В самом своем расцвете полыхало знойное лето. Птицы не пели под окном, в воздухе ощущались слабые порывы теплого ветра.
Я сижу в крови, пот стекает ручьем со лба. Подле себя держу своего кота, Цезаря, который свернулся калачиком и мирно посапывал в противовес происходящему. Липкая грязная одежда неприятно облегала тело, короткая шевелюра противно чесалась. Кстати, о волосах — я их обрезала. С тех самых пор они только мешали: путались, цеплялись за что угодно и просто не давали жить (существовать). Несколько дней тому назад это осточертело и одним движением раскладного ножа я срезала свои длинные темно-русые волосы. По крайней мере, такими они были. До того дня.
Это произошло в конце мая.
Точно не знаю — я окончательно потеряла счет времени в этой Богом забытой дыре. Помню только, что я чему-то очень радовалась, потом пошла домой и упала на диван, включив радио, которое часто крутило классные песни. Включаю телевизор и вместе с Ванькой едим чипсы с колой, обсуждаем новости и обмениваясь шутками.
По радио прекращает играть песня, и я невольно оборачиваюсь на внезапную речь ведущего. О чем он там тараторил — помню плохо. Что-то про срочную эвакуацию.
Лишь спустя долгое время я поняла — мы всего лишь повторили судьбу Чернобыля. Только намного страшнее.
— Проклятье… — зло пробурчала я, ударив Калашников о пол комнаты. Закончились патроны, а без них — мне конец. Если до этого можно было пробраться сквозь толпу монстров и стырить где-то еды, то сейчас то было невозможным.
Вдобавок больно заурчал живот, напоминая о невыносимом голоде, мучившем меня на протяжении трех дней. Еда закончилась давно.
— Блять, еще и жрачки нет…комбо! — обреченно вздохнув, я стала гладить кота. В голову пришла омерзительная мысль, и как я не пыталась её отогнать, забыть, все равно возвращалась к тому, что это единственный выход. — Прости, Цезарь. Но я хочу жить… — жгучие слезы не стекали по щекам — они закончились давно. Я выплакала из себя всю воду.
Осторожно приподняв кота, я потискала его в последний раз.
— Черт, не смотри на меня так, иначе я передумаю и сдохну… — соприкоснувшись с его носом, как часто делала, я взяла нож и перерезала ему глотку.
Маленьким фонтаном из раны потекла теплая кровь, и я припала ртом к шее кота. Сейчас мне была необходима влага, какой бы она не была. Цезарь был здоровым, ухоженным котом, болячек в его крови быть не должно. Да мне уже похер на это, лишь бы не помереть. Распотрошив живот, я аккуратно вытянула внутренности, оставив сердце, пупок и печенку, остальное выбросила. Никогда бы не подумала, что разделывание бройлеров так пригодится мне в будущем. Большое спасибо за это покойной бабке.
Оглядевшись вокруг, я не нашла ничего, чтобы развести костер и как-то обжарить добытое мясо. Я заперта в этой квартире, словно в замурованной яме. Если выйду — уйду на корм зомби.
Несчастные. Их мозг совсем перестал функционировать, ими управляли только инстинкты и голод. Все самое порочное, грязное, отвратительное и мерзкое больше не скрывалось за маской так называемой человеческой личности.
Отыскав немного соли, я, каким-то чудом обнаружив спички и отломав несколько веток с дерева, которое росло у самого балкона, принялась разжигать маленький костер. Вот он, шашлык, который я так давно хотела! Смешно и грустно. Отгородив ветки небольшими кирпичами, я чиркнула спичкой о шершавую поверхность коробка и поднесла к обломкам. Получился небольшой огонек. Я чертовски рада, желудок сводит от голода и нарастающего аппетита от одной мысли, что наконец-то нормально поем. Было все равно, что едой был мой любимый кот. Я слишком хотела жить, чтобы напрасно сейчас вести переговоры с совестью.
Отделив самые большие кусочки мяса, я насадила их на железный вертел, который хранился в кладовой комнате квартиры. Рука затекала, потела и неприятно жгло из-за огня. Положить на что-то свой обед и просто ждать я не могла. Ничего подходящего в доме не нашлось.
Через час мясо было готово. Посолив его, я откусила горячий кусок. Ничего так на вкус, но без специй совсем не то. Но в этой ли ситуации мне привередничать?
С горем пополам ем на пустой желудок, всухомятку. К концу трапезы живот не переставал ныть. Наверное, в конце концов я все-таки сдохну. И зачем я убила Цезаря? По лицу стекли две скупые слезы. Скрутившись калачиком на полу, словно кот, я разрыдалась. Силы на исходе. Жуткое желание выйти на улицу и прокричать всем: «Вот я, жрите меня, делайте, что хотите, твари!» — время от времени возникало в голове.
Возможно, скоро я так и сделаю.
***
Пять дней спустя
Ничего не чувствую. Хотя, нет. Я чувствую, что умру.
Еда закончилась, на этот раз навсегда. Что делать дальше — я не знаю. Выйти наружу — подписать себе смертный приговор. Но пусть даже так. Другого выхода нет, я не хочу помирать тут долго и мучительно от голодной смерти, лучше стать быстрым кормом. Боль во всем теле сводит с ума, хочется поскорее избавиться от нее. Навечно. Только бы не чувствовать себя настолько херово.
Грязное тело чесалось и неприятно зудело, в голове завелись вши. Черт возьми, когда и от кого я успела их подхватить? Пришлось срезать свои волосы чуть ли не под корень, иногда лезвие ножа задевало кожу и оставляло после себя пекущие раны. Обрезав половину, я бросила это занятие, потому что была морально истощена. Посмотрев в зеркало, я болезненно скривилась, увидев в нем ужасную картину. Мать родная не узнает.
Сегодня ТОТ самый день. Сегодня закончатся мои страдания. Я больше не буду чувствовать усталость, боль, голод. Только надо потерпеть перед смертью, ведь меня будут разрывать на мелкие кусочки, пока я буду живой, а когда из моего тела вытянуть потроха, тогда дух покинет эту уродливую плоть.
Осталось набраться смелости и выйти. Всего один шаг за порог квартиры. И этот ад закончится, по крайней мере для меня.
Глубоко вдохнув и резко выдохнув, этим я себя успокоила, пусть даже ненадолго. Сердце бешено забилось, когда рука прикоснулась к ручке от двери. Один шаг — и все решиться. Улыбнувшись, я дрожащей ладонью напираю на холодный металл и дверь открывается с противным скрипом. Неживые мгновенно обернулись. У них был острый слух и медлительными они не были подавно, к сожалению.
— Сюда, суки! — крикнула я и сделала несколько шагов вперед.
Плотно закрыв глаза, я стояла на пороге, не в силах сделать шаг вперед и в душе не чая, что происходит. С правой стороны донеслись звуки автоматной очереди, я инстинктивно открыла глаза. Под ногами лежали трупы с продырявленными башками.
— Че стоишь, дура?! — прорычал басистый голос сзади, и, почувствовав на своем плече грубую руку, я мгновенно обернулась.
Шок и паника мешали нормально соображать, со всех ног я бросилась бежать. Куда? Уже не помню, мной повелевали инстинкты, я просто убегала от смерти. И кто недавно сдохнуть хотел?
Спотыкаюсь о злосчастную кочергу, лежавшую поперек дороги и с протяжным болезненным воем падаю плашмя на землю, лицом в грязь. В липкую, коричневую, цвета говна, вонючую грязь. Всхлипываю, от жалости к самой себе. Я всю свою жизнь была в грязи. Меня поднимают, но я не подаю признаков жизни — уже плевать. Если раньше инстинкт самосохранения действовал за меня — сейчас и он исчерпал себя, больше ничто не держало это тело в сохранности. Противное чувство, будто ты разлагаешься, кажется, сознание вот-вот покинет меня. Последовало падение в пустую тьму.
Медленно открыв слипшиеся веки, тяну руку вперед, пытаясь её рассмотреть. Жуткая головная боль заставило меня болезненно скривить лицо.
— Проснулась?
Возле меня сидел человек. Весь в потрепанных, не первой свежести, вещах, от него неприятно несло дымом и потом. Хотя, кто бы говорил. Я с трудом подняла глаза, это был мужчина лет тридцати, обросший щетиной и с живыми серыми глазами.
— Что? — мой голос прозвучал хрипло и подавленно, словно у старика.
— Значит, проснулась, — он шумно вздохнул, не то с облегчением, не то с усталостью.
