- Зачем руками?

- Чтобы быстрее было, дура.

- Чтобы быстрее было, не надо было срать на пол, - говорит Катя, и тут же получает сильный удар кулаком в зубы, который отбрасывает е? к стене, она выставляет впер?д локоть и больно бь?тся им об отсыревшее дерево. Зина входит в сортир, наступая сапогом в лужу собственной мочи. Катя пытается увернуться от не?, но Зина хватает е? за волосы. Она тушит окурок о Катину щ?ку, так что та взвизгивает от боли, и прячет его в карман.

- Срать было не надо? - говорит она чистым и спокойным голосом, после чего коротко бь?т Катю кулаком в живот, но не да?т ей согнуться, вытягивая вверх за волосы. Катя стонет от боли, зажмуривая глаза. Зина бь?т е? ещ? раз, потом коленом в низ живота, и отпускает. Катя сгибается и сползает боком по стене на колени. Зина бер?т е? за шиворот и протаскивает по полу к луже, и, присев и надавив Кате на затылок, вжимает е? лицо в т?плую, гадко воняющую массу, потом отпускает и вста?т. Катя плюясь садится на колени, держится одной рукой за живот, а второй вытирает с лица кал.

- Ещ? хочешь? - спрашивает Зина.

- Нет, - говорит Катя, чувствуя на губах вкус Зининых фекалий и вонь.

- Тогда давай убирай.

Катя тщательно сгребает раздавленную кучку руками и выносит е? к цистерне, сдавленно дыша от сильной боли в животе. Кал не хочет отлипать от пальцев, ляпаясь кусочками в гниющую жижу под отверстием люка, и, чтобы избавиться от него, Катя вытирает ладони о железные края. Спустившись с лесенки, она приседает, и моет руки и лицо мокрым песком. Плакать она начинает только теперь. Песок клеится к щекам, она вдыхает его в рот и выпл?вывает обратно. Зина жд?т е? возле сортира.

- Давай скорее, отбой уже давно, - тихо напоминает она. - Лужу можешь не вытирать, до утра сама высохнет.

Катя вста?т и отряхивается. Творожная луна вс? так же светит ей в лицо. Луна находится далеко, и даже если Катя станет ей кричать, вс? равно не услышит, поэтому Катя считает е? глухой.

- Поди сюда, - говорит ей Зина, когда Катя проходит мимо не?. Катя вздыхает и нехотя поворачивается, затравленно глядя на свою мучительницу. Поди-поди, бить не буду, - Зина стоит, облокотившись спиной на закрытую дверь сортира, руки е? засунуты в карманы ватника.

Катя подходит, и Зина, вытащив руки из карманов, бер?т е? за плечи и прижимает к деревянной стене. Она смотрит Кате в лицо, а Катя поднимает глаза и смотрит на зв?зды, чисто горящие высоко над земл?й, ей холодно сквозь колготки, юбку, носки и дырявый сапог, живот ноет после ударов, на губах вкус кала и крови, сочащейся из оцарапанной о зубы внутренней стороны нижней губы, но Катя думает о том, что зв?здам тоже холодно там, в открытой ч?рной пустоте, где дуют сильные ветры, и сами зв?зды, наверное, состоят сплошь изо льда. Зина начинает е? целовать, нежно растопыривая губы и прижавшись к Кате всем телом, руками она по-прежнему держит Катю за плечи. Катя закрывает глаза от холода и распрямляет руки по стенке сортира, словно хочет уснуть.

- Тебя целовали мальчики? - спрашивает Зина ш?потом.

- Нет, - отвечает Катя. - Не целовали.

Пока она говорит, язык Зины облизывает е? колеблющиеся губы.

- У тебя кровь.

- Ты же меня ударила.

- Прости меня, милая Катя, - шепчет Зина. - Ты ведь меня простишь?

- Да, - отвечает Катя. - Мне холодно.

- Мы сейчас пойд?м. Поцелуй меня.

Катя открывает глаза и целует Зину в нос.

- Ты - ласточка, - шепчет Зина, и отстраняется от не?, облизывая губы. Хочешь курить?

- Нет. Дым, он вонючий. От него кашлять хочется.

- Ты просто не привыкла, - Зина нагибается, зажигает спичку и продувает окурок, чтобы он разгорелся. - На, попробуй.

Катя всасывает из окурка едкое марево, давится и глухо кашляет. Из глаз е? текут сл?зы.

- Тссс, - прикладывает палец к губам Зина. - Макарыч услышит.

Катя сразу закрывает рот рукавом. Зина бер?т у не? окурок и затягивается.

- Я у него окурок и стащила. Он же дымит, как паровоз, вещество не экономит.

Когда они подходят к двери барака, Зина бросает выжженный окурок и втирает его сапогом в грязь. Внутри, в тлеющей темноте безысходного ночного времени, она бер?т Катю за запястье и шепчет:

- Разденешься - приходи.

Катя находит сво? место, раздевается и ложится в холодное бель?, как в снег. Будущее видится ей опал?нным белыми огнями зв?зд до угольной черноты безлистых древесных ветвей, и сквозь него дует стирающий губы ветер, которому нет конца. Катя лежит в бесчувствии, пока не приходит Зина.

- Подвинься, - шепчет она, становясь коленями на Катину постель. - Что же ты не приходишь, я тебя ждала.

- Зачем? - спрашивает Катя.

- Зачем? Целоваться, вот зачем.

- И не надоело тебе ещ??

- Так мы же ещ? не целовались по-настоящему.

- По-настоящему это как?

- В писю, в попу, вот как. Ты такого не знаешь? Сейчас узнаешь.

Когда Зина выскальзывает из-под одеяла, чтобы уйти спать, Катя оста?тся лежать в темноте, покрытая пятнами чувственных воспоминаний. Она вспотела и волосы все перепутались, ртом и руками она вс? ещ? ощущает тело Зины, голое, щекочущее и т?плое, лиш?нное того пугающего металлического жара, каким владела кожа м?ртвой Саши. Она знает теперь, ладонями, пальцами и ртом, какие у Зины соски, как меняют они температуру, плотность и влажность, как изменяется форма е? груди, что у не? под мышками, она знает прыщики на е? б?драх, с тыльной стороны, и какого вкуса то, к чему она никогда бы не подумала прикасаться ртом. Но Зина тоже прикасалась, это было так глупо, что хотелось смеяться, но потом Зина начала делать ей пальцами больно, и было уже не смешно, а как-то дико, мучительно сладко. Вспоминая вс? это, Катя стыдится и не может уснуть, она вс? пытается себя убедить, что они с Зиной просто делали вместе то, что нельзя, но сама в это не верит, потому совсем по-другому, по-новому, мучилась только что е? душа.

Утро приходит неизменным, со своим полусонным подъ?мом и умыванием во дворе, у железного крана, когда холодная вода обжигает кожу, ещ? хранящую тепло несбывшегося сна, но теперь у Кати есть что-то особенное, тут, внутри, куда никто не может заглянуть, оно греет е?, свернувшись калачиком под сердцем, и лижет своим ласковым языком, тайно и любяще, как лизала е? ночью Зина.