть на это, могу сделать себе больно и вырвать сердце прямо здесь и сейчас, оставить его в этой комнате. Разочарование, граничащее с дикой злостью, током проходит по всему телу. Отрезвляя. Возвращая на землю. Как и ревность. Они не замечают меня, так как слишком заняты друг другом. Я поднимаю телефон, включаю камеру и жду, пока картинка станет четкой. «Не делай этого», – просит внутренний голос. Поздно. Я фотографирую их поцелуй и выключаю экран телефона.

Мои ноги не слушаются, но я заставляю себя выйти из комнаты, оставив дверь открытой нараспашку. Я смотрю на фотографию в телефоне. Ощущение такое, будто кто-то режет мою живую плоть.

Я не успеваю спуститься, слышу звуки быстрых шагов в коридоре и прячусь за ближайшей дверью.

– Ты не можешь меня оставить, – уже знакомый крик.

Мне хочется закрыть уши руками и заорать! На сегодня достаточно, все лимиты превышены. Но я слышу его голос, и мне становится страшно.