Эта же рука бесцеремонно потрогала моё лицо, вытерла его мягкой ладошкой, размазывая что-то липкое и неприятное по гусиной небритой коже щек. И снова натянула природное покрывало по самые мои глаза.

Да, да. Спать. Хорошая мысль. Разумная. Всё привиделось: лапландские черноволосые женщины, использующие мою грудь в качестве подушки; матерые волки с годовалого теленка; вежа с кривыми шестами.

Абсолютно ничего не было.

Однако новые запахи никуда не ушли, пока я не упал в бездну лихорадочного сна.

И легко вернулись, стоило мне вынырнуть из небытия. Принюхался. Псиной воняло меньше, но меня не проведешь, я знал, где кроется опасность и был крайне осторожен, стараясь ничем не выдать своего пробуждения. Прислушался к миру, не раскрывая глаз. Стало намного холоднее, и пахло варевом. Сразу сглотнул и, больше не таясь, дернулся.

Должного внимания на меня никто не обратил.

Странно – реакция должна быть сразу. Я ведь проснулся!

В веже, помимо меня, находилось два человека. Один у очага, другой у входа. Каждый по-своему занят. Первый возился с мешком из дубленой кожи, развязывал тесемки. Второй, словно только и ждал моего пробуждения, своеобразно затянул песню. Непомерная вибрация каждой ноты была настолько сильна, что не давала уловить тон. Звук закачался в воздухе вежи, падая вниз и взлетая вверх. Лопарь прикрыл глаза, меняя грудные звуки на горловые, затягивая бесконечное «лы».

Кажется, только один я обеспокоился, готовый как следует напугаться. Девушка у очага спокойно достала из мешка серой муки и бросила в котел, подумав, она добавила в него ягод.

– Только не брусники, – шепотом попросил я, но просьба была не услышана – лопарь поднес ко рту щепку и по веже звонко разнесся первый удар варганы. Звук накрыл, оглушая. Не успел отойти от него, как лопарь без паузы затянул своё «лы».

Я обреченно откинулся в шкуры. Придется послушать местную музыкальную самодеятельность, тем более деваться всё равно некуда. Я же не в Праге, а люди стараются. Только вместо наслаждения, с каждой новой волной звука и ударом в сознание прочно вселялась неведомая до этого тревога и тоска. Я чувствовал, как она запускает свои холодные и мерзкие щупальца, плотно обволакивая дух и разум. Чтобы отвлечься, посмотрел вверх, в дыру, разглядывая привычное небо. Увидев знакомые звезды, обрадовался и сказал:

– Большая медведица, здравствуй.

– Здравствуй, – раздался голос рядом. Я встрепенулся. Рядом сидела на корточках девушка. Не отвечая на мою улыбку, она поднесла к своим губам длинный половник и медленно попробовала варево. Темные глаза внимательно наблюдали за каждым моим движением. К унылому «лы» добавилось первое слово песни. Кажется, певец торжествовал. Я поморщился. Девушка, сделав свою оценку и не теряя грациозности, вернулась к очагу и заколдовала над котлом.

Была ли дикарка красива? Не знаю. Не уверен. Немного грязной, да. Молодой и сильной женщиной, тоже да. Что-то во мне дернулось – древнее и могучее, захватившее сразу мозг и тело. Ненавидел себя в такие минуты. Всегда взывал к разуму. Призывал к ответственности. К рациональной оценке ситуации. Но вся логика математического мышления исчезала, зачахнув под первобытными инстинктами. Необычная и своеобразная дикая красота впилась мне в подкорку сознания, запоминаясь навсегда и порождая желание. Частые темные веснушки на коже нисколько не портили лицо девушки, а, наоборот, делали ее только ярче, подчеркивая глаза. Каждое движение тела очень женственное, грациозное и плавное. Величественное! Так держать половник не каждая сможет. Специально что ли для меня старается? Так ведь я уже и так задавлен инстинктами!

А ещё сразу стало понятно, что ценность здесь не я. Надо прояснить ситуацию. Чужая дерзость меня озлила.

Я кивнул, соглашаясь сам с собой, и сказал:

– Меня зовут Иван. Я – штаб-офицер[7], и меня ищут.

Я бы мог не говорить ничего. Сильно значимые и весьма весомые слова заглушила протяжная древняя песня, и они растворились каждой буквой в дыму костра, поднимаясь к отверстию в конусе вежи. Я их увидел! Белый дым букв медленно растворялся в вытяжке ветра. Вот «а», вот «ш». Последняя исчезла большая «т». Она цеплялась за края дыры углами и никак не хотела вылетать из вежи. Как только тональность немного опустилась и стало тише, я снова попытался заговорить:

– Я хочу одежду, и меня надо как можно скорее доставить в гарнизон или вызвать оттуда подмогу. В городе люди, войска и медицина.

В песне появилось новое слово. Злое. Ругательное. Я явно различил его: «юльквик». Девушка, поигрывая резным черпаком, любуясь орнаментом ручки, тихо и зловеще произнесла:

– Шиши[8], – словно подпела.

Лопарь взял высокую ноту, а потом заиграл на варгане. Я вздохнул, снова опускаясь в шкуры. За наигранным моим спокойствием и безразличием скрывалась настоящая паника, основанная на тревоге. Боевой опыт мне подсказывал, что я в очень непростой ситуации. Пальцы непроизвольно стали сжиматься в кулаки. Чужие слова я четко различил. Дикари шишами называли шайки вооруженных людей. А в данном контексте под этой шайкой подразумевался городской гарнизон, и я еще умудрился признать себя его офицером. Тело мелко затряслось. Но теперь не от страха, а скорее от выброса адреналина. Одним лопарем и девушкой меня точно не испугаешь. Однако дрожь не уходила. Я попытался закутаться в шкуры и прикрыл глаза, наблюдая за врагами в щелочки. Не переставая петь, лопарь взял в одну руку деревянную миску, а в другую большой нож в ножнах и выскользнул из вежи в темноту. Я сразу начал действовать. Попытался сесть, но голова закружилась, и я облокотился о шкуры, быстро говоря:

– Сударыня, призываю вас к вашему дикому разуму. За гибель столь доблестного офицера, как я, ваш погост сожгут со всеми оленями, вежами и семьями в них. Одумайтесь. Я вижу, что вы меня понимаете. Здраво оцените ситуацию и помогите мне! Не доводите войска до крайностей! Действовать надо быстро, пока ваш певец не привел подмогу!

Девушка равнодушно посмотрела на меня. Помешала в котле. Сказала:

– Лопарь кормит оленя. Олень кормит лопаря.

– Это замечательно, – согласился я с очевидным. – Если не хочешь мне помочь, а я смотрю, ты хочешь! Хотя бы скажи ему, чтобы перестал петь! Пожалейте мою голову! Она сейчас разорвется!

– Это красивая песня. Твоя. Под нее танцует зима. Ее слышит луна и звезды.

– Её слышу я, и мне становится хуже.

– Сейчас тебе ничто не угрожает. За тобой придут.

– Придут? Правда? А когда?

– Придут. Скоро, – сказала странная девушка. – Но ты не будешь готов. Ты никогда не будешь готов, когда за тобой будут приходить. Вы называете это своим крестом. Таков твой крест.

– Это хорошо, что за мной придут. Очень хорошо, – пробормотал я и снова откинулся в шкуры. На душе стало спокойнее. Значит, всё-таки вызвали подмогу. Пение приблизилось. В вежу ввалился снежный ком. Перед собой лопарь бережно нес миску. Девушка отложила половник и приняла деревянную чашу. С секунду смотрела в нее, что-то нашептывая, потом осторожно подсела ко мне.

– А где ваш волк? – спросил я у неё, стараясь понравиться и загладить вину. Скрытый конфуз меня угнетал. Спросить хозяев про их животное – это точно будет считаться хорошим тоном. Даже у таких дикарей, как эти.

Девушка наклонила голову и внимательно посмотрела на меня. Чаша замерла в ее руках. Лопарь снова заиграл на варгане. И мы долгие секунды смотрели друг на друга, не моргая. Варган закончился. Он запел и стал подыгрывать себе ударами бубна. Интересно, что-то новое. Я хотел приподняться и разглядеть диковинный инструмент, но девушка остановила мой порыв взмахом руки и сказала:

– У нас нет волка.

– Нет волка? – я хмыкнул, потому что знал обратное. Скрывают очевидное. Зачем? Я тоже люблю песиков. В меру, но за ухом всегда потрепать готов. А тут сразу ко мне такое недоверие. Показное, я бы даже сказал. Обиделся и съязвил: