Звенит звонок. Когда его эхо растворяется в т?плых солнечных коридорах школы, некоторое время ещ? царствует тишина. Потом за стенами классных комнат нарастает гомон, за спиной Марии в конце коридора открывается дверь, и несколько учеников младших классов со смехом вырываются на долгожданную свободу, на ходу поправляя ранцы и раздавая друг другу пинки. Открывается ещ? одна дверь, за ней другая, и скоро весь коридор уже наполнен смехом, криками и топотом бегущих ног. Мария выжидает несколько минут у окна, и поднимается наверх, где к Антонине Романовне уже заходят ученики следующего класса. Машинально ответив на приветствие одной знакомой девочки, но не решившись поднять на не? покрасневшие глаза, Мария быстро собирает свои вещи в портфель. Лавируя среди ещ? несущегося коридором потока младшеклассников, иногда больно задевающих Марию каменным детским локтем или плечом, она спускается на первый этаж и выходит во двор. На улице совсем тепло, еле заметные древесные животные ветра пробираются листвой стоящих перед школой каштанов, на белом заборе, в переменчивом световом мире виноградных лоз чирикают воробьи. Мария заворачивает за угол школы и, идя под самой стеной, достигает пролома в заборе. Она оглядывается, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за е? бегством, выставляет из отверстия наружу портфель, затем перебирается сама и быстро ид?т по тротуару к перекр?стку.
Когда Мария погружается в прохладную тень родного двора, холод ужаса пронизывает е?. Она думает о том, что сделает с ней отец, если узнает о двойках. Злополучная страница дневника уже лежит, скомканная в урне на троллейбусной остановке, Мария вырвала е?, зайдя в парадное близлежащего дома, поставив портфель на пол и прижав раскрытый дневник к животу. Но если Антонина Романовна действительно позвонит папе, как она говорила... Мария не хочет думать о том, что будет тогда, но вс? равно думает, представляя себе вс? так, как бывало раньше. Папа будет долго и спокойно говорить с ней, а потом велит встать на колени, зажать руки между ногами, и начн?т бить по голове и, хватая за волосы, по лицу. Это всегда кончается тем, что Мария начинает вопить и закрываться руками, и тогда отец затыкает ей лицо подушкой, чтобы соседи не слышали крика, и бь?т сложенным вдвое ремн?м, оставляя на руках кровавые полосы, больно, очень больно, так что в конце она уже просто свернувшись, лежит на полу, сама прижимая подушку к лицу, вцепившись в не? зубами, и молит про себя, чтобы кончилось истязание, чтобы очередной удар был последним. Маме папа называет вс?, что происходит с Марией, непонятным словом "экзекуция", и мама никогда не жалеет Марию, и пока та не прид?т вечером к отцу в гостиную и не скажет, что будет изо всех сил стараться и учиться хорошо, вообще не разговаривает с ней и на любое слово Марии отвечает, что не хочет разговаривать с проклятой дурой.
Сама мама бь?т Марию редко, в основном тогда, когда Мария провинилась, а отца нет дома или он устал, только один раз родители били Марию вместе, когда она случайно разбила вазу, которую папа подарил маме на день рождения. Это было два года назад, но Мария помнила до сих пор, как мама сильно д?ргала е? за волосы, зажав рот подушкой, заглядывала в глаза и говорила: "Будешь ещ?, дрянь? Будешь ещ?, дрянь?", а папа стегал ремн?м по чему не попало, и лицо его было покрасневшим и таким страшным, что долго потом снилось Марии. Родители в тот день были страшнее животных, словно взбесились, а когда Мария уже лежала в постели, д?ргаясь от плача, потому что вс? у не? болело и она думала, что умр?т, они как-то странно выли у себя в комнате, и мать кричала, словно отец хлестал е? саму ремн?м, только звука ударов слышно не было, а может Мария просто оглохла от долгого плача и крика.
Сегодня суббота, но Мария надеется, что отцу пришла очередь дежурить в больнице и он прид?т домой только завтра. В полут?мном парадном, куда, просачиваясь сквозь угол пыльного окна, проникает лишь ничтожно малая часть властвующего снаружи солнечного света, она нажимает тугую и шершавую от спичечных ожогов кнопку лифта, цвета засохшей крови. Лампочка внутри кнопки не зажигается, но лифт вздрагивает где-то под крышей дома, в сво?м логове, вздрагивает и замирает, чтобы с лязгом двинуться вниз, как топор огромной гильотины небес.
Стоя в его тускло освещ?нной кабине, Мария смотрит на пыльную линию ч?рной резины, разделяющую сомкнутые двери, глупо, как кролик, видящий приближение мужика с тесаком. Сердце бешено колотится у не? в груди, словно пытаясь вырваться из обреч?нного на нестерпимые мучения тела. В лифте противно пахнет табаком и удушливыми деш?выми духами. Возле панели с кнопками этажей на пластмассе нацарапано изображение мужских гениталий с соответствующей подписью.
Мария отворяет дверь квартиры своим ключом и сразу обнаруживает туфли отца на коврике в прихожей под вешалкой. Нетв?рдыми шагами она проходит коридором, останавливается возле двери гостиной и говорит сидящему в кресле с газетой отцу:
- Привет, папа.
- Принеси мне дневник, - не поднимая глаз от газеты, говорит отец, и Мария понимает, что Антонина Романовна уже позвонила ему прямо из школы. В голове Марии вста?т холодный фонтан и она чуть не падает в обморок.
- Сейчас, я только переоденусь, - тихо мямлит она и ид?т в свою комнату, уже плохо понимая, что она должна делать и где она находится. В комнате она ставит портфель на пол у письменного стола и садится на стул. На лице Марии выступает пот. В первое мгновение она подда?тся надежде, что, может быть, отец ничего ещ? и не знает, а просто решил проверить е? дневник. Он может не заметить вырванной страницы и вс? обойд?тся. Но Мария сразу убивает эту надежду, уж слишком холодно звучал голос отца, он даже не ответил на привет, сразу потребовал дневник, конечно, он уже вс? знает. Море безысходности заливает Марию, она затравленно оглядывается по сторонам, словно пытаясь отыскать в окружающих предметах хоть какой-нибудь выход, но понимает, что е? комната - это просто ловушка, в которую она попалась, и теперь ей конец. Сл?зы снова проступают на глазах, она всхлипывает и прижимает дрожащую руку согнутыми пальцами ко рту.
