Но если Капли Окуркова пробьют себе, что называется, дорогу в жизнь, то она самым коренным образом изменится на Земле. Причём в самую лучшую сторону для тех, кто ныне едва сводит концы с концами. Такая вот животворящая жидкость позволит даже самому последнему бродяге ощутить и почувствовать себя человеком, осознать, в конце концов, что он ни чем не хуже какого-нибудь падишаха или зажравшегося президента.

– Ведь кому-то ещё в самые давние времена было выгодно, чтобы люди общались на разных языках, принадлежали к разным расам, национальностям, странам, кланам, сословиям, – с жаром и вдохновенно сказал Филиппу профессор Окурков. – Неужели так захотел Бог? Но такого не может быть. Ведь для Господа мы не рабы, а его творения, а к ним он относится бережно и с любовью. Только так! А всё остальное – от Лукавого.

– Я с этим не могу согласиться, – запротестовал врач Мурашов. – А как же мировые прогрессивные религии…

– Дуб, в дупле которого я сейчас проживаю, господин Мурашов, не такой дуб, как ты! Понял? Поэтому заткнись и слушай дальше! Я доверяю тебе не только великую тайну, но судьбу всего человечества. Всего! Целиком и полностью.

Врач Мурашов хотел обидеться, но резко передумал. Он своим типичным умом никак не мог постигнуть то, о чём сейчас говорил Окурков. Какие-то нелепые сказки, но весьма и весьма… завораживающие и многообещающие. Эта удивительная жидкость, конечно же, не панацея от всех бед, к примеру, мёртвых оживлять не может, но здоровье людей приводит в порядок. А тот человек, который не ведает что такое болезнь, всегда сможет своим трудом добыть себе хлеб насущных, не прихотлив к питанию и жилью… Лишнего им в этой жизни не надо, потому их не так-то и просто превратить в бессловесных рабов или лакеев.

Если такие капли станут достоянием народов всей Земли, то мгновенно отпадёт острая необходимость в медицине, вообще. Кого лечить и зачем, если все здоровы? Сколько освободится рабочих рук, зданий, полезных площадей, средств. Фармацевтическая промышленность планеты, вообще, исчезнет с лица Земли. Придёт полный крах заводам и фабрикам, которые производили не ясно, что и с какой целью. Но, в принципе, цель ясна – безумное обогащение этаких… особенных господ и дам. Далеко ходить не надо. Обанкротятся и вольются в ряды люмпен-пролетариата владельцы частных кладбищ и крематориев. Начнёт стремительно происходить разрушение частных «лавочек», но только во имя созидания. Система оголтелого и абсолютно никому не нужного капитализма начнёт разрушаться по цепочке и основательно.

Миллиарды нищих и бедных людей планеты разрушение глобальной «экономики» никак не затронет, ведь они до этого ничего не имели. Терять им, на самом деле, нечего. Наоборот, они приобретут желание жить и бороться за свои права. Они будут строить, создавать самые настоящие демократические государства, а не существующую на всех континентах очередную клановую «залепуху». Тогда, вряд ли, какой-нибудь придворный тележурналист осмелиться утверждать, что имеется существенная разница между олигархом и крупным бизнесменом. Ему новые чиновники, представители народа терпеливо объяснят, что здесь никакой разницы и не может быть!

Всем тем, что присваивается «благодетелями», имеют право владеть только народы Земли. А их достойные представители должны стать руководителями на всех участках, и разница в зарплатах между самым важным чиновником и уборщицей не может быть более, чем в пять-шесть раз. Бедность будет искоренена точно так же, как и уродливое обогащение воров и тунеядцев. Никакие кланы, организации, партии и прочие группировки ни в одной стране даже близко не должны подпускаться к возможности чем-то или кем-то руководить. Выборами разного рода и вида будут руководить профессиональные союзы, ибо каждый человек, достигший совершеннолетия, практически станет членом определённого профсоюза. Справедливо, просто, рационально, удобно… Это единственный выход из создавшегося положения на Земле. При этом должен во всём мире действовать полный запрет на владение частной собственностью в виде личных заводов, самолётов, дворцов и прочего… свинства.

«Мечты, мечты! Где ваша сладость?». От задуманного до реализации справедливых идей в жизнь оказался не один шаг, а многие сотни, если образно сказать, километров. А случилось так, что какая-то двуногая завистливая скотина весьма и весьма странным образом стала свидетелем того, как при помощи своих капель Окурков за пару часов поставил на ноги нескольких неизлечимых больных. За Игнатом Аркадьевичем была установлена слежка, но не как за врагом народа отдельно взятой страны. Его, что называется, почти взяли в круг специальные службы в качестве преступника номер два (первым считался Гитлер) международного уровня. Мудрый Окурков начал понимать, что вот-вот его официально объявят врагом Человечества, если, конечно, таковым считать только мерзкую кучку самых богатых, привилегированных и наглых воров. Получалось, что все остальные, коих миллиарды, не люди, а просто скоты.

– Я вовремя сориентировался в том, что начало вокруг меня происходить, – пояснил Мурашову профессор медицины. – С помощью надёжного и верного друга купил себе другой заброшенный домик в одном из глухих таёжных мест, тайно перевёз туда свою лабораторию. Моё новое убогое жильё, как бы, и являлось отдельным хуторком, без названия. Там я мог, не опасаясь ничего, спокойно прожить месяц-два, но не больше. Ведь мной занялись разного рода и вида специальные службы самым серьёзным образом.

Но тут следует кое-что объяснить по порядку. Верным, надёжным и единственным другом Игната Аркадьевича, ведущего почти отшельнический образ жизни, был Еремей Терентьевич Тюленев. Но давние знакомые его звали по кличке-погонялу Тюля. Ему так же, двенадцать лет назад, как и Окуркову, было чуть за семьдесят, правда, жизнь у них получилась разная. Авторитетный в уголовных кругах Тюленев имел пять долгих отсидок у «хозяина», то есть на зонах специального назначения, а вот Окурков занимался медицинской наукой. Имел к этому профессиональный интерес.

Встретились они и познакомились, можно сказать, случайно, в городском сквере. Окурков перечитывал на скамейке какие-то свои бумаги, положив их прямо на кейс. А Тюля, седой, беззубый, лысый и практически немощный «внагляк», принародно сосал из бутылки-полторашки отнюдь не безалкогольное, а крепкое пиво.

– Напрасно вы так вот, уважаемый, поступаете, – пожурил его Окурков. – А ведь уже не очень-то и молодой человек.

– А ты что, юный что ли? Ну, выглядишь чуть получше, чем я, а так ведь тоже – не пацан, – огрызнулся Тюля. – Да, я пью пиво в неположенном месте! Ну, что тебе-то? Можешь маякнуть, постучать ментам! Мне плевать!

– Господи! Да я не о том. Мне всё равно, кто и где пьёт пиво. Хоть на цветочной клумбе, пожалуйста! Я не ханжа и не член какой-либо… партии. Я порядочный и адекватный человек и нахожусь вне всяких кланов и группировок.

– Так чего же тогда вякаешь?

– А вякаю… потому, что вид у вас нездоровый. Я понимаю, что каждому отпущено ровно столько, сколько… Но лучше уже уходить в иной мир в бодром и здоровом состоянии, чем…

Тут Тюленев, хотел было, назвать «тупого интеллигента» бараном, но осекся, опустил голову вниз… Он поведал Окуркову, что его уже провожает на тот свет онкологическое заболевание – и кровь больная, и желудок. Игнат Аркадьевич заверил, что в течение дня вылечит Тюленева от любого недуга, но с тем условием, чтобы этот незнакомый ему гражданин никому и никогда не рассказывал, когда, где и каким образом вернул своё драгоценное здоровье.

Очень слабо Тюля верил в обещание странного доктора вылечить его быстро и… задарма, но, всё же, отправился сразу же в домик Окуркова, находящийся на окраине города. Определённую дозу живительной жидкости профессор медицины вколол старому уголовнику в вену, а после этого заставил Тюленева граммов сто её принять вовнутрь, то есть выпить…

Само собой, вылечившийся и приободрившийся Тюля, стал верным и надёжным другом Окуркова, причём, до такой степени, что готов был без всяких преувеличений отдать за своего благодетеля и нормального мужика жизнь или выполнить любую просьбу профессора. Игнат Аркадьевич особенно не посвящал своего друга Еремея Терентьевича в свои медицинские опыты и открытия. Окурков не хотел, чтобы в случае опасности, грозящей ему, не пострадал и Тюленев. Оберегал своего друга от лишних разговоров.